…Мы сидели на банках с машинным маслом глубоко в чреве строящегося судна. Только здесь я по-настоящему осознал, как необходима судостроителю каска. Солнечный свет Сюда не проникал. Эффективного «дневного света», обычного для любого современного корабля, здесь еще не было. Вместо него кое-где горели лампочки-переноски. В полумраке угрожающе торчали стальные кронштейны, переборки, о которые можно было крепко удариться головой. Перехватив мой взгляд, Олег пояснил:

— Это вы с непривычки от железа шарахаетесь. Хороший корабел его в темноте чувствует; если и ударится, то очень редко. К тому же он находится на хорошо освещенном рабочем месте. Не бродит по судну, как это делаем мы.

Да, Олег, конечно, был прав — нам следовало быть вдвойне осторожными, ведь ни Тиме, ни мне раньше не приходилось бывать на строящемся судне.

Все же как много требуется от хорошего мастера помимо чисто профессиональных знаний. Кто бы мог подумать, что корабел должен, как кошка, видеть в темноте, уметь угадывать опасность. Но зато, если усвоил всю профессиональную премудрость, мы испытываем к нему не только уважение, но и нечто большее — доверие. И не только на производстве. Идем ли мы к зубному врачу удалять зуб или к портному шить костюм, невольно задумываемся, можно ли им доверять, справятся ли они со своим делом как следует. Многообразны житейские ситуации, которые заставляют задуматься — доверять или не доверять.

Помню, жила у нас в семье великолепная немецкая овчарка Азо. Как настоящая собака этой породы, она злобно рычала на чужих, зато со своими была существом исключительно ласковым и преданным. Мы все ее очень любили. Но случилось так, что пришлось ее отдать. Много к нам приходило людей, но особого доверия они не вызывали. Но вот пришла молодая девушка. Звали ее Лера, а жила она в далеком северном городе Апатиты.

И вот произошло чудо. Свирепая овчарка уже через несколько часов подружилась с ней. Мы глазам своим не верили. А все дело было в том, что Лера хорошо знала психологию собаки, знала, как подойти к ней, как вести себя. И очень скоро мы поняли, что Лера владеет искусством дрессировки, что она, несмотря на молодость, редкий мастер своего дела. И у нас появилось доверие к ней. Мы решили подарить девушке собаку — живое существо, к которому были очень привязаны. Я подумал, что это доверие к мастерству важно не только в жизни, но и на производстве, и спросил мнение Олега.

— Безусловно, — мастер говорил живо и явно взволнованно — видно, была задета какая-то звонкая струнка его души, — доверие для корабела много значит. Ведь доверяют человеку порядочному, на которого можно положиться. Значит, он завоевал свой авторитет честным трудом, не подвел товарищей. А если он их не подводил, как они могут себе позволить подвести его? Так рождается профессиональная солидарность. Не будь ее, кузнец проверял бы каждый слиток, полученный из литейного цеха, токарь — каждую заготовку, откованную на молоте, слесарь — детали, сделанные на токарном станке. Так и перепроверяли бы друг друга больше, чем работали. А взять моряка, которому плавать на этом самом судне, — Олег шлепнул ладонью по переплетению разноцветных труб, тянувшихся к двигателю, — что же, ему каждую такую трубу откручивать, разрезать, проверять, действительно по ней идет топливо или нет? Кстати, труб на судне великое множество. Есть даже профессия, представители которой только этим и занимаются…

На современном судне множество всевозможных труб, среди них есть тонкие — величиной со стержень шариковой ручки, а есть и весьма солидные.

Каждое утро капитан английского сухогруза «Элзэйш» Джон Стэмпер просыпается… в дымовой трубе своего судна. Бреется, открывает платяной шкаф, надевает морской китель и капитанскую фуражку с белым как снег верхом. Несмотря на то что она вместе со своим хозяином ночевала в трубе, нет на ней даже следов сажи. А под капитаном в той же трубе размещена радиорубка. Круглосуточно дежурят здесь радисты, принимают и отправляют радиограммы, прослушивают звучащие в эфире позывные и тоже не испытывают ни малейших неудобств.

Дело в том, что труба «Элзэйш» декоративная. Клубы дыма из машинного отделения не попадают сюда после запуска двигателей. Для выхлопных газов предусмотрены другие трубы, а это, так сказать, художественная вольность судостроителей. Их теплоходу вообще не нужны дымовые трубы. Но разве можно построить судно без труб? Конструкторы не решились лишать судно этого «обязательного» атрибута — видимо, опасались вызвать недовольство заказчика. Вот и построили фальшивую, пустотелую трубу, совершенно бесполезную для судна, а чтобы место и металл не пропадали зря, разместили в ней капитанскую каюту с довольно просторной прихожей и отделанной кафелем ванной, а под ней разместили радиорубку. Размеры традиционной судовой трубы были вполне достаточны, чтобы вместить в себя и то и другое.

Но есть на судах и другие трубы, куда более важные. Их множество: переплетаясь разноцветными дорожками, они бегут вдоль и поперек корпуса корабля. Ремонтируя судно или размещая в трюмах необычные — сверхгабаритные — грузы, моряки внимательно следят, чтобы не повредить трубопроводы. На нижней палубе фиолетовой змейкой тянется какая-то труба. Пройдя сквозь несколько отсеков, она поднимается на верхнюю палубу, подходит к крышке трюма и прячется внутри массивного механизма, прикрепленного к этой крышке. Надо сказать, что крышка корабельного трюма не чета всем прочим. Величиной она по крайней мере с волейбольную площадку, весит не одну тонну, и трудно себе представить, как команда открывает ее. А делается это чрезвычайно просто. На пульте управления механик поворачивает рычажок, по фиолетовой трубе к трюму устремляется под огромным давлением маслянистая жидкость, давит на поршень. Он в свою очередь приводит в движение толкатель, и гигантская крышка поднимается, обнажая проем глубокого трюма, в котором легко разместится несколько трамваев. Трубка, которая нас заинтересовала, имеет вполне определенное назначение. И окрашена в цвет тоже вполне определенный — фиолетовый, который дает знать ремонтникам и команде, что перед ними гидравлический трубопровод, в котором заключена жидкость под высоким давлением. Не просто непосвященному человеку разгадать назначение судовых трубопроводов. Вот, например, зеленый трубопровод, более толстый, чем предыдущий. Один из его концов подведен в район машинного отделения. Куда выходит второй?

Опускаемся в трюм, пройдя узким пустынным коридором, упираемся в плотно задраенную железную дверь. Что за ней? С некоторой неуверенностью открываем. Она плохо поддается, даже несмотря на то, что петли хорошо смазаны, между их частями отчетливо видны темные полоски машинного масла. Значит, ею редко пользуются. Почему? С трудом удается открыть дверь, и мы оказываемся в тесном отсеке. Массивная арматура, укрепленная на борту судна, надежно удерживает нашу зеленую трубу. Она ныряет в железные «объятья» этой арматуры, а выныривает… уже за бортом. Зеленый трубопровод служит для подкачки забортной воды. По нему она подается к агрегатам судна, которым грозит перегрев, отводит лишнее тепло. Не так уж сложно, не правда ли? Зеленый цвет — цвет морской волны, могли бы догадаться об этом самостоятельно.

Попытаемся еще раз. Выбираем массивную черную трубу. Что может быть заключено в ней? Внимательно осматриваем ее, сравниваем с другими: не помогут ли разгадать ее секрет какие-нибудь второстепенные, малозаметные детали? Но нет. Труба в местах соединений подогнана с такой же тщательностью, как и все остальные, ее поддерживают такие же надежные кронштейны — упоры. Слегка постукиваем по металлу гаечным ключом, хотя вообще-то делать этого не полагается. Звук глухой, но не глуше, чем в других трубах. Ничто не указывает нам на назначение трубы. Не спросить ли у кого-нибудь из команды, для чего она? Все же поищем разгадку сами. Красный цвет на судне говорит об опасности, о возможности взрыва и загорания. Черный — прямая противоположность. Вода и огонь — вот два антипода и извечных противника. Не вода ли здесь? Идем вдоль трубопровода, обращая при этом внимание на то, как красиво изгибается пучок труб, — не кое-как идут они вдоль борта, не кое-как поворачивают. Каждый раз все трубы разом делают красивый поворот, идут на одинаковом расстоянии друг от друга. Нигде этот интервал не нарушается, словно путь труб — беговая многорядная дорожка стадиона, где не принято вылезать в чужой ряд. Интересно, что и угол поворота труб не превышает какой-то одной, определенной величины. Если хорошо присмотреться, то можно заметить, что даже в тех случаях, когда какая-нибудь из труб, резко вильнув, уходит в соседнее помещение, кривизна отворота не заставляет ее «наскочить» на соседние трубы. Она упорно их обходит, и опять-таки на строго определенной дистанции. Еще характерный штрих — между изгибами все трубы обязательно имеют небольшую «прямую пробежку». Нигде она не меньше двух диаметров обычного скругления трубы. И еще — как только беговые дорожки разноцветных труб приближаются к препятствию — стенке или переборке, — соединения на них исчезают. Ровные, «чистенькие», без утолщений и наростов, проходят они сквозь стену. Случайно ли это?