В капле крови под микроскопом крупно и чётко, словно разноцветные пуговицы, разбросанные по белой скатерти, видны кровяные тельца — лейкоциты и эритроциты. Попробуй-ка увидеть их невооружённым глазом.
В организме больного человека живут болезнетворные микробы. Они плавают в крови, гнездятся в органах, выходят наружу с выделениями. Микробов можно выловить, собрать, осторожно размазать на стёклышке. И вот в круглом окошечке микроскопа перед вами возбудители туберкулёза, брюшного тифа, дизентерии — точно преступники, которых поймали с поличным и высадили на скамью подсудимых.
Можно даже увидеть вирусы — мельчайшие живые существа, невидимые в обычные микроскопы. Для них придуман особый микроскоп — правда, очень сложный.
Медицина перестала бы развиваться и топталась бы на месте, если бы на подмогу ей не пришла техника. С помощью техники, аппаратов, можно осуществить то, о чём раньше никто и мечтать не мог: записать электрические токи мозга, измерить давление крови внутри сердца, проследить путь лекарств по организму. Можно заглянуть внутрь органов — например, осмотреть изнутри желудок. И всё это совсем не больно: пациент даже не почувствует, как вы его исследуете.
Глава 13
ЗАЧЕМ ГЛАЗА И УШИ, ЕСЛИ ЕСТЬ АППАРАТЫ
Но тогда возникает другой вопрос, на него ответить, пожалуй, труднее.
Зачем глаз, когда есть аппарат?
Выражаясь фигурально, зачем бесплодно напрягать зрение, вглядываясь в даль, когда можно взять бинокль и посмотреть.
Зачем, в самом деле, врачу тратить время на долгие разговоры с больным, на утомительный осмотр, зачем старательно и долго выстукивать пальцами грудную клетку, а потом пытаться в ней что-то услышать, когда можно просто поставить человека перед рентгеновским аппаратом и сразу увидеть, что там у него не в порядке.
К чему выслушивать сердце? Сделал электрокардиограмму— и дело в шляпе: надёжный прибор скажет всё, что нужно.
Соблазнительно, правда? Ни забот, ни хлопот. И врачи становятся вроде как бы и не нужны: ведь лечиться можно по справочнику. Заглянул в справочник, там всё написано: при такой-то болезни принимать такие-то порошки.
А кроме того, врачи ведь бывают разные. Один скажет вам одно, другой — что-нибудь другое; один услышит, другой не услышит — можно и ошибиться. А машина не ошибается: на то она и машина.
Да и вообще согласитесь, что в наш век бурного развития техники врач с его примитивными приспособлениями, с какими-то старомодными трубками в ушах выглядит по меньшей мере странно. Не пора ли, в самом деле, заменить его электронной машиной?
Да, такие рассуждения опровергнуть не так-то просто. Пожалуй, лучше я расскажу вам одну историю. В этой истории я участвовал уже не как врач, а как больной.
Как-то раз я проснулся утром от сильной головной боли. За окошком лил дождь. Настроение было скверное. Измерил температуру, но она оказалась нормальной.
Всё же я чувствовал себя настолько разбитым, что пришлось позвонить на работу и предупредить, что я сегодня не приду. Кое-как одевшись, я побрёл в поликлинику.
Поликлиника от нас в двух шагах, но даже это расстояние показалось мне бесконечным. Свернув за угол, я оторопел. На месте знакомого кирпичного дома сверкающим пузырём блестело в потоках дождя диковинное сооружение из стекла и металла. Я толкнул прозрачную дверь. Сейчас же в вестибюле зажглась надпись:
ВНИМАНИЕ! СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ. МОЙТЕ РУКИ ПЕРЕД ЕДОЙ. ПЕЙТЕ РЫБИЙ ЖИР. КУРИТЬ — ЗДОРОВЬЮ ВРЕДИТЬ.
Пожав плечами, я отправился искать регистратуру, но никого не нашёл. В огромном вестибюле не было ни души. Немного спустя засветилась другая надпись:
ВНИМАНИЕ, ПРИЕМ НАЧАЛСЯ. ПОДАЙТЕ ЗАЯВКУ.
Прошла ещё минута, и страшный голос, очевидно не надеясь, что я, умею читать, прокаркал то же самое из громкоговорителя.
Тут только я заметил в углу столик, а на нём стопку чистых бланков. На цыпочках, стараясь не поскользнуться на зеркальном полу, я подкрался к столу и только протянул руку…
«ВАШЕ ИМЯ, ФАМИЛИЯ?» — грозно спросил голос.
Я скорей нацарапал на листочке фамилию.
«НА ЧТО ЖАЛУЕТЕСЬ?»
Теперь наконец мне стало ясно, куда я попал: очевидно, это была поликлиника, где вместо врачей работали аппараты. Я написал:
«На всё. Ужасно болит голова. Ломота во всём теле».
Подумал немного и добавил:
«Не могу работать».
Внезапно что-то зажужжало, и бумажка исчезла, точно её сдуло ветром. Заиграла бодрая музыка. Разошлись в стороны стеклянные двери. Под звуки весёлого марша я поплёлся по коридору, миновал длинный ряд застеклённых кабин, где за пультами приборов сидели озабоченные люди в синих спецовках. Никто не обратил на меня никакого внимания.
А в это время каркающий голос в вестибюле снова объявлял начало приёма: очевидно, там пришёл следующий ‘ пациент.
И вот я очутился в полутёмном зале: голубоватый сумрак, как пар, поднимался над тусклой гладью пола.
Вспыхнули жёлтые прожектора. Осветились нацеленные, точно жерла орудий, тубусы диагностических приборов, со всех сторон замигали разноцветные лампочки и ожили, задрожали экраны электронно-лучевых трубок.
Голос из репродуктора, похожий на голос мёртвого великана, командовал:
«ОТКРОЙ РОТ, ПОКАЖИ ЯЗЫК. ЗАКРОЙ. ДЫШИ. НЕ ДЫШИ».
Ошеломлённый, не смея противиться, я высовывал язык, дышал, не дышал, поворачивался, поднимал руки и подставлял то один, то другой бок невидимым и всевидящим лучам. Наконец, обливаясь потом, в полном изнеможении упал в кресло…
Минут через пятнадцать в вестибюль, где я ждал ответа, вышел техник и молча протянул мне листок.
Я взглянул и не поверил своим глазам.
Это был длинный список органов и исследований. Снова и снова я перечитывал его:
«Лёгкие. Прозрачны. Функционируют нормально.
Сердце. Нормальных размеров. Тоны ясные и ритмичные, шумов нет.
Желудок. Обычной формы и нормальных размеров.
Печень. Работает нормально. Нормальных размеров…»
И так далее в этом роде. Всё у меня было нормальных размеров, все органы функционировали прекрасно, и все анализы были в полном порядке. Вот только сам я был не в порядке, но, кажется, этим машинам не было до меня никакого дела.
Единственное нарушение, которое они обнаружили, был след от операции аппендицита, сделанной в детстве. Да ещё нашли у меня мозоль на левой ноге.