К Спирину, одетому в форму учащегося технического училища, подъехали трое. Офицер спросил насмешливо:

— Откуда, синьор? Имеете ли оружие?

— Иду с занятий драмкружка. В клубе «Свет и знания». А оружие не ношу — упаси боже шутить такими вещами в наше время.

— Пропустите студента, — приказал офицер.

Но на углу 33-й линии опять патруль. Николай возмутился:

— Нельзя же так, господа! Меня только что останавливали.

Видя, что он направляется от Софиевской вверх, — пропустили. Спирин шагал торопливо от дома, а мысль не отпускала: «Неужели у нас провал? Неужели?».

Перед рассветом добрался Николай к Селиванову, за Нахичевань. У Селиванова ночевал Василенко. Выслушав Спирина, хозяин и гость быстро собрались. Утрам на 6-й улице должно состояться заседание комитета. Если типография провалена — рисковать не стоит.

— Жди, Коля, нашего возвращения.

Спирин ждал долго. Не дождавшись, переоделся и пошел по явкам. Товарищи подтвердили: типография провалилась, в доме все арестованы. Малыши у соседей.

В пять часов вечера члены комитета встретились в Балабановской роще. Здесь Спирин услышал страшную весть — явка на 6-й улице тоже провалена: здесь арестованы Абросимов и Василенко, остальным товарищам — Анне, Шмидту, Селиванову — удалось скрыться.

Так что же это: случайный провал или провокация? Оставшимся на воле товарищам этот вопрос необходимо решить быстро. От него зависит будущее подполья, судьба его каждого участника.

Буртылев квартировал у доктора Попова, который горько шутил, что через его дом проходит водораздел всего мира — один его сын служил у белых, другой ушел с красными. Последние годы сильно подействовали на доктора: надменный эскулап стал довольно мирным, разговорчивым человеком, каким был на самом деле. И когда к Игнату из Ростова приезжала жена Анна Лаврентьевна с сыном Федей, встречал их приветливо, расспрашивал, как там дела в шумном купеческом Ростове. Но сегодня он встретил гостей рассеянно, торопливо:

— Что же это такое происходит! Что же это такое!

Выяснить, что так разволновало доктора, было невозможно: он ушел в себя, ни на кого не обращал внимания. Когда Анна подошла к радиостанции и вызвала Игната через дежурного, тот появился взволнованный и, передав из рук в руки маленький сверточек, сказал:

— Срочно уезжайте из города. Захвати у доктора мой маленький чемоданчик. Я, наверное, на квартиру не буду заходить — опасно. Оформляю отпуск на неделю по семейным обстоятельствам, завтра заеду домой, все расскажу.

Расстроенная и испуганная Анна подхватила сына, чемоданчик и направилась на вокзал. Поезда в ближайшем времени не предвиделось. Она боялась: вдруг недействителен почему-то ее пропуск как жены служивого? На вокзале Анна заметила мужчину, который определенно следил за ними. Пришлось уйти с вокзала. Пропетляв по улицам, Буртылева вернулась к привокзальной роще. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что посторонних нет, Анна развела небольшой костерок, делала вид, что печет картошку, а сама стала жечь бумаги из чемоданчика.

В Ростов они вернулись попутной телегой, в которой везли какие-то товары. Ночь Анна провела в беспокойстве: что-то случилось? Кто арестован? В середине дня появился Игнат.

— Где наши постояльцы?

— У нас прописана сейчас только Вера Смирнова, я ее уже давно не видела.

Под этим именем скрывалась Мария Малинская. Два дня назад Буртылев ее видел в Новочеркасске, отправлял с нею телеграммы.

— Что случилось, Игнат? — спросила обеспокоенно Анна.

— Со мной вроде все в порядке. Я получил официальный отпуск. Но в Новочеркасске плохо. Беляки что-то пронюхали: арестованы хлопцы и девчата из студенческой группы, кое-кто из железнодорожников, в основном, те, кто был связан со студентами. Говорят, что Чеботарев — наборщик — ходит с казаками по квартирам. Но меня он не знает!

— А если кто из арестованных не выдержит? — плача, спросила Анна.

— Если об этом думать — в подполье идти не надо!

— Так-то оно, и все же… Уезжай от греха подальше.

— Попробуем узнать обстановку в Ростове. Потом уж что-нибудь придумаем!

Но ни Игнат Буртылев, никто другой из подпольщиков в Ростове, Новочеркасске, Таганроге, еще не подозревали о размахе происшедшей трагедии.

Предыдущей ночью была разгромлена типография у Спириных: арестованы почти все, кто так или иначе был связан с нею. Утром, когда Николай Спирин ждал вестей от Селиванова и Василенко, первый из них явился на заседание военного штаба у Бондаренко, второй пошел на квартиру Богданова, к Абросимову. Агентам, уже две недели следившим за Абросимовым и Василенко, было приказано брать их срочно, продолжать следить за квартирами. Абросимов и Василенко были доставлены в «Мавританию».

Капитан Татаринов вежливо предложил им сесть.

— Извините, господа, — пришлось рано побеспокоить. Позавтракать вы явно не успели. Чаю нам дайте! — приказал он охраннику. — За завтраком и поговорим.

Пока несли чай, закуски, Василенко был близок к обмороку: «Знаем эти чаи! Пытки!..» Боль жестокой, беспощадной рукой сжала его сердце, пот — холодный и липкий — заливал все тело. Абросимов внешне выглядел спокойным, хотя понимал, что шансов на благополучный исход нет никаких.

— Начнем, пожалуй, — сказал Татаринов. — Итак, разговор без свидетелей и без записи. Разговор умных и деловых людей.

Он шумно отхлебнул горячий чай, захрустел сахаром.

— Мы о вас знаем все. Или, если уж совсем точно, почти все. Вы, Василий Иванович Абросимов, — один из руководителей подполья большевиков, главный в типографии. Вы подбирали работников, приобретали запчасти к машинам, шрифт, бумагу. Этого достаточно, чтобы вздернуть вас на первом же фонаре без суда и следствия. Но вы казак! Мы верим в разум казачества, в его преданность идеям русского единства и порядка… Вы, Емельян Сергеевич Василенко, тоже в руководстве. Поздновато, но все же мы узнали, что вы были близки с Мурлычевым. И путь для вас один — мурлычевский. Если, конечно, не послушаетесь моего совета… Да вы ешьте!.. Времени мало, но подумать нужно. Вас в тюрьму пока не отправлю, побудете здесь, подумаете. Через часок вызову…

Абросимов и Василенко, выходя из кабинета Татаринова, встретились с Бордовсковым. Виктор кивнул в сторону Емельяна:

— Этот, что ли, с Мурлычевым путался? — он ухмыльнулся издевательски. — Придет времечко — свидимся. И другую руку выверну, и ноги выкручу. Правдоискатели!

Василенко не помнил, как он дошел до камеры, боязнь боли затмила разум: он был согласен на все. Абросимов тихонько матерился, сознавая, что выбраться отсюда ему не светит, если… Он трезво взвешивал все: чтобы остаться живым, нужно согласиться на… Главные слова даже про себя он не произносил. «А что?! — искал он для себя оправдание. — Их бы сюда! Деятели! Посмотрел бы, как они молчали бы!»

А в кабинете Татаринова в это время Бордовсков рассказывал о своей встрече с Пачулия. Донской контрразведкой в Новочеркасске и Таганроге нащупаны крупные организации, арестованы члены руководящих комитетов — Наливайко, Ларин в Таганроге, Васечко, Березкина в Новочеркасске. Взяты многие подпольщики, видимо, рядовые участники. Отделением контрразведки Добровольческой армии в Новочеркасске «разработан» Баев, который теперь называет фамилии, адреса. Дал он и явку в Ростове — Воронцовская, 74, Борко. Направленные по этому адресу стражники арестовали двух — Этель Борко, дочку хозяйки, и девушку с документами на имя Веры Смирновой. Косвенные данные говорят, что это одна из Марий — у большевиков их несколько, эта Мария была связана с Новочеркасском. Девушки сразу же были доставлены в «Мавританию», но сегодня утром Смирнова бежала.

— Как бежала?

— Ушла — и все. Я арестовал часовых. Веду дознание. Хорошо, что успели записать паспорт, — прописана она в Новом поселении, у Буртылевых. Туда послал я наряд.