Антон было заикнулся:
- Две лицензии и две косули. Как же можно?
- Кто видел? – возразил ему дядя Коля. – Лицензии – вот они! А косуль нет, и не было.
Тактика охоты была изменена: четыре человека поочередно стояли на номерах, а четыре – исполняли роль загонщиков. Довольный охотой, Антон, притаившись, стоял на номере за деревом и ждал на удачу вспугнутого зверя. Перед ним был пригорок, который правее спускался в небольшую ложбину. Загонщики старались вовсю: орали, трубили в стволы ружей, стучали палками по стволам деревьев.
- Ничего нет…, номер пустой, - подумал Антон. – Хм, а это что? На кромке видимого горизонта лесной ложбины неподвижно торчат вроде как рога…. Вдруг они зашевелились и, убыстряя бег, на прямой линии видимости показалась голова, шея, туловище, а затем во всей красе и сам огромный лось. Восхищаясь мощью зверя, Антон любовался этим чудом природы, шествующим в десятке шагов от него. Человек, опуская ружьё, пошевелился и лось, почуяв его, прижал уши и, удаляясь, ускорил бег.
- Хорошо, что нет пули. Сдуру стрельнул бы, и нет зверя. «Махина» килограммов 600-700 будет. Пусть живёт. Буду молчать. О встрече с лосем расскажу только Петру, - решил Антон.
К концу охоты добыли ещё две косули – всего четыре трофея: одна косуля на два человека. С приездом домой компания отправилась праздновать и отмечать удачную охоту. Антону с Петром выделили «на морского» одного из добытых зверей и они, довольные, высадились из машины у самого дома свояка.
Что быстро и незаметно проходит, так это активный отпуск. Семья Липовецкого посетила всю свою родню. Они попрощались с живыми и, поклонившись мёртвым родичам, похороненным на местном кладбище, убыли в городок Палдиски. Сюда, уже с Севера, прибыл личный состав, и экипаж в полном составе приступил к занятиям предпоходовой подготовки.
Здесь, практически, ничего не изменилось, если не считать, что построили два дома семейных общежитий улучшенного типа. Отдельные комнаты и минимум удобств получили все семейные пары по их желанию. В остальном – никаких перемен.
То же настороженное недоброжелательное отношение эстонцев к русским. Даже местный сумасшедший по-прежнему, но уже с каким-то вызовом кричал:
- Опоздал! Опоздал!
Складывалось впечатление, что во всех его опозданиях виноваты, именно прибывшие на электричке, русские. Он уже не жаловался, а обличал:
- Опоздал!!?
- Тьфу ты, чёртова кочерга, не летаешь, только под ногами путаешься! Отдохнуть экипажу два-три месяца неплохо, - Антон окончательно убедился, что денежки, которые пошли на строительство этого центра, закопаны безвозвратно в «стране дураков». Учебный центр, без толку построенный и, организованный при общей системе неудовлетворительной управляемости РПК СН, ни уму, ни сердцу ничего не давал. Правда, время становления, вновь назначенных командиров боевых частей и, прибывших из училищ, молодых лейтенантов, учёба в Палдиски несколько смягчала и растягивала. Она давала им возможность осмотреться и освоится без особого риска фатальной ошибки, в случае если бы они учились и обслуживали технику непосредственно на корабле.
На Северном флоте корабль их уже ждал. Правда, – не свой. Своя родная «Ладушка», вытолкнутая свадебным генералом под именем «цикл», где-то «танцевала» в чужих руках на боевой службе. Если уж говорить о любви моряков к своему кораблю и провести параллель своеобразных «браков» между людьми и экипажами, содержащими корабли, то в выводах можно наблюдать идентичные аналогии. Конкретный корабль может любить только единственный, свой экипаж – это брак по любви. Второй экипаж, если он существует, так же свой, но второй – это то ли второй муж, то ли любовник. Это уже «брак» по расчёту. Ну, а чужой экипаж – это цикличное изнасилование. А изнасилование – оно всегда противозаконно и должно быть наказуемо. Правда, у флотских Главкомов этого не произошло. Ведь умные, дураков там не держат, но настолько заполитизированные, что возле себя не заметили дураков горе-реформаторов.
То, что «что-то нужно делать» видели все и снизу, и сверху. Нужно было в корне менять всю организацию управления и построения не только систем РПК СН, но и Флота в целом.
Командиры РПК СН по всем уставам действующие самостоятельно, когда цена их решения равнялась стратегическому успеху или проигрышу в войне, не должны быть бесправными мальчиками для битья. Одни «реформаторы» делали из них штурманов, другие – ракетчиков, третьи – статистов, управляющих соцсоревнованиями, и каждый из них что-нибудь отбирал или ущемлял и так вконец ободранную и, ставшую непопулярной, фигуру командира корабля. Никто ничего не делал, чтобы эта фигура имела вес, авторитет и возможность стать ключевой основой высокой эффективности существования всего флота.
Есть пословица: «Когда собаке нечего делать, так она лижет задницу!». Особенно моряки-старейшины должны помнить, что в своё время морской кортик был неотъемлемой принадлежностью формы одежды флотских офицеров. Кортик и моряк – это было одно целостное понятие. Маршал Жуков Г.К, признанный победоносный сухопутный полководец, но полководец войны и ни в коем случае не флотоводец. Будучи Министром Обороны СССР, эту традицию, корнями уходящую в сущность морской службы, он решил позаимствовать. Не отобрать, - а позаимствовать. По его приказу всему сухопутному корпусу офицерского состава начали вручать кортики – не сабли, палаши, кинжалы, а именно кортики. Сами понимаете, что кортик при желании можно было навесить и на свинью, но она от этого верблюдом не станет….
Моряки после этого надругательства носить кортик перестали – стеснялись и краснели за унижение Флота и его вековых традиций. Что-то подобное произошло по инициативе уже начальника Флотского. Все командиры подводных лодок вполне заслуженно носили отличительный знак – серебряную подводную лодочку. Этот знак начали выдавать и тем офицерам, которые командирами никогда не были и, естественно, подводными лодками никогда не командовали.
- В семье не без урода! – терпели это неподобство настоящие командиры и в знак уважительного отношения к своей героической профессии носили «лодочку», даже уже уйдя из плавсостава. Но в одно прекрасное время Главком ВМФ испускает цидулку: «лодочку» имеют право носить только те, кто непосредственно служит на действующих кораблях. Вот тебе и разум, вот тебе и уважение, вот тебе и традиции.
Корабль класса РПК СН - это всегда нескончаемые заботы, которые повседневно огромным бременем ответственности ложились на плечи командира сразу же после его приёмки и вступление в командование. Тем более, когда корабль чужой и на нём предстоит идти на боевую службу.
- Товарищ командир, на принимаемом нами корабле истекают сроки хранения в шахтах по головным частям у пяти ракет, - доложил командир БЧ-2
- Я знаю, формуляры уже посмотрел, - ответил Антон. - Заход в губу Окольную для их перегрузки будем планировать одновремённо с контрольным выходом в море. Готовьтесь.
- С Липовецким в море пойду я, - заявил Фролёв на планёрке в штабе дивизии.
- «Ехать, так ехать!»- сказал попугай, когда его кот Васька тащил из клетки. – Мне так что, - подумал Липовецкий, - лишь бы «Васька» был трезвым.
- Товарищ комдив, врача на выход в море у меня пока нет. И взять негде. Мой корабельный врач ещё не вернулся из госпиталя, в котором проходил хирургическую практику. «Че-де?» - что делать? – хотел выяснить командир.
- Пойдёт флагманский врач. Засиделся он на берегу. Анатолий, собирайся! – дал ему указание комдив.
- Вот так дела! – подумал Антон. – Флагманский врач – это бывший корабельный врач на РПК СН в бытность командования Фролёва. Два сапога – пара! Попивали они спирт оба частенько…. Зачем мне такое «счастье»?
В море контрольный выход корабля проходил, как обычно: план выполнялся, комдив ни во что не вмешивался. Он пил спирт и от безделья пытался привлечь в собеседники Антона, рассказывая ему, как он бьёт баклуши в экологическом комитете Верховного Совета СССР.