Сердце у принцессы дрогнуло, и она сказала себе: «Что ж я за создание, если цветы вянут, когда я касаюсь их, а лошадка сметает меня хвостом? Как я, наверное, зла, дурна и груба! Эта прелестная девочка дарит цветам жизнь, а я её только что ненавидела! Да, я очень плохая, и буду плохой, и терпеть себя не могу, но не могу от себя избавиться».

Тут она услышала стук копыт и увидела лошадку. На ней, между крыльями, сидела девочка. Они неслись к тому месту, где лежала Розамунда.

«Ну и пусть, — подумала она. — Если хотят, пускай растопчут. Я очень от себя устала. Как вытерпеть созданье, которое губит цветы?»

Лошадка приближалась, но вдруг распростёрла свои живые паруса, поднялась вверх и мягко, словно птица, пролетела над принцессой. Когда она приземлилась в нескольких футах от неё, маленькая всадница спрыгнула и опустилась рядом с ней на колени.

— Она тебя ударила? — спросила девочка. — Прости её, пожалуйста!

— Ударила, — отвечала Розамунда, — но я это заслужила, я мучила её, докучала ей.

— Какая ты милая! — вскричала девочка. — Как я рада, что ты так говоришь о моей Пегги! Она добрая лошадка, но часто играет. Хочешь на ней поездить?

— Душенька! — зарыдала принцесса. — Я тебя так люблю! Как тебе удалось стать хорошей?

— Так хочешь поездить? — снова спросила девочка, и глаза её засияли небесным светом.

— Нет, нет, я не сумею. Я неуклюжая, ей будет больно, — сказала Розамунда.

— А тебе не обидно, что у меня такая лошадка? — спросила девочка.

— Обидно? — чуть не рассердилась принцесса, но вспомнила недавние мысли и молча потупилась.

— Значит, не обидно?

— Я рада, что есть такая девочка и у неё такая лошадка, — ответила Розамунда, не поднимая глаз. — Только… только я бы хотела, чтобы цветы не гибли от моих прикосновений. Когда я увидела, что ты даёшь им жизнь, я рассердилась, а теперь хочу одного — чтобы они не умирали по моей вине.

Говоря так, она гладила девочкины ножки, полуспрятанные мхом, а потом прижалась к ним щекой и поцеловала их.

— Принцесса, — сказала девочка, — они не всегда будут умирать. Попробуй сейчас, только не рви их. Цветы нельзя рвать, если их не даришь. Потрогай очень нежно…

Рядом вырос серебристый цветок, вроде подснежника. Розамунда робко протянула руку и тронула его. Он задрожал, но не погиб.

— Потрогай ещё, — сказала девочка.

На этот раз он стал чуть ярче и, кажется, больше.

— Ещё…

Теперь он раскрылся и стал расти, пока не уподобился нарциссу, только не белому, а палевому. Цвет его сгущался и превратился наконец в червонно-золотой. Розамунда смотрела на него, не смея двинуться; когда же преображение завершилось, вскочила, сцепив руки и молча глядя на девочку.

— Разве ты не видела меня? — спросила та, и принцесса отвечала:

— Нет. Я в жизни своей не видела такой красоты.

— Посмотри получше.

Пока Розамунда смотрела, она росла, словно цветок, быстро минуя возраст за возрастом, и наконец стала прекрасной женщиной, не молодой, не старой, а вечно юной.

Розамунда двинуться не могла от восторга, но тут подумала, растёт ли лошадка, и огляделась вокруг; однако не увидела ни лошадки, ни цветов, ни птиц, ни леса, только домик Мудрой Женщины.

— Иди к своему отцу, — сказала прекрасная дама.

— А где она, где хозяйка? — спросила Розамунда.

— Здесь.

И, подняв глаза, принцесса увидела её.

— Значит, это вы! — вскричала она, падая на колени и пряча лицо в складках плаща.

— Я, как обычно, — улыбнулась Мудрая Женщина.

— И всё время были вы?

— Да, всё время.

— Какая же вы на самом деле, та или эта?

— Или тысяча других? — подхватила Мудрая Женщина. — Та, которую ты сейчас видела, больше всего похожа на ту, какую ты сейчас можешь видеть. Раньше бы это тебе не удалось. Дорогая моя, — она обняла принцессу, — не думай, что ты всегда способна меня узнать. Многое ещё должно в тебе измениться. Однако, раз уж ты видела меня, ты будешь меня искать. Если я нужна тебе, это значит, что ты нужна мне. Много комнат в моём доме предстоит тебе пройти, а когда ты пройдешь их, ты сможешь давать жизнь цветам, как та девочка.

Принцесса вздохнула.

— Неужели ты думаешь, — продолжала Мудрая Женщина, — что видела лишь призраки? Ты не знаешь, ты не представляешь, насколько они правдивы. Ну что ж, тебе пора идти.

Она снова вывела Розамунду в зал, а там показала ей картину, на которой был изображён королевский дворец с бронзовыми воротами.

— Вот твой дом, — сказала она. — Иди домой.

Принцесса поняла, покраснела и сказала Мудрой Женщине:

— Простите ли вы всё плохое, что я сделала?

— Если бы я тебя не простила, я бы тебя и не наказывала, — отвечала та. — Если бы я тебя не любила, разве я тебя унесла бы?

— Как вы могли любить такое жалкое, гадкое, грубое, капризное создание?

— Я видела, какой ты станешь. Но помни, ты только начала становиться той, кого я вижу.

— Попробую запомнить, — сказала принцесса, держась за полу её плаща и глядя ей в лицо.

— Тогда иди, — сказала Мудрая Женщина. Розамунда быстро повернулась, побежала к картине, переступила через раму, оглянулась — и увидела сзади прекрасный дворец, белеющий в светло-золотом свете летнего утра, а поглядев вперёд, узнала очертания родного города на рассветном небе.

Она кинулась туда и бежала дольше, чем думала, но солнце ещё не поднялось, и впереди лежал целый летний день.

Солдатам легко удалось найти родителей Агнес, и они спросили, знают ли те что-нибудь о принцессе. Конечно, пришлось её описать, и честные супруги сказали им всю правду. Они объяснили, что, утратив дочь и найдя другую девочку, решили взять её к себе и обходиться с ней, как с родной. Да, она называла себя принцессой, но они ей не верили, а если бы и поверили, поступили бы точно так же, ведь они бедны и не могут кормить бездельников. Они старались воспитывать её, как умели, и не расставались с ней, пока она вконец не извела их своим дурным нравом. Что до указа, к ним, в горы, почти не доходят новости, а если бы дошли, ни один из них не мог бы надолго покинуть ни овец, ни хижину.

— Ничего, — сказал начальник, — овцы за хижиной присмотрят.

И приказал солдатам связать по рукам и ногам родителей Агнес.

Не внемля их мольбам, солдаты повиновались, положили их в повозку и повезли во дворец, оставив дверь открытой, картошку — на огне, овец — на склоне, а собак — в недоумении.

Как только они ушли, Мудрая Женщина зашла в домик, сняла картошку, загасила очаг, заперла дверь и положила ключ в карман. Всё это время за нею ходил Принц; и вскоре после того, как они отошли от домика, с ним подралась собака, занимавшая теперь его место, существо добродушное, но глупое. Однако он быстро показал ей, кто хозяин, и все собаки под его началом собрали овец так, чтобы на тех не напали лисы или волки. Оставив стадо на Принца, Мудрая Женщина пошла на соседнюю ферму, чтобы договориться о еде для собак.

Когда солдаты добрались до дворца, им велели немедленно привести пленников в тронный зал, и они притащили их, совсем беспомощных, к подножию помоста, на котором стояли троны. Королева приказала развязать их, а потом уже им самим приказала встать перед ней. Они повиновались с достоинством оскорблённой невинности, что обидело глупых родителей Розамунды.

Тем временем принцесса к концу дня добралась до дворца и подошла к стражнику.

— Прохода нет, — сказал он.

— Пустите меня, пожалуйста, — кротко попросила она.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся стражник, поскольку был туп и судил людей по одежде, даже не взглянув им в лицо. Принцесса была в лохмотьях, слова её звучали странно, и он счёл, что очень умно посмеяться над ней.

— Я принцесса, — сказала Розамунда.