— Чего долго канителиться? — хрипит Левша, делает большой глоток из бутылки и хочет встать. — Пойду, покончу с этим делом…

— Сиди, глупая башка! Успеешь завтра выпустить им кишки. Надо сперва как следует допросить их. Завтра они у меня заговорят!

— «Завтра»! — не унимается Левша. — На завтра других дел хватит. Не нравится мне эта история!

— «Не нравится»! — передразнивает Левшу Старик. — Мало ли что тебе не нравится… Пей, Хусс, не дуйся… Тут нужны крепкие нервы. Я не спорю — сидим все время, как на мине с заказным взрывателем, и не знаем, когда она взорвется. Но взлететь на воздух мы не должны и… не хотим! Эти мальчишки сами по себе — ерунда! Все дело в том, что с каждым днем наше положение становится опаснее. И в одном Хусс прав: не стоит надеяться, что наши шефы так уж дорожат нашими головами. Но мы и сами знаем себе цену! Слишком долго мы засиделись в одной норе, господа, это не разумно! Вот примем этих типов и тогда… подадимся отсюда!

— Куда? — спрашивает Хусс недоверчиво.

— Место уже более-менее присмотрено. — Старик понижает голос почти до шепота.

— Мне удалось завербовать одного человека, — объясняет Старик. — Он запустил руку в государственную кассу и засыпался. Я покрыл недостачу, взял с него расписку. Он у меня в руках.

Словно выстрел — треск ветки. Старик прижимает обоих своих сообщников, которые хотели вскочить, и молча, жестами велит им действовать бесшумно. Все трое оглядываются. Вокруг непроницаемая темнота и могильная тишина. Старик взмахивает рукой. Левша и Хусс умело и осторожно ползут в разные стороны. На лбу у Старика появляются крохотные капельки пота. Он выхватывает из заднего кармана штанов пистолет и напряженно прислушивается. Отползает от костра, прижимается к стенке окопа и, держа пистолет наготове, бдительно глядит вверх и громко продолжает сам с собой прерванный разговор:

— Вот так, ребята… покрыл я его недостачу… Друга всегда надо выручать… как и полагается…

Тонкая, как волос, полоска света в двери становится все бледнее. Еще лишь несколько секунд сохраняется, скорее угадываемый, чем различимый глазом, отсвет и… гаснет…

В блиндаж не доносится ни звука. Тишина такая, что, кажется, слышен стук сердца в груди. Да время от времени нарушает тишину шорох осыпающихся с потолка комочков земли.

Связанные ноги мальчиков болят, связанные за спиной запястья начинают набухать и вызывают адские мучения. Сырость скользкого земляного пола проникает сквозь одежду. За пазухой у Хиллара щекотно барахтается шустрая букашка. Лоб Пеэтера жалит комар. Безнаказанно бесчинствует целую вечность и улетает.

Мальчики уже давно молчат. Да и о чем разговаривать? Жаловаться стыдно, радоваться нечему. Уже обсуждены всевозможные варианты побега, но у всех один недостаток — они почти неосуществимы.

— Если бы этот бородатый бандит не отнял хотя бы ножи! — бормочет Пеэтер. — Мы бы разрезали веревки…

— Руки у нас связаны… «Если бы да кабы» в беде мало помогают, — напоминает ему Хиллар.

— Ребята придут нас искать, помяни мое слово! — убежденно говорит Пеэтер. — Я уверен, Ааду не будет сидеть сложа руки.

— Придут, и их также поймают, — беспокоится Хиллар.

— Ну!.. — протяжно произносит Пеэтер. — Если бы мы не стали так глупо дергать эту проклятую антенну, были бы сейчас на свободе. Уже завтра сообщили бы куда следует…

— Бы, Пеэтер, бы!.. Но пока что мы, как та птичка из сказки, что прилипла к просмоленной крыше…

— Что эти гады смогут с нами сделать? — рассуждает Пеэтер. — Подержат в плену, но в конце-то концов должны будут отпустить. А, Хиллар?

Хиллар не отвечает.

— Ну да, от них всего можно ожидать, — грустно заканчивает Пеэтер свои размышления.

И снова воцаряется тишина.

— Надеяться на других — хорошее дело, но прежде всего мы должны сами что-то придумать, — говорит Хиллар после долгого молчания. — Давай-ка пошевелим мозгами, Пеэтер.

— Если бы у нас…

— Нет, Пеэтер, будем рассчитывать на то, что у нас есть.

Кто-то начинает возиться у входа. Тяжелый дощатый люк со стуком откидывается. Сквозь проем виднеется теплый красноватый отсвет. Мгновение спустя пленников ослепляет яркий луч света.

— Это тебе за вранье, щенок! — раздается над головой Хиллара хриплый голос Левши. Хиллар инстинктивно закрывает глаза в ожидании удара. Снаружи слышен запрещающий голос Старика. Левша неохотно отступает. И через минуту он уже тащит в бункер связанного по рукам и ногам Ааду. Сальме вталкивают вслед за ним. С глухим грохотом захлопывается люк, и с потолка бункера дождем сыплется земля. Слышно, как люк подпирают шестом.

Сумрачный подлесок кончается. Впереди окутанная туманом равнина, на которой привидениями высятся силуэты редких березок. За ними, то усиливаясь, то слабея, красноватый отблеск огня. А вокруг распростерлась густая темнота молчаливо-глубокой ночи конца лета.

Урмас до боли в пальцах сжимает предплечье спутника. На лицах испуганно-изумленное выражение. Мальчишки секунду глядят друг на друга и снова обращают взоры к зареву загадочного костра.

— Дело ясное — это костер других звеньев. Вот увидишь — весь наш лагерь собрался на острове! — шепчет Яан.

— Но… почему же они не позвали нас? — недоумевает Урмас.

— Балда! — усмехается Яан и сует руки в карманы. — Они, известное дело, ищут нас сейчас в штабе. Вот так шутка! Но мы с тобой, Урмас, сами разыграем их!

— А что ты сделаешь?

— А это узнаешь, когда придет время, — говорит Яан, совсем как Хиллар.

Беззвучно крадутся мальчики среди берез. Яан вновь энергичен. Его энергия заражает Урмаса. И разве же он какой-нибудь недотепа! Пусть попробует кто-нибудь пройти через лес в такой темноте, да еще на таком таинственном острове. Или взять хотя бы зарево впереди: кое у кого задрожали бы коленки… Эти рассуждения вызывают улыбку на лице Урмаса — выражение приятной взволнованности, уважения к самому себе.

Яан предостерегающе поднимает руку. Урмас останавливается на половине шага. Оба напрягают слух.

— Звено, тихо! Замаскироваться! — шепчет Яан и ложится на мокрую от росы овсяницу. Урмас следует его примеру. — Звено, ползком вперед! Огонь из виду не упускать!

Штаны на коленях и рукава быстро намокают. Несмотря на это, мальчики тихо, по-мышиному продвигаются вперед, не отводя взгляда от зарева костра. Оно становится ярче.

И тут… На фоне отсвета костра поднимается, словно из-под земли, дьявольский силуэт с растопыренными руками. Поднимается, замирает на секунду и затем как коршун бросается на землю. Тишину разрывает звонкий вскрик. И не успело еще заглохнуть в лесу пугающее эхо, первый силуэт поднимается. Неподалеку от него поднимается на колени еще одна маленькая детская фигура. Но тут возникает вторая колдовская фигура и бросается на детскую. Раздается новый короткий крик. На несколько секунд все смолкает. Можно различить четыре барахтающиеся человеческие фигуры. Короткая борьба заканчивается победой больших фигур. Побежденных держат за руки и зажимают им рты, победители на миг застывают на месте, прислушиваются, и затем внезапно всех четверых проглатывает ночь.

На лбу у мальчиков выступает испарина. От страха Урмас клацает зубами. Он хочет что-то сказать, но страх сковал его и лишил голоса.

— Они… Это были наши, которых поймали, — шепчет Яан. — На острове живут бандиты!

Ребята потрясены случившимся.

— Урмас… Мы не можем их так оставить… Мы должны их вызволить! — шепчет Яан.

Посоветовавшись, они медленно и осторожно ползут к костру. Зарево становится светлее и начинает освещать все вокруг. До слуха ребят долетает приглушенный разговор. Подбираться ближе опасно. Ребята словно срослись с землей и молча терпят уколы бесчисленных комаров.

С колотящимися сердцами следят мальчишки, как их товарищей тащат в бункер неподалеку от костра. Мальчикам кажется, что проходят долгие часы. Наконец трое мужчин уходят от бункера и снова исчезают в темноте. Яан не сдерживается и охает. Немного успокоившись, он выдыхает на ухо товарищу: