Крепи не было. Не было и следующей, которая должна была находиться над первой.

Сначала я подумал, что это другое место, нс то, мимо которого я проходил раньше. Но ведь наверху был виден свет, а внизу плескалось море. Кроме того, состав пород был тот же самый. Могло, правда, случиться и так, что я оказался в той же самой формации, только выше или ниже. Но ведь не может же быть второго, точно такого же уступа, ведущего к узкому входу в гранитную толщу? Я вернулся в галерею, чтобы посмотреть еще раз. Обвал бы тот же самый, сомнения не было. Вернувшись к выходу, я встал на колени и, светя фонариком, осмотрел то место, где, по моим расчетам, должна была находиться крепь.

Крепи на месте не было. Вместо нее была неровная дыра. Ее просто раскачали, а потом выдернули.

Именно в этот момент мой фонарик начал мигать. Света он почти не давал, и я его выключил. Здесь, слава Богу, темнота была не совсем черной. Подняв глаза, можно было увидеть луну. Пусть она была далеко, все-таки, когда я видел этот крошечный серпик, на душе становилось легче.

Я достал спичку, чиркнул и, высунувшись наружу, осветил то, что осталось от настила. В неверном свете было ясно видно, что второй крепи тоже нет, отсутствует и третья. Они ведь были на месте, когда я перебирался вслед за Менэком через эту выработку. А теперь их не было, их вырвали, вытащили – словом, уничтожили. Это могло означать только одно: Менэк знал, что я иду следом за ним. Он поджидал меня после каждого поворота. И он нарочно завел меня в эту старую часть шахты. А потом вернулся и снова перешел через яму, выдергивая за собой крепи. Боже мой, какое чудовище! Это настоящее убийство, хотя со стороны никто этого не скажет. Тем не менее это было так. Мне вспомнилось то, как я подумал: человек, который мог хладнокровно сбросить собаку в старую шахту, способен на все.

Я сел на самый край обрыва, свесив ноги вниз, и стал думать, что же делать дальше. Я был совершенно спокоен. Теперь я знал дорогу, знал, как пройти отсюда к насосу и к главному стволу. Все, что требовалось, – это перебраться через проклятую пещеру, через этот мертвый промежуток в двадцать футов. Задача вполне понятная. Я больше не боялся. Бояться было нечего. Все было предельно ясно. Мне уже не нужно было ломать голову над таинственным и неизвестным. Передо мной стояла реальная задача. Менэк хотел меня убрать и разработал дьявольский план, согласно которому я должен был погибнуть. Между мной и спасением стоял всего-навсего двадцати футовый промежуток голой крутой скалы. Его разум против моего.

Немного отдохнув, я решил сделать единственную вещь, которая представлялась мне возможной. Я засветил фонарик, нашел скобу для руки и опору для ноги и вылез из галереи на скалу, держа фонарик в зубах. Скала была не совсем отвесная, градусов восемьдесят, и, прижимаясь к мокрому камню, мне удавалось удерживаться, цепляясь за скалу руками и ногами. Беда была в том, что камень был покрыт какой-то слизью и ноги и руки скользили. Внизу, подо мной, плескалось море, словно облизываясь в предвкушении момента, когда я сорвусь вниз.

Я медленно передвигался по скале от скобы к скобе. Иногда удавалось опереться ногой, засунув носок ботинка в трещину, иногда – поставить -ногу на выступающий камень, но иногда они просто болтались. Добравшись до пятой скобы, я не мог найти опоры для ног и просто висел на руках, пытаясь найти следующую скобу с помощью слабого мерцания фонарика, однако все было тщетно. Ногами тоже ничего не удавалось нащупать, всюду была гладкая скала. Вися на одной руке, я попытался что-то найти левой, однако ни скобы для руки, ни опоры для ноги не было, и мне пришлось вернуться назад.

К тому времени как я снова очутился в галерее, руки у меня дрожали от перенесенного напряжения. Я сел, прислонившись к каменной стене. Через некоторое время попробую еще раз, а пока у меня нет никаких сил. Мне казалось, что я брожу по переходам этой старой шахты целую жизнь, а было всего половина двенадцатого.

Я пытался отдохнуть и расслабиться, но это было нелегко, так как одежда моя промокла и я чувствовал себя неуютно, хотя и не мерз, поскольку воздух был довольно теплым. Просто я безумно устал, и было неприятно, что я такой грязный. Черт бы побрал этого проклятого старика! Почему он хочет меня убить? Чего он опасается?

У меня стали затекать руки и ноги. Мокрая одежда липла к телу. Меня начало трясти, не от холода, просто оттого, что я промок. Я поднялся на ноги. Как же мне все-таки перебраться на другую сторону? Сделав еще одну попытку, я поскользнулся, нога у меня сорвалась с опоры, и мне пришлось висеть на одной руке, пока не удалось нашупать трещину, на которую можно было опереться.

Последняя попытка убедила меня в том, что этот способ невозможен. Нужно было искать обходной путь.Но фонарик к тому времени почти совсем сдал. Что-нибудь различить можно было, только поднеся его к нужному месту на два-три дюйма. Двигаясь ощупью, я нашел дорогу к обвалу и к наклонному уступу, поднялся по нему, заполз в тоннель и сразу же повернул налево. Ощупывая руками стены с обеих сторон, прошел еще несколько шагов и снова свернул влево. Здесь тоннель резко пошел вниз, и через минуту земля ушла у меня из-под ног. Я рискнул зажечь еще одну драгоценную спичку. Здесь оказался почти Отвесный спуск на расстоянии пятнадцати метров, а потом галерея выравнивалась. Я с трудом преодолел этот спуск и продолжал идти дальше. Дойдя до развилки, повернул налево и через несколько ярдов оказался перед завалом. Пришлось вернуться назад и пойти по правому тоннелю, но и он кончился тем же. Осмотревшись при помощи еще одной драгоценной спички, я убедился, что эта галерея непроходима.

Я вернулся назад, карабкаясь наверх в полной темноте. Испробовал еще одну галерею, потом еще одну. Одна привела меня к открытой шахте, другая уткнулась в глухую стену. У меня оставалось всего пять спичек, и я безумно испугался, что не найду теперь дороги к пещере. Там, по крайней мере, оставалась хоть тень надежды. Сначала я свернул не туда, куда надо. Попытался снова, обливаясь потом от страха. На этот раз вышел по узкому тоннелю к мягким породам и обвалу, а оттуда – к пещере, где высоко-высоко вверху виднелась точечка света.

Там я посидел, дрожа и прислушиваясь к шуму воды. Возможно, при дневном свете удастся что-нибудь разглядеть. Если же нет… Думать об этом было невыносимо. Никто ведь не знает, что я здесь. Значит, здесь и останусь, пока не сгнию.

И вдруг я вскочил на ноги. Мне показалось, что я слышу голос, слабый и отдаленный. Вот опять. Протяжный зов, повторенный эхом. Я, должно быть, схожу с ума. Голос был похож на женский. Я прислушался, но зов не повторился, и я снова сел на землю. Когда вокруг журчит и капает вода, можно себе вообразить Все, что угодно. Я припомнил все страшные истории, которые рассказывали шахтеры-оловянщики в лачуге моего отца в Скалистых горах, рассказы о гоблинах, обитающих в горах, о горных духах, о внезапных вспышках света. «Где только покажется оловянная жила; так и жди, что услышишь разные диковинные звуки», – говаривал один старик шахтер. Но вот о женских голосах как-то не рассказывали.

И вдруг я весь сжался, нервы у меня были настолько напряжены, что я готов был заорать не своим голосом. В галерее по ту сторону пещеры показался свет.

Я пытался себе внушить, что мне это только кажется, что это шутит шутки темнота. Но теперь я отчетливо видел вход в галерею, напоминающий старинную дверь, и из нее шел желтый свет. Возможно, это вернулся Менэк. Свет как будто бы делался ярче. Потом послышался протяжный крик, от которого стыла кровь. Это были негромкие плачущие звуки, которые катились по галереям и которые эхо, постепенно заглушая, возвращало назад. Плакала женщина, и эхо возвращало назад ее безумные рыдания. А вход в шахту позади пещеры освещался все ярче и ярче.

Я не знал, чего ожидать, не представлял себе, кто покажется в этой галерее. Я стоял, прижавшись к мокрому камню стены, в висках стучала кровь. Если бы в галерее не было так темно, я бы убежал. Свет становился все ярче, теперь он уже отбрасывал блеск на стены, и стало возможно различить сгнившие подпорки и крепи, которые торчали из стен старой выработки. Я знал, что если это человек, то он не сможет сюда перебраться. Но, как мне кажется, я и не думал, что это человеческое существо. Ни один человек, воспитанный на старинных легендах, не мог бы принять эти дикие звуки за человеческий голос.