В холле ее не оказалось, и я обратился к портье.

С масляной улыбкой на лице он сообщил:

– Она в баре, синьор Фаррел.

Однако ждала меня вовсе не Хильда Тучек, а девушка, с которой я познакомился накануне в доме Сисмонди, – графиня Валле. На ней был черный костюм и меховая накидка. Ее черные волосы на сей раз были причесаны строго и стянуты на затылке узлом. Бледность ее лица подчеркивали кроваво-красная гвоздика на левом лацкане и такого же цвета губы. Она конечно же была типичной рафаэлевской Мадонной, но сегодня при свете солнечного дня казалась мне порождением дьявола.

– Доброе утро, синьор. – Ее голос звучал мягко, даже нежно.

Ее плотоядная улыбка напомнила мне кошку, увидевшую чашку со сливками. Она протянула мне руку. Я наклонился, прильнув к ее теплой руке губами. При этом меня не покидала мысль, что зеленые глаза неотступно следили за мной.

– Надеюсь, вы не сердитесь на меня за этот визит?

– Напротив, я восхищен, – пробормотал я.

– Я ждала вас в баре, полагая, что вам потребуется выпить после вчерашнего.

– Да, – сказал я, – это будет очень кстати. А что вы будете пить?

– Для меня это немного рано, но я поддержку компанию и выпью мятного ликера.

Я сел и подозвал официанта, изо всех сил сдерживая возбуждение, вызванное ее присутствием, и одновременно пытаясь понять, зачем она пришла.

Заметив подошедшего официанта, я заказал мятный ликер и коньяк. Потом задал ей не слишком деликатный вопрос:

– Что привело вас сюда, графиня?

Веселая искорка мелькнула у нее в глазах.

– Вы заинтересовали меня.

– Вы мне льстите, – с легким поклоном произнес я.

Она улыбнулась:

– Хорошенькую сцену вы вчера устроили, швырнув бокал на пол и убежав. Бедный маленький Рикардо! Вальтер тоже был расстроен. Он очень впечатлительный и… – Она заметила, что я весь напрягся, и умолкла, не закончив фразу. – Почему вы так поступили, синьор?

– Я был пьян. Давайте оставим эту тему.

Она улыбнулась и пожала плечами. Официант принес наши напитки. Она провозгласила свое обычное: -Салют» – и поднесла стакан к губам. Зеленый цвет мятного ликера контрастировал с ее губами, но сочетался с цветом се глаз. Я добавил в свой бокал содовой и осушил его.

Наступило неловкое молчание, которое она вскоре нарушила, сказав:

– Я не думаю, что вы были пьяны вчера. Вы были взвинчены, это верно, и много пили, но вы не были пьяны.

Я промолчал. Я думал о Ширере, вспомнив, как он поглаживал верхнюю губу кончиком пальца.

– Вы давно знаете Вальтера Ширера? – спросил я.

– Два или три года. Я из Неаполя, а у него там виноградники. Он делает хорошее «Лакрима Кристи». Вы были знакомы с ним когда-то давно? Поэтому вы так расстроились?

– Да, я познакомился с ним во время войны. Мы вместе были на вилле «Д'Эсте».

– А, теперь понятно. Он оттуда бежал. Вы, случайно, не тот англичанин, который бежал с ним вместе?

– Нет.

– Вы сердитесь на него за то, что он убежал, а вы не смогли?

Проклятая баба! Неужели нет других тем для разговора?

– При чем тут это? – резко возразил я.

– Вы не любите говорить на эту тему? Я слышала от Вальтера, что там был доктор, не слишком приятный.

– Да, там был доктор. – Я глядел на свой бокал, вспоминая, каким тоном Вальтер произнес: «Отель Насьональ», объясняя шоферу, куда его следует отвезти, – Доктор этот был очень похож на Вальтера.

А потом я вдруг вспомнил. Боже! Как же я раньше не подумал об этом! Ведь у меня в чемодане была фотография доктора Сансевино. Я случайно наткнулся на нее в институте «Насьональ Люче» и взял. Какое-то нездоровое любопытство заставило меня ее сохранить. Я вскочил:

– У меня его фотография. Я покажу се вам. графиня. Если вы позволите, я отлучусь на минуту и принесу ее.

– Не надо, пожалуйста. – Она накрыла ладонью мою руку. – Я через минуту должна уйти и пришла не для того, чтобы разглядывать фотографии.

– Я должен показать ее вам, – не унимался я. – Я обернусь в один миг.

Она продолжала возражать, но я уже шел к лифту. Поднявшись на свой этаж, я пошел по коридору к своему номеру. Соседняя дверь была открыта, и я увидел горничную, убиравшую постель. Когда я повернул ключ л замке, внутри послышался какой-то стук. Я вошел и увидел, что балконная дверь открыта и все мои бумаги разлетелись по полу. Я закрыл дверь, собрал бумаги и собрался уже уходить, как вдруг вспомнил, что перед уходом закрыл и балкон и окна. Я быстро проверил один чемодан. Все, казалось, было на месте. Открыл второй, мысленно кляня себя за подозрительность, взял фотографию и вышел.

Выходя из номера, я столкнулся нос к носу с горничной. Она, оторопев, уставилась на меня.

– В чем дело? – спросил я по-итальянски.

Она продолжала молча глядеть на меня, и, ничего так и не поняв, я уже собрался было идти, когда она сказала:

– Но доктор сказал, что вы больны, синьор. Слово «доктор» заставило меня остановиться.

– Доктор? Какой доктор?

– Я как раз убирала соседний номер и увидела его, когда он проходил мимо. – Она была бледна и явно очень взволнована. – Он сказал, что синьора нельзя беспокоить. Но синьор, оказывается, не болен. Я ничего не понимаю.

Я схватил ее за плечи и встряхнул:

– Как выглядит этот доктор? На кого он похож? Ну, говорите же быстро!

– Я не помню, – пробормотала она. – Понимаете, он стоял у балкона, спиной к свету, так что…

«У балкона! Так вот почему окно было открыто! Кто-то был в моей комнате».

– Расскажите мне точно, что случилось?

Она смотрела на меня во все глаза. И была напугана, но, думаю, она не отдавала себе отчета в том, чем именно напугана.

– Так что же все-таки случилось? – спросил я строгим голосом.

Она медлила, но потом перевела дыхание и сказала:

– Я убирала постель, синьор. Открыла окна, чтобы проветрить комнату, а потом вошел этот человек. Он испугал меня своим внезапным появлением. Но он приложил палец к губам и сказал, чтобы я вас не беспокоила. А еще сказал, что он доктор. Его вызвали, так как вы заболели, синьор, и он дал вам лекарство, и добавил, что вы только что заснули, и прошел через балкон, потому что боялся вас разбудить.

– Он назвался доктором?

– Да, да, синьор. Но это был доктор не из отеля. Иногда к постояльцам вызывают других докторов. А вам уже лучше, синьор?

– Я не болен и не вызывал доктора.

Она недоверчиво глядела на меня, явно не веря ни одному моему слову. Вероятно, вид у меня был свирепый. Я был во власти ужаса, коренившегося во мне и теперь выплеснувшегося наружу. Мне нужно было все время контролировать свои эмоции.

– Вы можете описать этого человека?

Она покачала головой и стала бочком пятиться от меня. Я понял, что она сейчас пустится бежать.

– Он был высокий или маленького роста? – спросил я.

– Высокий. .

Внезапно я вспомнил о фотографии, которую держал в руке. Я прикрыл рукой часть фотографии, чтобы не была видна военная форма, и показал ей только лицо:

– Этот?

– Да, да, синьор, это тот самый человек. Но только без усов, – не очень уверенно продолжала она. – Не могу утверждать, синьор, но он очень похож на него. Извините, мне надо идти. У меня очень много дел.

Она отошла от меня и засеменила по коридору.

Я стоял, глядя на фотографию. Темные маленькие глазки Сансевино смотрели на меня с фотографии. Это было невозможно. Проклятье, ведь Сансевино мертв. Я видел его труп. Мозги, разбрызганные по столу, зажатую в руке «беретту». Даже горничная, заметив у человека на фотографии усы, усомнилась. Но для чего Ширеру понадобилось обыскивать мою комнату? И почему он выдал себя за доктора? В экстремальных обстоятельствах человек придумывает наиболее правдоподобную версию. Ширер не назвался бы доктором. А Сансевино мог. Для него это было бы естественным шагом, объясняющим именно такой образ действий.

Я ощутил холодок, пробежавший по спине, в душе шевельнулся инстинктивный страх и вместе с ним предчувствие дикой радости. Предположим, прошлой ночью я встретил Сансевино… Но я тут же отбросил эту мысль. Это было слишком неправдоподобно и слишком ужасно.