— Угу, — сказал Денис.

Авденаго немного смягчился:

— Понял теперь, почему я пошел в тролли?

— Не совсем, — признался Денис.

— Ну ты и тормоз! — восхитился Авденаго.

Денис пожал плечами:

— Я тебе правду говорю. Ты объяснил что-то, но я все равно ничего толком не понял. Но это, наверное, и неважно. Ты тролль, потому что так тебе больше нравится.

— Угу, — сказал Авденаго. — А больше у тебя там пирожных не осталось? Мне эклерчик понравился.

— Нет… Я потом тебе еще куплю. А как другие тролли к тебе относятся?

— Я выкормыш Морана, — сказал Авденаго. — Как они, по-твоему, ко мне относятся?

Денис пожал плечами.

Авденаго взял вилку и принялся тыкать ею в стол, подчеркивая — как бы нанизывая на зубцы — каждый слог:

— Ра-бо-леп-но! У-ва-житель-но! Низ-ко-по-клон-но! Дру-жес-ки! Как-я-заслу-жи-ваю!

Денис отобрал у него вилку и бросил ее в раковину, к грязной посуде. Авденаго не без сожаления проводил ее глазами.

— Атиадан Злой Колокол взяла меня в мужья, — прибавил Авденаго. — Понимаешь?

— Да, — сказал Денис.

— Интересно, — хмыкнул Авденаго, — и что ты понимаешь?

— Что ты женат.

— Ну, давай, а теперь спроси — каково быть женатым на троллихе?

— Каково быть женатым на троллихе?

— Тебе и не снилось! — сказал Авденаго. — Ясно?

— В смысле? — переспросил Денис.

— В том смысле, что… — Авденаго прикусил губу, а потом очень просто, как ровеснику и другу, признался Денису: — После Атиадан здешние девчонки — такая преснятина… Я ни на одну даже смотреть не могу.

— Ясно, — сказал Денис.

— И что тебе ясно? — прищурился Авденаго.

— То, что твоя жена классная.

— У нее есть хвост, — сообщил Авденаго.

Денис, к его великой радости, покраснел.

— Ой, только про это не надо!..

— Ладно, — смилостивился Авденаго. — А у тебя там кто-нибудь остался?

— У меня была хорошая напарница, — сказал, подумав немного, Денис. — Эльфийская лучница. Мрачноватая малость и молчаливая, но с ней было хорошо. У нее парень погиб, вот она и помалкивала. Все о нем думала.

— Очень интересно… А еще кто?

— Ну… — Денис задумался. — Была еще одна. Я с ней с первой познакомился. Поначалу она со мной запросто болтала, потому что мы в одном отряде были… Но это только поначалу. Теперь-то я на нее и глаз поднять не посмею.

— Эльфийки, — выговорил Авденаго неприязненно. — Они ведь почти бессмертны, если их вовремя не прирезать. Им человеческая жизнь — плюнуть и растереть. И пахнет от них противно — ушной серой. Не принюхивался? Ты их острые ушки нюхни — сразу всякое желание пропадет.

— И это говорит муж хвостатой женщины! — возмутился Денис.

— Ты хвоста моей жены не касайся, — предупредил Авденаго.

— И в мыслях не было! — заявил Денис.

— Ну и дурак, — сказал Авденаго. — В мыслях-то вполне можно. И даже рекомендуется. От этого в крови кипение начинается.

— У меня не начнется, — возразил Денис.

— А ты попробуй. Ты ведь не пробовал!

— Что ты все ко мне пристал — «попробуй то, попробуй се»! — возмутился Денис. — Не хочу я ни Достоевского, ни хвостатых женщин.

— А эльфийку остроухую, значит, хочешь?

— Не знаю я… Что пристал!

Авденаго откровенно потешался над ним. Сидел, сложив ладони на сытом животе, и ухмылялся.

— Вот почему троллем быть предпочтительнее! Вы ведь ничего в жизни не видите. Ни радоваться не умеете, ни любить, ни книжки читать, ни подраться в охотку, так, чтоб зубы хрустели… У вас и на пирах-то, небось, одни баллады да чинные танцы. Ни игр, ни борьбы. Да? И как еще остроухие от скуки не передохли!

— У них длинная жизнь, — сказал Денис.

— Ну так что у тебя с той эльфийкой? — жадно поинтересовался Авденаго. — Выкладывай, девственник.

— Да ничего, — нехотя сказал Денис.

— А кто она?

— Защитница Ингильвар.

— Ты влюблен в защитницу?

— Я только что это сказал.

— Ну так повтори!

— Да, — рявкнул Денис. — Я влюблен в защитницу Ингильвар! В госпожу замка. Когда я в нее влюбился, я не знал, что она станет защитницей. И она этого не знала. А теперь уже поздно.

Авденаго вдруг стал серьезным. И даже улыбаться перестал.

— А ведь если ты на ней все-таки женишься, — медленно проговорил наконец Авденаго, — то наше положение в Истинном мире сравняется. И ты сможешь, указав на меня пальцем, сказать: «Я оставляю этого раба себе» или «Я отпускаю этого пленника на волю». А, Денис? А? Что скажешь? Ну?

Он протянул руку к своему собеседнику и тряхнул его за рукав.

— Что скажешь, Денис?

— Я скажу: «Повесить его на стене, чтоб другим неповадно было!» — выпалил Денис.

Авденаго расхохотался.

— Вот это по-нашему! А теперь, брат, нам с тобой нужно все-таки добраться до Джурича Морана и Истинного мира.

— Бросай! — приказал Авденаго. Денис помедлил с камнем в руке. — Не нравится мне все это, — проговорил он, поворачиваясь к своему спутнику. — Ужасно не нравится.

— Да? — переспросил Авденаго. — А вот мне ужасно нравится. У тебя там, внутри, — он фамильярно постучал Дениса пальцем по груди, — вот тут есть какая-то преграда. Типа «хорошие мальчики не разбивают окна соседской дачи». На самом деле именно эта преграда и не позволяет тебе стать троллем.

— Да не собираюсь я становиться троллем!

— Ладно, но ведь эдак и мужем Ингильвар ты не станешь… Навечно застрянешь в девственниках.

— По-твоему, защитница Ингильвар согласится быть моей только в том случае, если я сумею преодолеть себя и расколочу окна дачи Нины Анатольевны? — Денис покачал головой. — Странная логика.

— Безупречная, — возразил Авденаго. — Троллиная, то есть без изъяна… Мы ведь уже обо всем переговорили, да?

— Да, — нехотя признал Денис.

— Я должен где-то жить, да?

— Да.

— Самое удачное место — у тебя дома. Да?

— Ну… наверное.

— Опять ты мямлишь! — вспыхнул Авденаго. — Не «наверное», а точно. Во-первых, ты меня знаешь. Знаешь, кто я такой. И не выдашь ментам, даже если они спросят. Так?

— Так.

— Угу. Во-вторых, я, кажется, знаю, как добраться до Морана. Без меня тебе все равно его не найти. Так?

Денис промолчал.

— Кидай, — после паузы приказал Авденаго.

Денис размахнулся и бросил камень. Стекло взорвалось, на снег нарядно осыпались осколки.

Авденаго поленом обстучал зубцы удержавшихся в раме обломков, чтобы не пораниться, и забрался внутрь. Его лицо мелькнуло в пустом проеме.

— Иди сюда, — позвал он Дениса.

— Я лучше… тут, — ответил Денис.

— Тебя это не спасет, — предупредил Авденаго. — Если менты нас будут брать, то обоих. И их не волнует, забирался ты внутрь или нет. Дело у нас с тобой общее. В одной папочке. Так что лучше лезь.

Денис нехотя подчинился.

Он бывал у Нины Анатольевны в гостях летом. Тогда он маялся от скуки. Мама и Нина Анатольевна пили чай, обсуждали сорта клубники, завидовали какой-нибудь третьей соседке, у которой удачно выросли георгины, подсчитывали, сколько она потратила денег на машины с землей. Земля на участках была привозная. Собственная здешняя почва плодородием не отличалась.

Иногда Нина Анатольевна спохватывалась.

— Денисик, — говорила она, — иди поиграй на веранде. Только на грядки не выходи. И к колодцу не приближайся. Я его, конечно, закрыла, но все равно не приближайся. Береженого Бог бережет.

— Да, да, Денечек, — подхватывала мама, — что тебе с нами, старухами, сидеть, иди поиграй.

Во-первых, мама не была старухой — и таковой себя никогда не считала, а во-вторых, Денис решительно не понимал, во что можно играть на веранде Нины Анатольевны, где не было ни игрушек, ни просто каких-либо интересных предметов, кроме разве что неработающего будильника и царапучей кошки.

Сейчас дача была пуста. Связанные с ней воспоминания стали мертвыми и иссохшими, точно египетские мумии. Очень старые мумии, за которыми дурно ухаживают нерадивые музейные сотрудницы.