Баженов выпустил руку. Льоха наполнил кружку, выпил, шумно понюхал корочку хлеба.

— Да не гляди так. Сам знаю, что плохо. Завтра ничего этого не будет. Не сомневайся. Так вот, спрашивал ты по пути сюда, известно ли нам, кто мог выдать фашистам военную тайну насчет встречи самолета, почему радиосвязь прекратилась и прочее, так? А я что на это ответил?

— Ответили — было такое дело. Предатель расстрелян.

— А ты знаешь, кто оказался предателем?

— Откуда ж мне знать!

— И я не знаю, — с бесконечной тоской выдохнул Льоха.

— То есть как — не знаете?! — вскочил Баженов.

— Атак: не знаю, и все тут.

— Значит, предатель не расстрелян? Он и сейчас среди партизан?

— С предателем и предательством покончено. Это уж точно. С запасом!.. — горько усмехнулся Льоха.

— Ох, Кондрат Григорьевич, не загадывайте загадок, — чертовски устал я, не разгадаю.

— И голову не ломай! Никогда не догадаешься… Слушай. Мы тут тоже поняли, что кто-то выдал секрет немцам. Всех подозревать не стали. Мог это сделать лишь тот, кто имел хоть какое-нибудь отношение, а таких было немного. Определяли методом исключения. Этот не мог, отсутствовал; этот — знаем его, не мог. В общем, осталось подозрение на троих. А чтобы установить, кто именно из этих троих, нужно время, а времени-то нет! Устанавливали я и мой комиссар. Погиб Потапыч. От предательской пули погиб. Тут каратели нас прижали. Мы пустили слух — уходим из лесного массива. Уходим в леса, к «Узлу». А сами должны были перейти сюда, в это единственное безопасное место. На переход оставалось нам три часа. Если предатель успеет выдать, куда мы идем, — конец нам. Тут как раз наступление готовится, и ждем мы его, как манны небесной. Голыми руками, лопатами готовы фашистов бить — пан или пропал! А среди нас орудует предатель. Знаем, кто-то из троих. А кто? Что делать? Этот один может сгубить сотни патриотов, — как тогда в лесу, когда нас разгромили. Я отвечаю за жизнь людей, мне и крест нести. — Льоха замолчал.

— Ну и как? — не выдержал Баженов.

— Решил так: пусть лучше умрут трое, чем погибнут согни. Не имел я права рисковать победой. Тебе невозможно понять, до чего же трудно, до чего же тяжко мне было…

Повел первого. Прощаюсь… плачу… и целую. Повел второго… По-человечески жалко; а вдруг не виноват? Да что делать-то, ну что мне делать? Другого выхода нет! Третьего тоже поцеловал. Попрощался. Все… сам Такого никому не поручишь.

Льоха допил самогон в кружке и поспешно вышел, забыв притворить дверь.

И все же трех парашютов с грузом найти не удалось. Посчастливилось разыскать парашют с табаком, в котором были и коробочки со взрывателями ко всем гранатам. Его обнаружили почти на самой опушке, висящим на дереве.

Командарм прислал двести семьдесят пять немецких автоматов и запасные обоймы с патронами к ним; сорок немецких ручных пулеметов и патроны к ним.

Тридцать немецких противотанковых ружей и патроны к ним.

Ящики гранат. Мотки бикфордова шнура и красного — детонационного.

Пять ракетниц с патронами для них — ракетами разных цветов. Много банок мясных консервов. Мешки с галетами, сухарями, колбасой, полуфабрикатами, сахаром, чаем. Медикаменты. Табак. Газеты и брошюры…

Новый комиссар Паратов собрал коммунистов, комсомольцев и беспартийных большевиков.

В пятнадцать часов одиннадцатого ноября радист передал Баженову кодированную радиограмму. Сообщение было столь важным, что Баженов попросил штаб повторить.

Теперь сомнений быть не могло: «Ч—2—00–13—11».

Большое «Ч», то есть час наступления, начало форсирования Днепра на широком фронте назначено на два часа ночи тринадцатого ноября.

А дальнейший текст смутил и огорчил Баженова. Он очень рассчитывал на мощную артиллерийскую подготовку, которая уничтожит огневые точки, мешавшие на его участке наступлению на «Орешек» с тыла, нарушит взаимодействие противника и прочее. А что оказалось? Форсирование будет вестись без артиллерийской и авиационной подготовки.

Он вспомнил первый удачный десант на «пятачок», осуществленный на «его» лодках. Форсирование велось без артподготовки. Он вспомнил высадку взвода Ольховского, захватившего сахарный завод. Правда, там была несколько иная обстановка.

А что, если группу партизан одеть в гитлеровские шинели, чтобы они действовали под видом «казаков»? Но все это мало реально. Надо начинать все заново, все перепланировать.

Для скрытых действий самое лучшее — создать штурмовые группы в объеме взвода, усиленного пулеметами, автоматами, парой ПТР[11]. В каждой группе выделить разведчиков.

Радиограмма запрещала партизанам наступать на «Орешек» до тех пор, пока противник не откроет огонь по нашим частям, форсирующим Днепр в направлении «Орешка».

…Когда Баженов закончил работу, он попросил Льоху вызвать Киселева. Льоха позвал и комиссара отряда Паратова. В прошлом Паратов был директором школы, членом райкома партии. Это был пожилой, неторопливый, спокойный, но решительный человек.

Баженов предупредил о том, что их разговор — военная тайна, и сообщил о предстоящем ночном наступлении войск армии. Предложил выделить надежных, хорошо знающих местность партизан для встречи авиадесантников и для связи с их командованием.

Он предложил создать и распределить штурмовые группы в соответствии с новой тактикой. Далее шел перечень сил и средств. Главная задача — занять «Орешек», чтобы обеспечить войскам армии высадку на правом берегу.

Чтобы воспретить противнику подтягивание резервов с севера, от Станиславоки на «Орешек», — овладеть на этой дороге селом Луковицы в лесу, занять там оборону и выдвинуть танковых истребителей на дороге к северной опушке. Группе Курослепова действовать в направлении Перепелицы, что западнее Станиславовки, чтобы установить связь с авиадесантниками.

Чтобы воспретить противнику переброску резервов по дороге «Ключевой» — «Орешек» и Герасимовка — «Орешек», захватить опорный пункт на развилке этих дорог, в котором, по сведениям партизанской разведки, помещался крупный склад боеприпасов. Там создать взводный опорный пункт с групповой обороной, используя местные оборонительные сооружения. Этот склад с боеприпасами настолько важно занять в первую очередь, этой же ночью, что сам Баженов пойдет туда с двумя штурмгруппами. Из них же организует оборону опорного пункта, после чего присоединится к группе Льохи у «Орешка».

Следовал перечень задач танковым истребителям, саперам и остальным, указания по взаимодействию, нахождение пунктов боепитания и т. д.

Выступление в выжидательные районы решили начать через час. На исходные позиции выдвинуться завтра с наступлением темноты. Обеспечить скрытность передвижения от воздушных и наземных разведчиков.

Юрий Баженов огласил приказ командирам штурмовых групп и отрядов. Командиром отряда из двух штурмовых групп, направлявшихся захватить опорный пункт на перекрестке дороги, был назначен комроты Бугаенко. Обе штурмовые группы были взводами его роты.

Для наступления на «Орешек» командиром отряда был назначен Киселев. Для наступления на Луковицы — комроты Мацко. Командир партизанского отряда Льоха действует вместе с Киселевым на главном направлении. При Льохе будет находиться радист.

Баженов вручил Льохе кодированные сигналы, в частности для вызова огня артиллерии с того берега.

Баженов нервничал. Он снова и снова проверял, хорошо ли все командиры поняли свою задачу, организацию взаимодействия, помнят ли сигналы опознания «своих» между собой, между партизанами и войсками армии, сигналы опознания для своих самолетов, какие донесения, когда, куда и о чем посылать.

Все это привело к тому, что выступили не через час, а через три часа. Впрочем, впереди была целая ночь и много светлого времени — весь следующий день. Однако командирскую рекогносцировку решили не проводить — во-первых, чтоб ненароком не насторожить противника, а во-вторых, командиры отрядов и штурмовых групп отлично знали оборонительные сооружения и даже нарисовали соответствующие планы, которые были уточнены и снабжены стрелками, надписями о сигналах и прочими необходимыми данными.