Прошлой ночью — кажется, с тех пор прошла целая вечность — один из дозорных вернулся на корабль и рассказал, что противник действительно последовал за ними по Вест-Кайлу до выступа Бьюта и, обнаружив, что пролив тянется дальше, остановился там на ночь, разжег несколько костров на берегу и расставил собственных дозорных. Некоторые капитаны хотели напасть на них прямо там, но Онунд заметил, что тогда они потеряют всякое преимущество и столкнутся лицом к лицу с войском, почти вдвое большим, чем они. Так что решили держаться первоначального плана.

Именно тогда Бьярни приказали нести одиночный дозор на южном выступе Эйлин Даб и следить за всем, что происходит на Бьюте. Он гордился этим, ведь возможно — кто знает? — безопасность всего флота в его руках. Но он прекрасно понимал, что на самом деле его выбрали потому, что он умел плавать, в отличие от большинства моряков: по верованиям древних мореходов, если корабль потонет, вся команда уйдет вместе с ним под воду, а тонуть быстрее и легче, если не умеешь плавать.

Бьярни задумчиво водил пальцем по лезвию меча. Он терпеть не мог это безмолвие и одиночество перед битвой. Так неестественно и необычно. Он мог быть с остальной дружиной, среди шума и гама, военных песен и грохота щитов, блеска огня и факелов, которые горячили кровь еще до начала битвы. Но необычной казалась не только тишина. Бьярни уже достаточно давно жил среди воинов Барры и знал, что у Деревянной ноги странные представления о бое и что вряд ли их ждет привычное сражение викингов, которое велось почти по тем же правилам, что и дуэль, — корабли выстраивались в некое подобие боевой площадки, на которую нападал противник, — как сухопутные армии на уменьшенном поле боя. Онунд любил маневрировать флотом и превращал каждый корабль в отдельное боевое орудие. Рискованная тактика: нет никаких правил, и все зависит только от решения капитана, которое может измениться в любое мгновение, судя по обстоятельствам.

Луна скрылась, но бледный рассвет, холодный и бесцветный, уже пробирался за горами на востоке; и вновь послышались крики чаек между скалистыми рифами. Отлив, до этого стремительно уносящийся на юг, готовился сменить направление. Неторопливо первые краски утра возвращались в мир, окаймляя плывущие облака бледным пурпуром, хотя в горах и на берегу все еще было темно. Бьярни напряженно всматривался в малейшее движение на берегу Бьюта, и воды пролива, в тусклом свете восходящего солнца, казались совсем безжизненными, если бы не парящие над ними чайки. Вдруг что-то темное — голова человека — появилось в предрассветных лучах, и, не успел Бьярни вскочить на ноги, сжав рукоять меча, как Лиф Юхансон вскарабкался на скалу, словно выдра, и очутился прямо рядом с ним, мотая мокрой головой.

— Что случилось? — спросил Бьярни.

— Они гасят костры, — ответил Лиф, — и спускают корабли на воду.

И исчез, с треском пробираясь сквозь ивовые прутья на другой конец острова, где ждал флот.

Бьярни с минуту обдумывал, стоит ли продолжать дозор, но раз противник двинулся дальше, нечего оставаться на Эйлин Дабе и лучше вернуться на «Морскую ведьму». К тому же он надеялся, что ему оставили несколько овсяных лепешек от завтрака, потому что теперь, когда кончилось одинокое ожидание и началась подготовка к бою, он скинул с себя оцепенение и был голоден, как волк.

Он встал и последовал за Лифом. Но хотя Эйлин Даб был не длиннее полета одной стрелы, тут водились морские выдры и другие звери, которые, как говорят, ведут ночной образ жизни. И вдруг он споткнулся о норку, ведущую в логово какого-то зверька, земля ушла у него из-под ног, и он стремглав покатился вниз. Раздался оглушительный треск, искры посыпались у него из глаз, и на несколько мгновений небо, земля и вода закружились вокруг.

Когда Бьярни пришел в себя, оказалось, что он ударился головой о каменистый выступ скалы. Он продолжал лежать, удивляясь, где он и как тут очутился, пока не решил, что хорошо бы встать. Он перевернулся на бок и сел, чувствуя тошноту и головокружение; дневной свет, прибавивший за это время, осветил обнаженный меч, который он сжимал в левой руке, и, увидев его, он сразу все вспомнил. «Морская ведьма». Он должен вернуться на «Морскую ведьму»…

Бьярни вскарабкался на ноги. Все плыло перед глазами, но он взял себя в руки и направился вслед за Лифом к северной стороне Эйлин Даба. Все еще оглушенный после удара, он не сообразил, что Лиф наверняка уже добрался до «Морской ведьмы», и флот, скорее всего, снялся с якоря и был сейчас в пути, и он не заметил гула голосов, скрежета палубы и плеска опускавшихся весел плывущих кораблей. А когда наконец он услышал их и выбрался из ивняка на берег, «Морская ведьма» была уже у южной части острова, а «Наездник волн» проплывал мимо него с Трондом у рулевого весла.

Разумнее было бы направиться к «Звездному медведю», который следовал за «Наездником волн», но единственной мыслью в мутной голове Бьярни было добраться как можно ближе к Онунду и «Морской ведьме». Он вложил меч в ножны, прыгнул в воду и поплыл за «Наездником волн», крича: «Я здесь, подождите меня!»

К счастью, корабль еще не разогнался, и он быстро оказался у весел, рискуя получить еще один удар по голове. Но вот руки товарищей втащили его через корму, и он стоял там, встряхиваясь, как собака.

— Да это Бьярни Сигурдсон, — удивился кто-то. — Что с твоей головой?

Бьярни провел рукой по лбу и увидел в полумраке темную кровь на пальцах.

— Я боролся со скалой, она хотела преградить мне дорогу, — произнес он с достоинством. Ему совсем не хотелось, чтобы команда «Наездника волн» смеялась над ним из-за того, что он упал и ударился головой, как трехлетний ребенок.

Но все расхохотались, и Тронд вместе с ними. Продолжая смеяться, капитан, сказал:

— Что ж, теперь ты на борту и можешь идти на нос корабля, к воинам.

Бьярни тихо ответил:

— Хорошо, но при первой возможности я перейду на «Морскую ведьму», потому что я служу Онунду.

— Будем считать, что в такой наглости виновата рана, — решил Тронд, всматриваясь в водную гладь впереди, — так что, возможно, я не потребую твоей головы у Онунда, когда кончится битва. Как бы то ни было, сегодня ты будешь сражаться на «Наезднике волн». Сейчас не время плавать с одного корабля на другой. Если, конечно, тебе не вышибут оставшиеся мозги мечом или веслом. А теперь вперед.

И, пробираясь на нос корабля, Бьярни услышал протяжное:

— Навались! Навались!

Последний корабль Барры обогнул южный выступ Эйлин Даба, и флот, вытянувшись клином по обе стороны от «Морской ведьмы», направился вниз по проливу, постепенно выравниваясь в шеренгу, борт к борту. И вдруг, обогнув оконечность Бьюта, появились ладьи противника.

Бьярни показалось, что «Наездник волн» на миг замешкался, а затем устремился вперед, вслед за остальными кораблями, которые словно сорвались с цепи, как свора псов. Капитан возвысил голос, и гребцы усерднее налегли на весла.

Течение и ветер мешали им, а враг был еще далеко, и, следуя приказу калеки, стоявшего у рулевого весла «Морской ведьмы», пришлось плыть как можно быстрее, чтобы догнать Вигибьюрда и Вестнора, прежде чем те поравняются с древней башней на берегу. Как только начнется битва, ветер и течение, которые сейчас, казалось бы, играли на руку пиратам, помешают им отплыть назад.

Бьярни, стоя среди воинов, благодарил всех богов войны и мореплавания за то, что, хоть и на чужом корабле, он не сидел среди гребцов, спиной к битве, и видел, как два грозных флота надвигались друг на друга в бурных водах пролива, сужающихся между ними. Он видел, как драконьи носы кораблей вздымались все выше и выше, словно головы могучих чудовищ, жаждущих крови, лезли из воды, чтобы лучше разглядеть врага и оценить его силу.

Солнце ярко блестело на веслах, щитах и шлемах. Чайки кричали вокруг руин башни на берегу, когда флот Барры проплыл мимо нее, взлетая на волнах.

— Навались! Навались, мои богатыри! — пропел капитан чуть ли не с нежностью в голосе.