В субботу мы с утра забрали Николая и устроили себе день отдыха. Лина нажарила целую чашку беляшей и пирожков с картофельной начинкой, а на обед приготовила грибной суп из сушеных белых грибов, купленных нами в супермаркете. Мы на пляже успели проголодаться, так что пока Лина накрыла стол, натаскались пирожков из плетеной корзинки. Мы пили водку, запивая ее ледяным томатным соком.

Солнце уже стало почти летним. Мы оба хорошо загорели, хотя сами этого не замечали. Только вчера ночью, когда мы с Линой стояли под душем в тесной кабинке, я увидел ее белую кожу там, где был купальник.

Как я раньше жил без нее?!

Ночью она приходит ко мне, сбрасывает влажное после душа полотенце на спинку кресла, и я касаюсь ее свежей кожи губами. Потом, после любви, она мгновенно засыпает, стоит мне только отпустить ее. Волосы на ночь она распускает, и можно гладить и целовать их. Потом, среди ночи, она вдруг просыпается, мы идем в душ. Иногда мы любим друг друга прямо в душе, иногда я, сохраняя остатки разума, тащу ее в спальню. Под утро она подмерзает под льняной махровой простыней и прижимается ко мне. Я обнимаю ее, прижавшись к спине, носом зарываюсь в ее волосы, ее грудь как-то очень ловко ложится в мою руку. И при этом я испытываю не возбуждение, а такую нежность, что вчера у меня первый раз в жизни болело сердце. Могу поклясться чем угодно, такого со мной не происходило никогда.

Нет, конечно, какие-то женщины в моей жизни периодически возникали, но я никогда не подпускал их близко к себе. Хотя их мне и упрекнуть не в чем. Кажется, во мне самом чего-то не хватало. Да и, что говорить, такую, как Лина, я не встречал.

На днях она мне читала стихи весь вечер. Просто так, свои любимые. Весь вечер. У меня к поэзии отношение со школы заложено, как к чему-то обязательному, что надо насильно учить, заставляя и пересиливая себя. А в эту ночь я лежал без сна, и всплыла строчка одного из стихотворений, которые она читала, про то, что нужно учиться радоваться жизни, ее обыденным дарам. Там еще что-то про ребенка, про журавленка, я все-таки не все запомнил, довольно бабье стихотворение, но вот про обыденные дары я запомнил.

Мало у меня их было, обыденных даров. Отец мой служил всю жизнь, вся семья по гарнизонам наездилась. Я школ за свою жизнь поменял пять или шесть, сейчас и не вспомню. Потом училище, потом служба. В 86-м — Афган. В принципе, легко отделался, ранение в плечо. Когда улетали, я как раз Колю встретил, он в группе сопровождения работал. Полгода в госпитале, потом у папы с мамой отлеживался, грибы собирал, на охоту ходил. Ружье возьму, в лес зайду подальше и сижу где-нибудь на поваленном бревне. Мама мне все знакомых девушек сватала, а отец, видно, поговорил с ней, перестала. Совсем я заскучал, а тут Серега меня нашел — попал я в Югославию. Оттуда вернулись все трое живые и здоровые, Федор и Серега женились, дали слово женам по домам сидеть. А тут то инфляция, то безработица, а семьи кормить надо. Мы к тому времени в фирме одной подрабатывали в охранной службе. Платили неплохо, да у руководителя фирмы несчастье случилось: отец с матерью в Грозном без вести пропали. Вот так мы втроем Новый год в 94-м году в Грозном встретили.

Не хочется вспоминать, как мы пробивались к подвалу дома, где жили родители Имрана. Почти две недели ушли на это, все нервничали. Имран и его братья, все люди обеспеченные, метались вокруг города, пытались заплатить любые деньги, чтобы хотя бы узнать, живы ли они. Была одна надежда, что они в этом подвале. С группой зачистки, на БТР, мы втроем прямо в ночь под рождество предприняли попытку, и к вечеру добрались до подвала. Дом практически был разрушен бомбежками, но в подвале были живые люди. В ту ночь мы вывезли родителей Имрана и их соседей по подвалу, молодого парня с черепно-мозговым ранением, его жену и мальчишку-чеченца лет двенадцати на вид.

Имран сдержал свое слово и отблагодарил нас по царски: мы стали учредителями одной из дочерних фирм предприятия, все вопросы охраны и обеспечения безопасности проходят теперь через нас. Бизнес легальный, деньги в обороте крупные, за эти десять лет мы все крепко сошлись. Думаю, что и он не в накладе. Иногда мы исполняем его конфиденциальные поручения. Вот так вышло и сейчас. Месяц назад он позвонил и договорился о встрече.

Я вспомнил того парня с пробитой головой, что мы вытащили из подвала. Он и его жена Марина, оба врачи, живут и работают в Пятигорске. Мальчишку, что мы вывезли тогда, забрали было родственники из села, но Марина умолила стариков, парень живет с ними, сейчас заканчивает Пятигорский медицинский. Отец Имрана, Хамзат Алиевич, долго болел после той истории, живут они с матерью в Карловых Варах, дети и внуки постоянно к ним ездят. В первых числах января мы все созваниваемся.

Мама моя отчаянно рада, что в моей жизни все утряслось, беспокоит ее только то, что у меня нет жены, а у нее внуков. Каждый раз, как я приезжаю к ним погостить, она предпринимает героические попытки женить меня.

Может, это и есть счастье: родители здоровы, деньги и работа есть, друзья рядом, самого бог здоровьем не обидел. И все-таки с тех пор, как я засыпаю на одной подушке с Линой, жизнь стала цветной, а была черно-белой.

Недавно мы с Линой парились в бане, я любовался ее фигурой и порозовевшей от жара нежной кожей и вдруг размечтался о том, как повезу ее знакомиться с родителями. Отец обожает баню, настоящую, с каменной печью, с паром, с веником. В первый жар пойдут мама с Линой, пусть мама рассмотрит, как следует, мою красавицу, а потом мы с отцом напаримся до звона в ушах. А дома уже накрыт стол, с картошечкой, домашними солениями, ледяной водкой, настоянной на лимонных корочках. А потом утащу Линку в светелку на втором этаже, на огромную постель, она будет часто дышать от моих поцелуев и прижиматься ко мне, я буду любить ее, как только захочу, и мы уснем потом на огромных маминых подушках.

Глава 9. Ася Котельникова.

Мы развернулись для посадки над морем, и Марета прилипла носом к стеклу иллюминатора.

На работе не хотели меня отпускать, хотя я еще месяц назад всех предупредила, что мы с ребенком, как только кончатся занятия, летим на юг. Марета хорошо закончила пятый класс, и мы решили, что она заслужила развлечение. Тем более, что летом ей опять придется ложиться в клинику, дед нашел очередное медицинское светило. И я, хоть и знаю, что чудес не бывает, все равно надеюсь. Марета переносит все врачебные происки нашей семьи с ангельским смирением, но, кажется, и ее терпение на исходе.

Сейчас сахар у нее стабильный, хотя по-прежнему уколы делаем дважды в день. Видимо, организм растет, началась гормональная перестройка. Может, действительно в Израиле что-то нашли, попробуем еще раз.

От печальных мыслей меня отвлекла послепосадочная суета в салоне.

Как только мы вошли в здание аэровокзала, Марета с визгом запрыгнула на встретившую нас Лину. Пока они вопили, как два туземца, я обратила внимание на стоящих поодаль мужчин. Один, определенно, мне знаком. Кажется, он работает с Линой в банке. Второго я вижу впервые, светловолосый, загорелый, белозубый. Они оба мне улыбались, так что я махнула рукой на то, что нас не представили, и пожала руки обоим.

Наконец Лина оторвалась от Мареты и набросилась с поцелуями на меня.

Измазав друг друга помадой, мы отстранились друг от друга, и я ахнула:

— Линка! Что с тобой случилось? — Я рассмотрела ее внимательнее.— Ты похудела, похорошела просто неприлично, а загорела так, что непонятно, в какую командировку ты ездила?

Лиина только зажмурилась:

— Аська! Я так по всем вам соскучилась!

Наконец мы загрузились в немыслимой красоты машину.

Марета увидела полоску моря, мелькающую за пансионатами, и заканючила:

— А когда мы к морю пойдем?

Лина сказала:

— Сейчас едем обедать, потом гулять.

Мы приехали в очень симпатичный особнячок, Алексей и Николай остались выгружать вещи, а нас Лина потащила в дом. Как только мы остались одни, я строго спросила: