— О, я и не знал, что это вы, мистер Холмс. Не имел понятия. Конечно, я наслышан о вашей работе, как и все мы в Скотленд-Ярде. Сделаю всё что могу, чтобы помочь вашему расследованию, — с энтузиазмом произнёс он, снимая со стены большую связку ключей.
Он без промедления повёл нас в помещение, где мы уже побывали накануне.
— Ну, который из них? — бормотал старый сержант, вертя в руках связку ключей. — То ли этот большой, то ли вот этот ржавый.
Холмс глубоко вздохнул с досады, весь его вид говорил о сильном нетерпении.
— А, вот он, — прохрипел наконец полицейский, вставляя ключ в замочную скважину.
Ни один из нас не был готов к тому, что случилось вслед за этим. Всё произошло так стремительно, что сейчас, когда я вспоминаю эти события, они кажутся мне размытыми и какими-то разобщёнными. Едва ключ повернулся в замке, как дверь распахнули изнутри, и она с оглушительным треском ударилась о стену. Даже в самых безумных фантазиях расстроенного рассудка не могло возникнуть нечто более страшное, ужасающее и отталкивающее, чем искажённое гримасой лицо, появившееся в дверном проёме. Меловая кожа, обтягивающая худое, как у скелета, лицо, глаза, горящие безумным огнём, и разверстый в зверином оскале красный рот с двумя острыми белыми клыками. Тело было прикрыто той самой вылинявшей зелёной простынёй, в которую оно было завёрнуто, когда мы видели его в последний раз.
Это была Селия Лидгейт, восставшая из мёртвых.
На один краткий миг она остановилась перед нами, покачиваясь, как усталая марионетка, потом дико вскинула руки, вцепившись пальцами-когтями в лицо сержанта. С приглушённым криком он без чувств упал на пол. Из глубокой раны на его лице полилась кровь.
Не успели мы с Холмсом прийти в себя, как Селия проскользнула мимо нас и побежала по коридору к выходу. Холмс очнулся первым и бросился вдогонку, я — за ним. Девушка-вампир, освобождённая из заключения, устремилась вперёд, но Холмсу удалось перехватить её около кабинета сержанта. Он бросился на неё, и оба они рухнули на пол, однако сила этой несчастной была так велика, что ей удалось оттолкнуть Холмса и вскочить на ноги.
Холмс, целый и невредимый, возобновил погоню и догнал её у самой двери из кабинета сержанта. Мне удалось проскочить мимо неё и закрыть входную дверь на засов, не давая таким образом восставшей из мёртвых Селии Лидгейт вырваться наружу.
С яростным воплем молодая женщина укрылась за стойкой сержанта. Её демонические черты омрачились страхом. Холмс, проворно перемахнув через преграду, оказался прямо перед ней.
— Бежать некуда! — крикнул он, едва переводя дух.
Она угрожающе зарычала и двинулась вперёд, но мой друг не сдавал позиций.
— Некуда бежать! — снова прокричал он, поддразнивая девушку-вампира и словно провоцируя её на нападение.
С гортанным смехом она придвинулась к нему, обнажая блестящие от слюны и готовые к атаке клыки. Холмс сохранял твёрдость. В тот момент, когда она уже склонилась над ним, он молниеносно отпрыгнул в сторону и выхватил из горящего камина кочергу. Девушка бросилась вперёд в отчаянной попытке помешать ему, но не успела. Размахивая раскалённой докрасна кочергой, Холмс ринулся вперёд и со всей силы вонзил её в грудь вампира.
Мне в ноздри ударил тошнотворный запах горелой плоти, к горлу подкатила тошнота. Рот Селии Лидгейт широко раскрылся в немом крике. Словно пьяная, девушка нетвёрдыми шагами пошла вперёд, испуганно моргая и отчаянно пытаясь выдернуть кочергу из груди, но тщетно. Тело неуклюже дёрнулось и рухнуло на каменные плиты. Несколько мгновений она продолжала биться, как раненое животное, пока наконец не ослабела, постепенно затихая в мучительных конвульсиях предсмертной агонии. Всё было кончено.
Мы замерли и, оцепенев от ужаса, смотрели на обезображенное тело. И вдруг оно начало меняться. Лицо вновь обрело природную красоту и умиротворение, глаза утратили безумное выражение. Исчезли даже те следы страданий, которые я заметил на её лице в тот вечер, когда она приходила на Бейкер-стрит. Мисс Селия Лидгейт обрела наконец покой.
Шерлок Холмс усмехнулся.
— Хотелось бы мне увидеть лицо Лестрейда, когда он узнает о том, что произошло в покойницкой прошлой ночью.
Я кивнул.
— Вряд ли день для него начнётся удачно, если один из его людей расскажет ему, что подвергся нападению мёртвой женщины. — Холмс снова усмехнулся. — С трудом могу себе представить, какие дикие теории, опирающиеся на факты, попытается он вывести.
— Действительно, — согласился я. — Как насчёт кочерги, воткнутой в сердце трупа, а также отсечённой головы?[11]
— Полагаю, эти пикантные маленькие подробности на много дней выбьют из колеи наших друзей из Скотленд-Ярда. Я рад, что мы на время уедем из Лондона и нам не придётся давать объяснения и помогать в решении их проблем. Если бы нам пришлось рассказать правду об этом деле, боюсь, наше здравомыслие было бы подвергнуто серьёзному сомнению. Думаю, не настал ещё тот день, когда Скотленд-Ярд согласится включить вампиров в список разыскиваемых преступников. Поэтому наше временное пребывание в деревне будет весьма кстати.
После очень раннего завтрака Холмс послал одного из солдат своей нерегулярной армии с запиской в гостиницу к Ван Хельсингу, чтобы проинформировать того о событиях, происшедших в морге. Затем мы сели на семичасовой девонский экспресс, отправлявшийся с Паддингтонского вокзала. Разговор, приведённый выше, произошёл уже в вагоне первого класса по пути в Кумб-Трейси.
Несмотря на ужасные события прошедшей ночи, Холмс был в прекрасном настроении, и его лицо в обрамлении наушников дорожного кепи дышало энтузиазмом. Из прошлого опыта я знал, что эта эйфория объясняется старым инстинктом ищейки. Он вновь напал на след крупной дичи, которая, как всегда, пыталась скрыться.
По мере того как бледные лучи солнца рассеивали тусклый рассвет, грязные предместья Лондона оставались позади. Путешествие было коротким, и скоро в отдалении, над пёстрым лоскутным одеялом полей и низкой кромкой леса поднялся тёмный унылый холм с зазубренной вершиной, вырисовывающийся смутно, как во сне.
— Не предполагал, что так скоро вновь буду озирать вересковые пустоши, — заметил Холмс.
— Один их вид наводит на меня тоску, — сказал я.
— Места, как и люди, имеют свою индивидуальность, Уотсон, вересковая пустошь — не исключение. Она груба, дика и непривлекательна. Она не поддаётся человеку, её трудно приручить. Хотел бы я знать, сколько душ сгинуло в вязких тисках её болот и топей. — Подавшись вперёд, он несколько мгновений в задумчивости смотрел из окна вагона на унылые торфяники. Потом, откинувшись назад, спокойно произнёс:
— Если зло способно заселять какие-то места, то это наверняка одно из мест его обитания.
Некоторое время спустя поезд подъехал к небольшой станции Кумб-Трейси, и мы вышли на бодрящий морозный воздух.
— Первое задание вам, дорогой коллега, — снять для нас жильё в деревне. Помнится, «Серый гусь» на площади — вполне сносная гостиница. Займитесь этим и ждите меня там, — сказал Холмс, решительно направляясь к билетному турникету.
— А чем вы пока намерены заняться?
Холмс ответил одной из своих ухмылок, приводящих меня в бешенство.
— Просто посмотрю, как обстоят дела, — бодро произнёс он.
«Серый гусь» оказался милой, тюдоровских времён гостиницей, возвышавшейся посреди небольшой деревенской площади. Побледневший от волнения хозяин был безмерно счастлив предоставить жильё нам с Холмсом. Растопив в гостиной камин и поведав мне о тяготах и испытаниях, выпадающих на долю владельца деревенской гостиницы, он оставил меня наедине с пылающими поленьями.
Час спустя появился Холмс с крайне мрачным выражением лица.
— Ну, что? — Я горел желанием узнать, что ему удалось разведать.
11
Хотя в записях на этот счёт нет прямого указания, логично предположить, что Холмс позволил своему другу, опытному медику, отсечь голову Селии Лидгейт. Вот почему Уотсон упоминает об этом.