Он спокойно и уверенно управлял лошадьми на изрытой ухабами дороге. Поднявшись на пригорок, мы проехали по узкому мостику и продолжили путь вдоль берега шумного ручья, пенясь и грохоча мчащегося между замшелых валунов. Осенние цвета последней листвы на редких деревцах по обочинам дороги постепенно сменялись тускло-серой зимней окраской вересковой пустоши.

Ледяной ветер насквозь пронизывал полы моего тёплого пальто. Холмс, казалось, не замечал холода. Погруженный в свои мысли, он сдвинул брови и продолжал править лошадьми. Дорога становилась всё хуже и хуже.

Вскоре впереди замаячили знакомые очертания Чёрного Столба. Вокруг было пустынно и тихо. Потревоженный нашим приближением, из папоротника вспорхнул и взмыл ввысь кроншнеп, быстро превратившийся в едва различимую точку в зеленовато-сером небе.

За милю до Чёрного Столба нам пришлось сойти с линейки и проделать остаток пути пешком. Привязав лошадей к чахлому деревцу, Холмс вынул из задней части экипажа саквояж Ван Хельсинга.

— Этот путь подойдёт нам лучше всего. — Он указал на ведущую к Столбу еле заметную тропинку в папоротнике.

Холмс шёл впереди, с лёгкостью меряя каменистый склон большими, уверенными шагами. На полпути к вершине он остановился, дожидаясь меня. Несколько мгновений мы стояли рядом, оглядываясь по сторонам. Холмс молча указал на запад, и я увидел поодаль поместье Баскервилей — угодья, хозяйственные постройки и сам замок, который почти сливался с крапчато-серым простором пустоши. Замковые окна, подобно тёмным пустым глазницам, мрачно смотрели прямо на нас.

На востоке расстилалась обманчиво похожая на зелёный луг гладь Гримпенской трясины. Один неверный шаг по этому огромному болоту означал для человека или зверя верную смерть. Однажды я видел, как пони, забредший туда, барахтался в тщетной попытке удержать голову над зловонной тиной, его ужасные вопли разносились над пустошью. Медленно и неотвратимо трясина сомкнулась над головой несчастного животного. При воспоминании об этом я содрогнулся.

Мы продолжили подъём. Постепенно собирался густой серый туман, остроконечные выступы скальных пород поднимались из него, подобные злобным горгулиям.

Добравшись до вершины, мы устремились вниз, в чашеобразную впадину, где располагались остатки древних каменных построек. В одной из этих хижин совсем недавно и жил Холмс, выслеживая преступника по делу Баскервилей.

Встав на колени, Холмс зачерпнул пригоршню земли, исследовал её с помощью лупы и, чрезвычайно довольный собой, подбросил землю в воздух.

— В точности такого же состава, что и принесённая нашим гостем! — констатировал он.

— Вы думаете, он сейчас здесь, где-то поблизости?

— Дракула был здесь — я убеждён в этом, — сказал Холмс. — Находится ли он здесь по-прежнему — это нам предстоит выяснить.

С этими словами он стал пробираться между гранитных валунов, во множестве покрывающих дно впадины, к единственной каменной постройке с сохранившейся крышей, способной защитить от непогоды. Я догнал Холмса у проёма, служащего входом.

— Идеальное убежище, — пробормотал он, осматривая землю у входа. — Похоже, недавно кто-то приходил сюда и снова ушёл. — Взгляд его упал на маленький круглый предмет, темно поблёскивавший на земле. Холмс поднял его и без всяких комментариев положил себе в карман.

Мы осторожно вошли в хижину.

Она была пуста.

Мой друг открыл саквояж Ван Хельсинга, достал оттуда свечку и зажёг её. Мерцающий жёлтый свет осветил тёмные углы, отчего влажные участки грубых камней заблестели, как иней. Поставив свечку на выступающий камень, Холмс принялся осматривать внутреннюю часть строения. Опустившись на колени в дальнем углу, он издал громкий удивлённый возглас:

— Смотрите, Уотсон. Здесь совсем недавно рыли землю!

— В каком смысле?

— Сравните пол здесь и в других частях хижины. Там земля твёрдая и утрамбованная, а здесь верхний слой рыхлый и мягкий, словно копали лопатой.

Схватив свечу, он поднёс её ближе к земле.

— Участок около семи футов на четыре — как раз размером с большой гроб.

Смысл сказанного наполнил меня ледяным ужасом.

— Нужно было захватить с собой лопату, — продолжал Холмс как ни в чём не бывало, — но возвращаться за ней некогда. Давайте, Уотсон, придётся рыть руками.

С этими словами он сел на корточки и принялся откидывать рыхлую почву в сторону. Некоторое время я, оторопев, просто стоял и смотрел на своего друга, затем стал помогать ему. Должно быть, из всех диких и ужасных ситуаций, в которых я оказывался, сопровождая Холмса в расследованиях, эта была самой странной. В угасающем пламени свечи мы оба стояли на коленях и рыли землю руками.

— Рад, что нас сейчас не видит Лестрейд, — возможно спокойнее заметил я. — Он наверняка упрятал бы нас за решётку какой-нибудь психиатрической лечебницы.

Холмс криво усмехнулся.

Скоро наши усилия были вознаграждены. На глубине восьми-девяти дюймов Холмс наткнулся на что-то твёрдое.

— Это гроб! — воскликнул он, поднеся свечу ближе. — Надо очистить крышку.

Осознав, насколько близки мы к завершению наших поисков, я содрогнулся: в этом самом ящике может сейчас покоиться граф Дракула!

Пока мы работали, ветер снаружи усиливался, по временам свирепыми порывами врываясь в хижину. Пламя свечи мерцало, заставляя наши огромные тени бешено метаться по тёмным гранитным стенам. Вой ветра и неверное освещение в сочетании с нашим занятием усиливали ощущение разрыва с реальностью. Видимо, я стал впадать в какое-то оцепенение — внезапно Холмс сильно встряхнул меня за плечо. Этого оказалось достаточно, чтобы я принялся копать с усиленным рвением.

Через десять минут мы полностью освободили от земли крышку гроба. Нервы мои были натянуты, я вдруг понял, как сильно напуган. Лицо Холмса было встревоженным, но выставленный вперёд подбородок говорил о твёрдой решимости.

— Готовы, Уотсон? — спокойно спросил он.

Я кивнул.

Достав из саквояжа молоток и деревянный кол, Холмс положил их рядом с собой.

— Попробуем поднять крышку, — тихо сказал он.

Она оказалась незаколоченной, и мы без всякого труда откинули её в сторону.

Я слышал громкие удары собственного сердца.

Гроб был пуст.

Должен сознаться, увидев это, я почувствовал огромное облегчение. А вот Холмс разочарованно охнул.

— Но что это значит? — спросил я.

— Это значит, что я сильно недооценил хитрость графа, — сердито ответил Холмс.

— Так его здесь и не было?

— О нет, он здесь был.

Холмс поднял свечку над пустым гробом. Дно его устилал тонкий слой светлой сухой почвы.

— Земля с родины, — пояснил мой друг. — Необходимое условие для убежища вампира.

— Но, если это гроб Дракулы, где же он сам? Он не мог восстать — сейчас ещё день.

— Знать бы, где он сейчас… — досадливо начал Холмс, но, быстро взяв себя в руки, продолжил совершенно спокойно: — Понимаете, Уотсон, как только гроб вампира обнаружен и разорён, он обречён, ибо ему надлежит лежать в родной земле от крика петуха и до заката. Похоже, Дракула обеспечил себе несколько подобных укрытий — если одно будет найдено, он сможет воспользоваться другим.

— Вы хотите сказать, у Дракулы поблизости есть несколько мест упокоения?

— Точно. Нечто вроде дьявольской формы страхования. Нам не повезло, и мы раскрыли то из них, которое сейчас пустует. Помните, Ван Хельсинг рассказывал нам, что Дракула организовывал отправку в Англию нескольких ящиков?

Я слушал слова друга с нарастающим унынием. Если, как предполагал Холмс, у Дракулы было несколько гробов, в которых он мог покоиться в дневное время, то обнаружение и уничтожение этого изверга становилось почти невыполнимой задачей.

Мои мрачные мысли, по всей видимости, были написаны у меня на лице, поскольку Холмс сказал:

— Не унывайте, старина. Пока Кэтрин Хантер жива, граф Дракула не уйдёт из этой местности. Он собирается сделать её своей невестой и не отступит, не завоевав её окончательно. Пока девушка под нашей опекой, козырной туз в этой игре наш. То, что ему нужно, находится у нас, и, следовательно, в конце концов он должен прийти к нам. Я надеялся уничтожить это существо в момент наибольшей его уязвимости, но теперь уверен, что конфронтация неизбежна.