— Ах да, — подхватил Холмс. — Ведь это он писал; «Экипажи созданы для богачей. Будь верен тротуару — и никогда не утратишь связи с людьми».
— В точности так, мистер Холмс. Я вижу, вы хорошо знакомы с сочинениями моего брата.
— Стараюсь быть в курсе дел, миссис Фреверт.
Я удивился. Холмс не интересовался современной литературой, за исключением наиболее сенсационных опусов. Изучение последних снабжало его сведениями, совершенно чуждыми его натуре. В беллетристике он всегда был на удивление несведущ; но, как он сам теперь объяснил, уединённый образ жизни заставил его изменить свои книжные пристрастия.
— С тех пор как я зажил отшельником здесь, в Суссексе, — заметил Холмс, — праздное существование даёт мне возможность идти в ногу с новейшими литературными течениями. Однако продолжайте, прошу вас.
— В тот злополучный день мой брат отправился в Принстонский клуб, но прямо перед входом к нему привязался этот негодяй Голдсборо… Фицхью Койл Голдсборо… Он выстрелил в Грэма шесть раз… и направил ствол на себя. Голдсборо был похож на бродягу, и Грэм, добрая душа, хотел бросить ему монету. Полиция говорила, Голдсборо вытянул руку и для пущей надёжности стал стрелять врассыпную. Раненый Грэм прислонился к ограде, а потом несколько членов клуба внесли его в здание. Наконец карета «скорой помощи» отвезла его в больницу Бельвью. И не поверите; ночью его состояние улучшилось. Но следующим вечером он скончался.
Я ждал, что она расплачется именно сейчас, однако, хотя платок был наготове, слёзы не показались. Мужественная, как её брат-журналист, миссис Фреверт поведала всё, что знала, но волнение выдавала только рука, нещадно комкавшая платок. В отличие от многих других представительниц прекрасного пола, которые сиживали в нашей гостиной на Бейкер-стрит и рассказывали столь же душераздирающие истории, миссис Фреверт не нуждалась в утешении.
Подобная стойкость придавала её рассказу ещё большую достоверность.
— Когда его расстреляли, мистер Холмс, он сказал: «Я мог бы вынести четыре выстрела, но шесть — это уж слишком».
Холмс кивнул, принимая к сведению это замечание, а затем спросил:
— Он говорил ещё что-нибудь?
— Только просил, чтобы не рассказывали нашей матери, которая тогда жила в Калифорнии. Грэм опасался, что это известие убьёт её. В этом был весь Грэм: даже смертельно раненный, он думал не о себе, а о других. Знаете, не прошло и полугода, как известие о гибели сына свело мать в могилу.
— Да, это настоящая трагедия, миссис Фреверт, — ответил Шерлок Холмс.
Он вновь положил свою трубку в раковину и продолжил расспросы, сплетя пальцы в замок и устремив на неё свой проницательный взор.
— Раз все эти подробности известны полиции, отчего вы считаете, что расследование не доведено до конца?
Небо начало темнеть, напоминая о том, что, если мы хотим успеть в Истборн, на лондонский поезд, который отправлялся в пять пятнадцать, нам надо срочно выезжать. Но отважная миссис Фреверт приехала к Шерлоку Холмсу за помощью и не собиралась уезжать, не получив её.
Ожидая ответа, Холмс наклонился вперёд, положив подбородок на сплетённые пальцы.
— Кто-то назовёт это женской интуицией, мистер Холмс…
Её ответ явно не удовлетворил Холмса. Громко вздохнув, он вновь откинулся назад.
— …Но, — продолжала она, — хоть убейте: я просто не могу забыть о тех бесчисленных и, смею добавить, могущественных врагах своего брата. Слишком многие высокопоставленные лица ему угрожали — и прямо, и намёками. Он даже заявлял на них в полицию.
— Уверен, так оно и есть, миссис Фреверт, только боюсь, этого едва ли достаточно, чтобы оспаривать официальное заключение. Уотсон говорил, вам был нужен мой совет. К сожалению, должен вас разочаровать. А теперь, если вы хотите успеть на поезд…
Холмс поднялся и сделал жест в сторону двери.
Миссис Фреверт тоже встала и, устремив взгляд на моего друга, произнесла:
— Мистер Холмс, вы принимаете меня за дурочку? Я ехала из самого Нью-Йорка не за тем, чтобы поговорить с вами о женской интуиции. Вероятно, мне следует поблагодарить вас за то, что любезно согласились выслушать меня.
Примиряющая улыбка и одобрительный кивок Холмса (он редко выказывал подобное отношение, особенно к женщине) сгладили остроту момента.
— Присядьте, прошу вас, — мягко сказал он, и оба вновь заняли свои места.
— Ещё остаётся проблема с выстрелами, — торжествующе заявила она.
— С выстрелами? — повторил я.
— Я имею в виду, с их количеством.
— В него стреляли шесть раз, — напомнил нам Холмс.
— Именно! — воскликнула миссис Фреверт. — Всё так и сообщали. Шесть раз! А затем убийца приставил оружие к своей голове и выстрелил ещё раз.
— Ну да, — медленно произнёс Холмс.
Кажется, он уловил в её доводах какой-то смысл.
Что до меня, я был слегка напуган непринуждённостью, с какой столь утончённая натура, как миссис Фреверт, рассуждала о выстрелах.
— Не понимаете, мистер Холмс? Было семь выстрелов! А у Фицхью Койла Голдсборо, которого считают единственным убийцей моего брата, с собой был только один револьвер на шесть патронов.
Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы заметить противоречие в давно известных фактах; но мой друг, сдержанно улыбнувшись, встал, прошёл в библиотеку и вскоре вернулся с маленьким ящичком, где хранил ещё не отсортированные газетные вырезки. Через мгновение он обнаружил среди них то, что искал.
— Разрешите мне, миссис Фреверт, прочесть заметку из вашей «Нью-Йорк таймс», датированную двадцать четвёртым января тысяча девятьсот одиннадцатого года: «Вчера днём Фицхью Койл Голдсборо расстрелял романиста Дэвида Грэма Филлипса шестью выстрелами… Всадив шесть пуль из автоматического револьвера тридцать второго калибра в грудь, живот и конечности мистера Филлипса. Голдсборо приложил оружие к своему правому виску, и одна из четырёх оставшихся в магазине пуль мгновенно убила его». Мне кажется, наличие десятизарядного автоматического револьвера убедительно объясняет шесть ран на теле вашего брата и одну, смертельную, — на теле убийцы.
— Да, мистер Холмс, только вот свидетель Элджернон Ли утверждает, что Голдсборо стрелял из шестизарядного револьвера [13].
На миг Холмс потерял дар речи. Лишь крики птиц над нами, казалось, спорили с утверждением миссис Фреверт.
— Даже если так, миссис Фреверт, — наконец промолвил он, — количество выстрелов могли перепутать. Возможно, врачи обсчитались.
— Они нашли шесть входных отверстий от пуль, мистер Холмс. Они в этом уверены. Свидетели подтвердили, что было шесть выстрелов. А самый бесспорный свидетель — это мой брат! Помните, он сказал, что мог бы вынести четыре выстрела, но шесть — это уж слишком.
— Теория интересная, но основанная на непроверенных фактах, — заметил Холмс.
— Есть ещё дневник Голдсборо, мистер Холмс. Мотив убийства полиция установила по его записной книжке, подобранной кем-то на улице.
— Да, — сказал Холмс, — небрежная работа детективов. В дневнике обнаружились странные рассуждения о том, что Филлипс был кем-то вроде литературного вампира, высасывающего из мистера Голдсборо его личность. То ли Филлипс превращался в Голдсборо, то ли Голдсборо — в Филлипса, точно не помню. Вот почему ваш брат получил ту необычную телеграмму. Думаю, эта идея почерпнута из мелодраматического романа Георга Сильвестра Фирека «Дом вампира».
— Вы абсолютно правы, мистер Холмс. А дневник со всей этой чепухой, что так удачно подвернулся под руку полицейским на месте преступления, был передан помощнику окружного прокурора и находился у него весь день. Даже коронёр был в ярости, что тот долго держал его у себя. Более того, мистер Холмс, дневник был написан искажённым нетвёрдым почерком и усеян кляксами. Эти записи мог сделать кто угодно.
Последнее утверждение показалось мне вероятным. Оно как будто разожгло и любопытство Шерлока Холмса. Он медлил с ответом и призадумался.
13
Подтверждением доводов миссис Фреверт служит работа Луи Филлера «Голос демократии: критическая биография Дэвида Грэма Филлипса» (Filler, Louis. Voice of the Democracy: A Critical Biography of David Graham Phillips. University Park, PA: Pennsylvania State University Press, 1978. P. 201. Ch. 13. N. 4). — Автор.