— Эврика! — неожиданно вскричал Холмс и нагнулся, чтобы поднять присыпанный порошей предмет. — Глядите, Уотсон! — воскликнул он. — Вот вам и орудие убийства!

Мой друг быстро стряхнул со странного предмета снег. Им оказалась большая сосулька.

— Хотите сказать, что Сомса убила сосулька? — недоверчиво спросил я.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, Уотсон. — Холме ткнул пальцем в башню и сказал: — Взгляните на горгулий и скажите, что вы видите.

Я поднял взгляд и ахнул:

— Святые Небеса! С каждой из них свисает по здоровенной сосульке. С каждой, кроме той, что ближе всего к нам.

— Совершенно верно, Уотсон. В этом нет ничего удивительного, поскольку недостающую сосульку я сейчас держу в руках. Помните, я сказал, что даже стальная цепь рвётся под действием собственного веса, если она достаточно большой длины? Врать не буду, я не знаю предела прочности льда, однако мне представляется очевидным, что эта сосулька обломилась от собственной тяжести и упала вниз. Сорвавшись с башни, она покатилась по крыше корпуса церкви. Видите след на снегу? Бьюсь об заклад, угол ската крыши составляет ровно тридцать два градуса. Потом, свалившись с крыши, она вонзилась в спину алтарника.

Холмс повертел сосульку в руке:

— На мой взгляд, она весит больше килограмма. К вашему сведению, Уотсон, сила является произведением массы и ускорения. Сила удара, когда сосулька сорвалась с крыши, оказалась вполне достаточной, чтобы убить Сомса наповал, раздробив ему позвоночник.

От восхищения великим детективом у меня перехватило дыхание.

— Холмс, у меня буквально нет слов! Мне остаётся лишь повторить, что ваша способность к дедукции дана вам свыше.

— Так что вашу племянницу Анну ждут хорошие новости, — довольно улыбнулся Холмс.

— Спасибо, Холмс! — Я с жаром пожал его руку.

— Рад был помочь, старина, — кивнул он.

— Знаете, Холмс, кое-чего я до сих пор не понимаю, — немного помолчав, признался я.

— Спрашивайте, Уотсон, я с радостью вам всё объясню. Заодно убьём время, пока ждём Хопкинса.

— При чём здесь пожертвования на ремонт крыши?

— Если бы в церкви вовремя заменили кровельные желоба, Соме остался бы жив. Сосулька, скатившись по крыше, попала бы в жёлоб и закончила там свой путь, — рассмеявшись, пояснил Холмс.

— Ну конечно! Как же я сам не догадался?

— Ещё вопросы?

— Почему ни инспектор, ни Батлер не нашли сосульку?

— Всё просто: они её не искали. Они искали стилет. Мне удалось обнаружить сосульку исключительно потому, что я изначально знал, что мне нужно.

— А почему сосулька лежала на некотором удалении от тела, а не сразу подле него?

— Уотсон, — покачал головой Холмс, — попытайтесь ещё раз представить, что здесь произошло. Сосулька падает с башни, ударяется о крышу. Скорее всего у неё откалывается кончик. Потом она стремительно катится вниз, срывается и вонзается в спину алтарника. Он падает на землю и умирает. Теперь сосулька находится под углом примерно шестьдесят градусов к вертикали. Та часть сосульки, что находится в ране, тает под воздействием тепла тела, а большая её часть отламывается и катится вниз по тропинке, идущей под уклон. Поскольку сосулька сужается к концу, она катится по дуге и в итоге останавливается у самого края тропинки, где я её и нахожу.

— Блестяще, Холмс, просто блестяще.

— Ничего особенного, Уотсон, — протестующе махнул рукой Холмс. — Я мог бы догадаться об этом раньше. Беда заключалась в том, что я настолько был занят отпечатками ботинок, оставленными на снегу, что даже не удосужился задрать голову и посмотреть наверх. В результате моей оплошности чуть не повесили невинного человека.

Через некоторое время у церкви остановился экипаж, из которого вышел инспектор Хопкинс.

— Что случилось, мистер Холмс? — спросил он, направляясь к нам по тропинке. — Дженнингс сказал мне, что у вас появился новый подозреваемый.

— Можно сказать и так, — улыбнулся Холмс. — Как выяснилось. Саймон был совершенно прав, утверждая, что подонка покарал сам Господь Бог.

— Что вы имеете в виду?

Холмс протянул инспектору сосульку, которую всё ещё сжимал в затянутой перчаткой руке:

— Вот вам орудие убийства. А поскольку на всё есть первопричина, теперь вы знаете, кто убил Арнольда Сомса.

— Вы что, мистер Холмс, шутить изволите?

— Я более чем серьёзен, инспектор. — Холмс изложил полицейскому череду невероятных событий, которая в итоге привела к смерти алтарника, закончив фразой: — Ну, а если вам мало доказательств, извольте взглянуть на кончик сосульки. Он всё ещё красный от крови Сомса!

Хопкинс склонился в лёгком поклоне:

— Позвольте мне выразить своё восхищение, мистер Холмс. С вашими выводами невозможно спорить. Я с радостью освобожу Саймона, хоть тем самым и выставлю себя последним болваном. Он славный парень, это сразу видно. — Хопкинс облепил сосульку снегом и завернул её в шарф, который предварительно с себя снял. — Я забираю её с собой в Скотленд-Ярд как улику, — пояснил он. — Глубочайше признателен вам, мистер Холмс. Благодаря вашему вмешательству мы сможем предотвратить чудовищную ошибку. Не желаете поехать со мной и лично порадовать приятными новостями Саймона?

— Отличная идея! Вы не находите, Холмс? — улыбнулся я.

— С вами трудно не согласиться, — признал знаменитый детектив.

Вскоре мы уже следовали по тюремному коридору к камере номер семнадцать. Когда мы вошли, Саймон встал и выжидающе воззрился на нас.

— Вы свободны, Саймон, — объявил Холмс. — Я доказал инспектору, что вы не имеете ни малейшего отношения к смерти Сомса.

Молодой человек буквально подпрыгнул на месте от восторга. На секунду мне показалось, что он вот-вот лишится чувств. Плача и смеясь одновременно, он схватил руку Холмса и долго её тряс, не желая отпускать. Наконец, когда Саймону удалось взять эмоции под контроль, он произнёс хриплым от волнения голосом:

— Покуда я жив и живы вы, мистер Холмс… Если вам понадобится крепкая спина и преданное сердце, я всегда к вашим услугам!

— Сделайте всё от вас зависящее, чтобы Анна жила спокойно и счастливо, и тогда будем считать, что долг уплачен, — улыбнулся Холмс.

— Конечно, сэр! — энергично кивнул Саймон. — Обещаю вам.

Потом мы втроём сели в кэб и отправились домой к Анне. Она из окна заметила, как мы выходим из экипажа, а улыбка на лице Саймона была красноречивее любых слов. В следующее мгновение дверь распахнулась настежь, и моя племянница, распростерши объятия, выбежала на улицу. Однако, вопреки моим ожиданиям, она обняла не возлюбленного, а бросилась на шею Холмсу, покрыв его лицо поцелуями.

И надо сказать, впервые за всю свою жизнь я увидел, как закоренелый женоненавистник Шерлок Холмс покраснел, словно школяр!

Когда мы с Шерлоком Холмсом вышли из кэба возле нашего дома на Бейкер-стрит, мой друг повернулся ко мне и промолвил:

— Уотсон, я просто счастлив, что вы отвлекли меня от неотложных дел и заставили заняться расследованием обстоятельств смерти алтарника из церкви Святого Альбана. Смотрите, как всё хорошо кончилось. Нисколько не сомневаюсь, вы непременно поведаете о ходе этого дела читателям в одном из своих рассказов. Я прав?

— Вы уже догадались? — смутился я.

— Ну конечно же, старина. Кстати, судя по тому, с какой настойчивостью вы меня уговаривали взяться за дело, я сразу понял, что для вас оно крайне важно.

— Ещё раз благодарю, что вняли моим просьбам, Холмс, — склонил голову я.

— Одна беда, — покачал головой мой друг, — мы потеряли целый день. Но я искренне надеюсь, что это нисколько не отразится на моём расследовании дела Кастерса.

— Надеюсь, вы согласитесь, Холмс, что в деле Саймона речь шла буквально о жизни и смерти и потому оно было гораздо важнее.

— С этим действительно не поспоришь. Однако потеря дня означает, что я всю ночь буду возиться с анализом крови Пилкинтона, а утром мне ехать в Кембридж.