— Да, вы меня предупреждали, — сокрушённо кивнул сэр Чарлз, — просто тогда я не уловил скрытый смысл ваших слов.

— Так вы с самого начала знали, кто такие в действительности Дик и Джон? — спросил я.

Великий сыщик посмотрел на юношу и девушку, которые всё так же стояли у стола, вцепившись друг в друга.

— Да, Уотсон, я практически сразу догадался об этом. Во-первых, записки с требованием выкупа. Шрифт гельветика довольно редок. Зато им пользуется издательство Оксфордского университета. Я это знаю, потому что сам когда-то там учился. Во-вторых, текст записок. «Твоя дочь в наших руках». Полуграмотные преступники, под которых они рядились, написали бы проще, например: «Твоя дочь у нас». И подобных мелочей очень много. Окончательно же они себя выдали, назвавшись Диком и Джоном, — продолжил Холмс. — Помните рисунок — девичья шейка, пронзённая чёрной стрелой? Недавно вышел роман «Чёрная стрела», написанный Робертом Льюисом Стивенсоном. Главных героев зовут Дик Шелтон и Джон Мэтчем. Потом по ходу сюжета выясняется, что под личиной Джона на самом деле скрывается девушка Джоанна Сэдли, выдающая себя за юношу!

Холмс продолжил рассказ о том, как ему удалось разоблачить злоумышленников, не упуская при этом ни малейших подробностей. Постепенно до меня дошло, что он намеренно затягивает время, чтобы сэр Чарлз смог прийти в себя.

— Уотсон, — повернулся ко мне Холмс, — вы как-то сравнили меня с ищейкой. Мол, благодаря своему уникальному чутью, я могу отыскать улики в самых неожиданных местах. В данном случае мне помог именно нюх в самом буквальном смысле этого слова. Когда я склонился над лежавшей на кровати мисс Софи, от неё исходил запах свежего, чистого тела, что было, мягко говоря, странно — ведь она пробыла в заточении целых пять дней. Кроме того, я не увидел даже ночного горшка, что было тем более странно, ведь она пролежала прикованной к постели почти неделю!

Посмотрев на молодых людей, Холмс продолжил:

— Вы нарядились в старую, поношенную одежду, быть может предварительно ещё больше изорвав её. Умно, ничего не скажешь. Однако вы кое-чего не учли. Настоящие оборванцы дурно пахнут. Отсутствие этого запаха вас тоже выдало.

— Бедный Уотсон, — повернулся Холмс ко мне, — вы решили, что Джон хрипит, потому что всю жизнь проработал на фабрике, а на самом деле мисс Софи просто пыталась скрыть свой высокий голос.

— Моя промашка, — смущённо улыбнувшись, согласился я. — Однако вы не будете спорить, что маскарад был весьма убедительным.

— Тут возразить нечего, — кивнул Холмс, — однако хочу напомнить, что оба наших горе-злодея занимаются в театральном кружке. Не сомневаюсь, что им доводилось играть роли бедняков.

Сэр Чарлз тяжело вздохнул и дрожащим голосом спросил:

— Софи, как ты могла так со мной поступить? Зачем ты предала меня? Зачем заставила так мучиться?

— Папочка, — девушка, рыдая, мотала головой, — прости меня, пожалуйста… Всё началось как шутка, а потом…

— Сэр Чарлз, — перебив её, заговорил молодой человек, — я люблю вашу дочь, люблю почти так же сильно, как и вы. Сейчас у меня словно пелена спала с глаз, и я понимаю, сколь подло мы хотели с вами обойтись. Мне ужасно стыдно. Софи сказала вам о своих чувствах ко мне, но вы восприняли эту новость очень холодно, и она решила, что вы никогда не благословите наш брак, а денег, чтобы начать самостоятельную жизнь, у нас нет. Мы часто шутили о том, с какой радостью вы заплатили бы четырёхзначную сумму в качестве выкупа за Софи… Слово за слово — так мы и задумали эту авантюру. Вряд ли вы мне поверите, но как раз перед тем, как вы ворвались, мы обсуждали способ наименее болезненно для всех нас покончить с этой комедией.

— Папочка, он говорит правду. Честно-честно! Всё, до последнего слова, истина, — энергично закивала Софи.

— Доченька, ну почему же ты не сказала мне, что так сильно его любишь? — умоляюще простёр к Софи руки сэр Чарлз. — Если бы я знал, мы бы что-нибудь придумали… А теперь? Ты же меня чуть в гроб не загнала…

Софи зарыдала с новой силой, и тут вмешался Холмс:

— Если позволите, сэр Чарлз, я хотел бы вам кое-что предложить. Настоятельно вам советую: возьмите Софи и её молодого человека с собой в Молдет-холл и обо всём честно и откровенно поговорите. Мы с Уотсоном сами как-нибудь доберёмся до Бейкер-стрит.

Крайтон встал и устало потёр ладонью лицо:

— Что вам сказать, мистер Холмс? Одних слов благодарности, разумеется, будет мало, так что встаёт вопрос об оплате ваших услуг.

— Не беспокойтесь, я пошлю вам счёт по почте, — отозвался Холмс и едва слышным шёпотом добавил: — Примите ещё один совет, сэр Чарлз: мир всегда лучше ссоры. Если будете об этом помнить, может, вам и удастся вернуть дочь.

Крайтон пожал нам обоим руки, и мы вышли, оставив троицу на кухне пустого дома.

— Как вы думаете, Холмс, чем всё это закончится? — спросил я уже в кэбе, когда мы подъезжали к Бейкер-стрит. — Они помирятся?

— Я искренне на это надеюсь, Уотсон. Скольких споров, ссор и конфликтов можно было бы избежать, если бы люди просто-напросто чаще общались друг с другом! Количество дел, что я расследую, сократилось бы вдвое.

— Вы правы, Холмс, совершенно правы, — вздохнул я.

Примерно через год Холмсу с утренней почтой принесли конверт. Прочитав письмо, он с улыбкой протянул его мне, а увидев мой недоуменный взгляд, пояснил:

— Помните дело о похищенной дочке Крайтона? У этой истории счастливый конец.

В письме было сказано следующее:

Мне очень хорошо запомнилось длинное, затяжное лето 1889 года. Дело было не в том, что оно выдалось самым жарким и солнечным за всё время моего проживания на Бейкер-стрит. В действительности то время запомнилось мне — как, уверен, и многим другим — серией пожаров, которые то и дело вспыхивали в Лондоне и причинили ущерба на десятки тысяч фунтов. Уносили они и человеческие жизни.

Всё началось в середине июня. За две недели случились три больших пожара — все в непосредственной близости от Паддингтона. Первый вспыхнул в общежитии для солдат-ветеранов. Погибло три человека. Второй пожар охватил фабрику по переработке льна. Здание полыхало два дня и две ночи. В третий раз огонь нанёс удар по конюшне при пивоваренном заводе. Внутри была масса сена и соломы, и потому нет ничего удивительного в том, что конюшня вспыхнула как спичка. В огне сгинуло пять превосходных лошадей-тяжеловозов.

Я полагаю, что Холмсу сразу стоило обратить внимание на эти возгорания. Он сам неоднократно повторял: «Одно происшествие — случайность, два — совпадение, три схожих между собой происшествия, как правило, указывают на то, что за ними стоит преступник». В оправдание моего друга могу сказать, что именно в это время он занимался расследованием весьма деликатного дела: речь шла о попытке шантажа одного высокопоставленного дипломата. Не стану углубляться в детали; достаточно сказать, что у Холмса было полно других хлопот. Вскоре после очередного, четвёртого пожара к нам на Бейкер-стрит заявился Лестрейд. На этот раз выгорел весь верхний этаж постоялого двора под названием «Ручки белошвейки». Прежде чем Лондонская пожарная бригада совладала с огнём, в нём погибла жена хозяина.