Он был оружием, думал Талос. Ксарл был самым верным клинком Первого Когтя, он управлял силой, которая формировала их характер в битве. Он был той причиной, по которой другие Когти не желали вставать у них на пути. Пока Ксарл был жив, Талос не боялся, что Первый Коготь проиграет сражение. Они никогда не нравились друг другу. Братству требовалась не дружба, а преданность. Они стояли, прикрывая друг друга, когда галактика полыхала — всегда как братья и никогда — как друзья. Предатели до самого конца.

Он не мог подобрать нужных слов. Огнемет шипел в воцарившейся тишине.

— Если ад существует, — произнес Талос, — сейчас ты отправляешься туда. Надеюсь, мы скоро там увидимся, брат.

Он нажал спусковой крючок.

Вырвавшийся с ревом поток химического пламени захлестнул тело короткими вспышками. Керамит потемнел. Сочленения оплавились. Плоть растворилась. Талос в последний раз взглянул на почерневший череп Ксарла. Кости замерли в безмолвной и безглазой усмешке. А затем он исчез в удушливом дыму.

Огонь распространился на спальное место в келье и на висящие на стенах свитки пергамента. Отвратительный запах горящей человеческой плоти делал приторный воздух еще хуже. Талос окатил тело последним залпом жидкого пламени, а затем перекинул огнемет через плечо, запечатал медицинский контейнер и, наконец, добрался до своего оружия. Он взял шлем Ксарла в одну руку, свой болтер — в другую, и, не оборачиваясь назад, прошагал сквозь пелену дыма и открыл двери. Плотные клубы дыма повалили в коридор, принося с собой и запах. Воин вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Пламя скоро потухнет, лишенное притока кислорода и топлива.

Он не ожидал, что кто-то будет ждать его. Двое смертных стояли молча, закрывая руками носы и рты от просачивавшегося дыма.

Септим и Октавия. Седьмой и Восьмая. Оба высокие, оба одеты в темную униформу, оба носили оружие, что было разрешено очень немногим рабам.

Первый стоял, пощелкивая испорченной лицевой аугметикой всякий раз, когда переводил взгляд или моргал. Длинные волосы обрамляли его лицо, и Талос, плохо понимавший человеческие эмоции кроме гнева и ужаса, не мог знать, какую именно выражало лицо Септима. Октавия собрала волосы в обычный хвост, на лбу была повязана бандана. Она похудела, и ее кожа приобрела нездоровый бледный оттенок. Жизнь не жалела ее, как не жалел и собственный организм, лишавший ее сил, чтобы питать ими растущее внутри нее дитя.

Талос вспомнил свой приказ, чтобы эти двое не приближались друг к другу, и свое последнее распоряжение, чтобы Септим оставался в ангаре. В этот момент, казалось, ничто не имело значения.

— Чего вы хотите? — спросил он. — Оружие и броню Ксарла нельзя починить, Септим. Не спрашивай даже.

— Вариель приказал мне найти вас, господин. Он требует вашего присутствия в апотекарионе, причем безотлагательно.

— И непременно понадобились вы двое, чтобы доставить это сообщение?

— Нет, — Октавия прочистила горло, опустив руки. — Я слышала про Ксарла. Мне очень жаль. Я думаю…по вашим стандартам, в соответствии с идеалами Легиона, я имела в виду…он был хорошим человеком.

Вздох Талоса прервался хриплым смешком.

— Да, — сказал он. — Ксарл был хорошим человеком.

Октавия покачала головой в ответ на сарказм воина.

— Вы же знаете, что я имела ввиду. Он и Узас однажды спасли мне жизнь, как и вы.

Смешок пророка перерос в неудержимый хохот.

— Конечно! Хороший человек. Еретик. Предатель. Убийца. Глупец. Мой брат, хороший человек, да…

Оба смертных стояли молча, пока впервые за долгие годы Талос смеялся до слез.

В главном апотекарионе царил хаос. Медицинское святилище легиона на борту «Завета крови» больше походило на морг, нежели на операционную, будучи местом безмолвия и спокойствия — залом холодильных камер с застарелыми пятнами крови на железных столах и повисшими в стерильном воздухе воспоминаниями.

В апотекарионе «Эха проклятья» все было ровно наоборот. Вариель ходил от стола к столу среди моря израненных человеческих тел. На нем не было шлема, а его лицо не выдавало никаких эмоций. Люди и легионеры кричали и тянулись к нему. В воздухе пахло потом, жаром уходящей жизни и вонью насыщенной химикатами крови.

Сотни столов выстроились рядами во всю длину помещения, и почти все они были заняты. Многоцелевые сервиторы стаскивали трупы со столов и клали на их место еще живых.

Решетки в полу засасывали кровь, которая рекой лилась по грязной плитке.

Медицинские сервиторы и обученные хирургическим манипуляциям члены экипажа кропотливо работали. И среди всего этого шагал Вариель — забрызганный кровью дирижёр оркестра стенаний. Он задержался у одной каталки и окинул взглядом лежащее на ней изломанное тело одного из членов экипажа.

— Ты, — обратился он к стоявшему рядом медицинскому сервитору. — Этот уже мертв. Удали его глаза и зубы для последующего использования, потом сожги останки.

— Принято, — промямлил измазанный кровью раб.

Рука ухватила его за наруч доспеха.

— Вариель, — произнес Повелитель Ночи на другом столе, давясь кровью. Его хватка усилилась. — Вариель, пришей мне новые ноги и покончим с этим. Не держи меня здесь, когда нам нужно завоевывать мир!

— Тебе нужны не только новые ноги, — ответил Вариель. — А теперь убери руку.

Воин сжал руку сильнее.

— Я должен быть на Тсагуальсе. Не оставляй меня здесь!

Апотекарий взглянул сверху вниз на раненого легионера. От половины лица воина остался лишь тонкий слой крови и обгорелых тканей, обнажая череп. Одна рука была отрублена у плеча, а обе ноги ниже колен были месивом из крови, плоти и осколков керамита. Несомненно, воин ордена Генезиса почти убил его.

— Убери руку, — повторил Вариель, — мы это уже обсуждали, Мурилаш. Я не люблю, когда ко мне прикасаются.

Хватка только усилилась

— Выслушай меня…

Вариель схватил воина за руку и отвел державшие его пальцы. Не говоря ни слова, он извлек из перчатки с нартециумом лазерные резаки и медицинскую пилу. Пила опустилась. Воин закричал.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Вариель.

— Ты, жалкий ублюдок!

Вариель отшвырнул отрезанную руку другому сервитору.

— Сожгите это. Подготовьте бионический протез левой руки и прочую предназначенную для него аугметику.

— Принято.

Расположившись у стены в углу апотекариона, Сайрион и Меркуциан наблюдали за упорядоченным хаосом вокруг.

— Ты был прав, — Сайрион усмехнулся, обращаясь по воксу к Меркуциану. — Вариель действительно один из нас.

— Я бы вырезал Мурилашу сердце, — отозвался Меркуциан. — Я всегда его ненавидел.

На некоторое время оба воина погрузились в молчание.

— Дельтриан доложил, что они вернулись к пробуждению Малхариона.

В ответ Меркуциан вздохнул. Вокс превратил звук в хриплый треск.

— Что? — спросил Сайрион.

— Он не скажет нам спасибо за свое второе пробуждение. Я бы многое отдал, чтобы узнать, почему Малек из Атраментар сохранил ему жизнь.

— Я бы многое отдал, чтобы узнать, куда, во имя бесконечного ада, пропали Атраментары. Ты действительно веришь, что они могли сгинуть вместе с «Заветом»?

Меркуциан покачал головой.

— Нисколько.

— Я тоже в это не верю, — поддержал Сайрион. — Они не эвакуировались вместе со смертными, ни на одном из десантно-штурмовых транспортов. Они так и не добрались до «Эха проклятия». Остается лишь один вывод: они переместились на вражеское судно. Они телепортировались на корабль Корсаров.

— Возможно, — допустил Меркуциан. Его тон блуждал между задумчивостью и сомнением. — Им бы вряд ли удалось в одиночку захватить корабль Корсаров.

— Ты правда настолько наивен? — Сайрион усмехнулся за лицевой пластиной шлема, из глазниц которой, подобно слезам, текли нарисованные молнии. — Посмотри, как Кровавый Корсар относится к своей терминаторской элите. Они его избранные. Я не думаю, что Атраментары устроили нападение на Корсаров, болван. Они предали нас и переметнулись к ним.