Тело Седрика фон Зальха упало, и его душа покинула свою бренную оболочку. Затем то, что осталось от паладина, зависло на одном месте и увидело своего заклятого врага. Венедский колдун стоял и улыбался. Он одержал очередную победу, и негодующая душа Зальха набросилась на него. Убить! Покарать! Уничтожить! Во имя Господа! За святого Бернарда! За павших товарищей! Однако бесплотная тень белесоватого оттенка не смогла ничего сделать своему противнику. Неведомая сила отбросила призрак от Вадима Сокола, и он снова завис на месте. Что будет дальше, Зальх не знал, но предполагал, что появятся ангелы, которые заберут его на небо. Но он ошибался. Вокруг него образовался водоворот из невидимых живым существам бледных нитей, а затем призрака втянуло в него, и на время он потерял возможность что-либо видеть, слышать и осознавать. Ну, а когда чувства или их заменители, вернулись к нему, то он обнаружил, что находится на серой безжизненной равнине без единого холмика и деревца. Под бестелесными ногами пыль, рядом никого, а над головой темное недружелюбное небо. “Господи! Помоги мне! – глядя на неприветливые небеса, взмолился Зальх. – Где я!? Неужели в Чистилище!?” Словно в ответ на его мольбу, рядом появился еще один водоворот и из него выскочил другой призрак, более плотный и непрозрачный. Он был без лица, один контур. Но вскоре лик проявился, и перед Зальхом предстал Бернард из Клерво. – Учитель, ты ли это!? – вглядываясь в знакомые очертания, воскликнул призрак рыцаря. – Да, это я, – ответил Бернард и вплотную приблизился к Зальху. – Прости меня, учитель, я не оправдал твоих надежд. – Это ничего. Не ты, так другой рыцарь доведет дело до конца. – И что со мной теперь будет? – паладин попытался уловить хотя бы какую-нибудь эмоцию в облике бывшего аббата, но лицо Бернарда было похоже на маску. – Ничего. Для тебя все кончено, Зальх, а я еще могу продлить свое существование, потому что у меня есть такие как ты. – Я не понимаю тебя, учитель! – И не надо. Ладонь Бернарда легла на белесую грудь Зальха, и он вздрогнул. В теле рыцаря появилась огромная дыра, которая стала стремительно расширяться, и он завопил от невообразимой боли. Душа Седрика фон Зальха распадалась, а Бернард ее пожирал и за счет этого увеличивал свои силы, которые давали ему возможность сохранять привычный облик и свой разум. – За что!? – прошипел Зальх, который понял, что Бернард ему вовсе не друг. – Почему ты уничтожаешь меня, учитель!? – Я голоден, Седрик. Очень голоден и если не поем, то ослабну и стану легкой добычей для тварей этого мира, – пришел ответ. – А как же Рай!? Где он!? Почему ты и я не там!? Неужели его нет!? – Он есть, Зальх. Однако он не для нас, ибо туда пускают только своих. Наши предшественники совершили огромную ошибку, когда отринули родовых богов и поверили в чужеземную химеру. Поэтому мы, те, кто последовал за ними, после смерти оказываемся здесь, в мире Нави, где каждый сам за себя. Что успел ухватить, то и твое. – А как же наши боги!? Они есть!? – Боги совсем не такие, какими мы их представляли, а значит, и ведут себя иначе. Иногда они подкармливают меня крошками со своего стола, ибо велики мои заслуги перед ними. Но эти крошки приходится отрабатывать. Впрочем, все это уже неважно. Для тебя. Так что прощай, Седрик. Проблеск в глазах. Последняя искра. Дикая боль. Темнота. Распад. Небытие. Душа некогда славного рыцаря перестала существовать и рассыпалась в серую пыль, а призрак, при жизни бывший аббатом Бернардом из Клерво, по привычке облизнулся и побрел по безжизненной равнине, без какой бы то ни было цели.

Глава 13.

Киев. Осень 6656 С.М.З.Х.

– За славную победу и великого князя Изяслава Мстиславича! Здравия нашему князю и долгих лет жизни! Один из придворных лизоблюдов киевского правителя поднял наполненный вином серебряный кубок и провозгласил здравицу. После чего все приглашенные на пир по случаю возвращения Изяслава из похода мужчины подняли свои кубки, и под сводами великокняжеского терема пронеслось: – За победу! – Долгие лета! – Слава князю! Выпили, и я посмотрел на сидящего во главе стола великого князя, который был хмур и невесел. Хм! Это и понятно. Какая там славная победа? Полный пшик и несколько тысяч убитых со стороны Изяслава и столько же потеряли суздальцы Гюрги Долгорукого, а затем скорое возвращение обратно в стольный град. Союзники отступили или ограничились демонстрацией. Цели летней военной кампании не достигнуты. Положение Изяслава Мстиславича резко ухудшилось. Ну, а когда он, опережая свое войско, въехал в Киев, то здесь его ожидал целый ряд пренеприятных известий. Ромейское посольство вырезано и уцелело всего несколько человек (гонцов в другие города), да спафарий Андроник Вран. И хотя виновниками злодеяния назывались рыцари-латиняне, которые были объявлены в розыск, император Мануил мог в это не поверить, а значит, возможны сложности с Восточной Римской империй. А помимо того в самом городе неспокойно. Киевские купцы и наиболее уважаемые люди получили в свои руки переписку тысяцкого Митрофана Кобылина с ромеями, и выяснилось, что городской глава, фактически мэр, сливал иностранцам информацию по торговле и давал им льготы, каких не было у местных. В связи с этим возмущенная общественность собрала черный люд, блокировала подворье Кобылина и заставила его еще до приезда великого князя сложить свои полномочия. Такие вот дела. Невеселые. И это только начало, ибо неизвестные люди подкинули Изяславу Мстиславичу переписку протопопа Исаака Комита с его агентурой, и это новая забота. Придется теперь великому князю выискивать крамолу среди доверенных лиц, одергивать зарвавшихся Рюриковичей и как-то разбираться с епископами. Все одно к одному, и это в то время, когда продолжается война с Гюрги, со степи на Переяславль лезут половцы, которые временно отступили, а в Туровское княжество, где сидит старший сын Изяслава, проникают диверсанты из Галича. Поэтому, лишь примерно представляя себе, что творится в голове великого князя, я могу с уверенностью сказать, что сейчас ему не до пира и мыслями он где-то очень далеко. Сочувствую ему. Но он сам свою дорогу по жизни выбрал. Захотел стать самым главным на Руси и стал, а теперь огребает по полной. Это судьба. Моя ладонь протянулась к копченому окороку. Взял кусок и впился в него зубами. Вкусно и сытно. Зубы пережевывают мясо, а глаза скользят по лицам людей, которые находятся напротив. Большинство из них воеводы великого князя, с которыми мне сталкиваться не доводилось, но пару человек я знал. Вот боярин Федор Брагин, полноватый брюнет с крепкими мужицкими руками. Хороший вояка и неплохой мечник, в прошлом сын простого огнищанина, который выбрался из лесов и дослужился до начальника городской стражи в городе Киеве. Должность немалая и доходная. Молодец, боярин, а если не растеряется, а он мужик головастый, то быть ему тысяцким вместо Кобылина. Для меня это хорошо, ибо общие интересы у нас уже имеются. Так что поддержку ему окажу, и если боярину понадобятся деньги на проставу народным массам, по факту на предвыборную кампанию, то серебро ему, конечно же, ссужу. Причем без процентов, чай не ростовщик. Рядом с Брагиным сидит невеселый и осунувшийся Андроник Вран. Он уверен, что убийство Исаака и посольских работников дело рук паладинов. Благо, доказательств хватает, и трупы латинян, в тела которых перед нашим уходом разведчики вонзили ромейское оружие, спафарий лично видел. А значит, как только откроется путь по Днепру в Черное море, его доклад полетит в Константинополь. Ну, а пока он устраивается на новом подворье. Приводит в порядок дела и тоскует. Впрочем, это не мешает ему гулять по городу, и очень часто Вран тайком задерживается в одном неприметном домике на окраине Киева. Живет там одна девица-красавица из купеческой семьи и, насколько я понял, у них с Андроником все серьезно. Вот оно слабое место молодого императорского посла, на которое можно надавить, и я, если понадобится, стесняться не стану. Но это потом, а пока к девушке, которую зовут Любава, приставили ушлую бабушку-язычницу, которая за долю малую работает на Бравлина Осоку, и все, что знает подруга Врана, практически сразу становится известно нам. А поскольку ромей с толикой славянской крови делится с полюбовницей всеми своими мыслями, планами и намерениями, то можно сказать, что он под колпаком. Я налил себе меда. Сделал глоток и почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Обернулся и столкнулся со взглядом великого князя. Матерый человечище и в его глазах я прочел многое. Изяслав знал, что уничтожение ромеев моих рук дело. Ведь он наверняка уже успел пообщаться с митрополитом Климентом и своими шпионами. Так что после пира меня, скорее всего, пригласят в его покои. Что же, я к этому готов. Поговорим откровенно, а затем можно будет отправляться в степи. Скачок туда и возвращение в Киев, а затем грузимся на драккары и уходим в Новгород. Великий князь отвернулся, и я снова уткнулся в кубок. Хорош медок, но коварен. Голова соображает, а ноги, словно ватные, а потому пока стоп. Чутка выпил, уважил хозяина, который пригласил меня за свой стол, и хватит. Тем временем гости запели. Затем были приглашены гусляры, не седые деды, как в былинах, а среднего роста мужички, которые довольно таки ладно и складно спели несколько боевых песен о походах славных Рюриковичей в Хазарию и на Царьград. После этого народ вновь выпил. Опять пошли здравицы, и так пролетело три часа... Пришла пора расходиться и меня, как я и ожидал, попросили остаться. Не проблема. Последовал за слугой и оказался в оружейной комнате великого князя. Я был один и стал прохаживаться вдоль стен, да рассматривать клинки и кинжалы. Степные кончары и сабли, прямые азиатские мечи и похожие на них изделия из Европы, клинки киевлян и новгородцев, топоры и шестоперы, кинжалы метательные и для пешего боя. Разнообразие коллекции поражало, и я погладил ладонью один из боевых булатных клинков, судя по рунам у гарды, шведской работы. Покрытая узорами сталь приятно охладила кожу, и в этот момент за своей спиной я услышал голос Изяслава Мстиславича: – Этот клинок принадлежал моему отцу. – Хороший меч, – я отпустил клинок и спросил князя: – Интересно, а кто его сделал? – Это неизвестно, – князь, который уже скинул парадно-выходной красный плащ, пожал плечами. – Он добыл его где-то на севере, снял с тела павшего в бою викинга, когда ездил свататься к моей матери, а затем оставил себе. – Изяслав взял паузу, еле заметно улыбнулся и сказал: – Знаешь, Вадим Сокол, когда я вернулся в Киев и поговорил с митрополитом, то первым моим желанием было казнить тебя, больно ты хитер и ловок. Но потом я подумал, что спешить не стоит, а сейчас думаю, что тебя мне сам Бог послал. “Было бы забавно, если бы Господь Яхве прислал на помощь христианам ведуна”, – подумал я, и поинтересовался у Изяслава: – И что же хорошего в моем появлении лично для тебя, великий князь? – Ты убрал послов императора. Кроваво и неожиданно. Мне это на руку, хотя сам бы я на такое никогда не решился. Ты укрепил митрополита в мысли, что нам, русичам, необходимо идти своей дорогой, которая не будет пересекаться с ромеями. Ты передал мне письма покойного Исаака Комита и организовал смещение тысяцкого Кобылина, коему я верил. За все это тебе моя благодарность. – Я не трогал ромеев, великий князь, – сразу обозначил я свою позицию. – Ну да, ну да, – усмехнулся Изяслав. – Кто же в этом признается? Нет таких умников, чтобы объявлять о подобных деяниях. Но я знаю истину, ибо не у тебя одного голова на плечах. Впрочем, я позвал тебя не ради восхвалений. Давай поговорим о делах. – Не против. Можно и поговорить, княже. Изяслав молча указал на широкую лавку у стены. Мы присели и он, вопросительно кивнув, сказал: – Говори, ведун, что у тебя на душе. Все как есть, без утайки. Чего ты хочешь от меня и что можешь предложить? Властитель есть властитель. Прежде всего, он думает о государстве и своих потомках, которым хочет передать бразды правления и накопленные богатства. Поэтому религия Изяслава Мстиславича интересовала слабо, только как инструмент. По большому счету, как и большинству Рюриковичей, ему все равно, какому богу молиться, а значит, вопрос христианства можно было задеть мимоходом, а основной упор нужно делать на возвышении его семейства. Для меня это аксиома и я начал разговор: – Великий князь, поверь, я думаю о Руси не меньше, чем о Венедии. У меня две родины и одна из них здесь, в землях русичей. Так сложилось, что я оказался среди варягов, прижился, разбогател, приобрел некоторое влияние и стал основателем собственного города. Я достиг, чего хотел и о чем мечтал. Однако я понимаю, что в будущем, если его не изменить, двум братским народам, венедскому и русскому, придется схлестнуться в кровавой сече, которая ослабит нас на радость общим врагам, что западным, что восточным, без разницы. Поэтому я оказался здесь, в Киеве. После чего стал присматриваться к Рюриковичам и, в конце концов, решил, что если с кем-то и вести разговор, то лишь с тобой, Изяслав Мстиславич. – Это потому, что я в ссоре с патриархом Николаем и императором Мануилом? – Не только. Вопрос веры значение имеет, само собой. Но превыше всего личность. Ты, княже, не стесняешься называть себя царем, ибо помнишь, как Олег Вещий, Игорь и его сын Святослав гордо именовали себя каганами. Ты не страшишься трудностей и упрямо гнешь свою линию. Ты способен объединить Русь и отринуть лествичное право, которое изжило себя. Ты способен принять перемены, а главное, готов к ним. – Красивые слова говоришь, Вадим Сокол. Это приятно. Однако меня на мякине не проведешь. Чего именно ты хочешь? – Союза Венедии и Руси, которой будет править один царь. – И как ты это видишь? – Русь, в первую очередь, Киев, окончательно отпадает от Константинополя. Русская церковь проводит некоторую реформу и дает исконно славянским ведическим культам разрешение на восстановление своих храмов и свободу вероисповедания. Ты, княже, провозглашаешь себя царем и назначаешь наследника, который станет твоим преемником. Пока этого достаточно, а взамен Венедия признает тебя государем Всея Руси и окажет помощь в борьбе с недругами, как внешними, так и внутренними. – Сокол, ты же говорил, что сам по себе. – Да, это так. Но я смогу добиться того, о чем говорю. Сейчас, сам понимаешь, княже, это всего лишь разговор. С кондачка такие дела не вершатся. Мы с тобой говорили. Потом я с митрополитом пообщался. Сегодня снова все обсуждаем. Ну, а со временем появится договор. – Когда? – Если ты готов принять мои предложения, то уже в следующем году я привезу бумагу и большое посольство из волхвов и венедских князей. Но я знаю, что при всем твоем желании, раньше чем через два-три года ты ничего не сделаешь. Так что давай рассуждать как разумные люди. Договор подпишем через три года. – Да уж, три года... – протянул Изяслав Мстиславич. – Тут бы пару лет продержаться, а ты в такую даль заглядываешь. Впрочем, все в руке Божьей. Мне твои речи по душе и митрополиту они нравятся, так что давай попробуем что-то сделать. Пока я подумаю над твоими словами и посовещаюсь с близкими людьми. Ну, а прямо сейчас я хочу знать, чем именно ослабленная жестокой войной Венедия сможет мне помочь. – Мы пришлем витязей и дружины вольных варягов. Это несколько тысяч воинов и пара сотен ведунов, которые в состоянии разгромить войско Долгорукого и помочь тебе удержать престол. – На чужих клинках царский трон долго не продержится. – Почему чужих? У тебя в дружине половина воинов с варяжскими корнями и никто их чужаками не считает. А рядом с ними черные клобуки, язычники из племени голядь, половцы и угры. Все они за великого князя, и переяславцы с киевлянами тебя любят и уважают. – Это так. Но Переславль и Киев не вся Русь. – Но это немалая ее часть. И если считать, кто за тебя встанет, то это не только два княжества, но и другие. В Туровском твой сын правит. В Новгороде-Северском и Смоленске великокняжеские наместники выше местных князей садятся. В Полоцке у тебя зять, которого можно приструнить, дабы он сторону Долгорукого не принял. В Новгороде брат, а помимо него там союзные венедам посадники. В Рязани за тебя князья горой стоят. Это ли не Русь? Она самая, матушка. Ну, а с остальными можно разобраться. Черниговцы ненадежны, но если их прижать, то не сбегут. В Муроме, Владимире и Суздале князь Гюрги Долгорукий, но сообща мы разобьем его. На Волыни и в Галиче ромейский вассал-перебежчик князь Владимирко, так его сместить недолго. – Эх, Вадим, много ты понимаешь, – Изяслав Мстиславич устало взмахнул рукой. – Ну, сместим того же самого Владимирко Володаревича. А кого на его место? – Наместника своего. – А как же остальные Рюриковичи, родня моя? – Пусть, как Иван Ростиславич Берладник, службу служат. Хорошо себя покажут, получат с царева плеча шубу и немного земельки, а плохо, к ногтю всех. – Вона как. – Да, именно так. Руси необходим царь, не по титулу, а по делам и полноте власти. Иначе не выстоим, либо Европа на Киев Крестовый поход двинет, либо ромейский император армию пришлет, либо со степи большая орда пожалует. Вот потому и говорю, что единый властитель нужен. Великий князь задумался. Крепко. И молчал он минут пять. После чего произнес: – Немедленного ответа не дам. Все же необходимо подумать. – Это твое право, великий князь. Я отправляюсь на север через четыре седьмицы, и хотел бы услышать твой ответ до отъезда. Пусть не окончательный, который все определит, а хотя бы предварительный. – Ты его получишь, Сокол. Ступай. Я отвесил великому князю поклон, оставил его одного и сам не заметил, как покинул детинец и оказался на улице ночного Киева. Рядом сразу появилась охрана – это привычно. После чего мы направились на базу, и пока шли в моей голове крутилось множество мыслей. Итак, кое-что сделано – у меня получилось растормошить Изяслава Мстиславича и теперь он будет думать, общаться с митрополитом, женой, родственниками и детьми. Ну и что же он надумает? Хм! Как уже не раз отмечалось, я не провидец и не пророк. Но просчитать киевского государя совсем не сложно. Ради возвышения своего рода он готов на очень многое – сие есть факт. И можно представить себе чашу весов. На одной стороне ненадежные родичи-Рюриковичи, расколовшаяся на два лагеря церковь, набирающий силу Долгорукий, получающий помощь от ромеев Владимирко Володаревич и временный титул великого князя, который Изяслав Мстиславич, скорее всего, потеряет в ближайшие годы. А на другой стороне союз с венедами, слава реформатора и собирателя земель, прикормленная РПЦ, титул царя, который можно передать сыновьям, и возможность давить всякое сопротивление на Руси, не как старший из русских князей, а как самодержец. Разница чувствуется? Сразу же. Так что никуда Изяслав Мстиславич от меня не денется, и если его не прирежут и не отравят, то быть ему первым русским царем, а я при нем и его детях стану тайным советником. Благо, выход на тропы Трояна получен и если в Зеландии или на Руяне будет найден портал, а он должен быть, то заживу я привольно и радостно. Захотел, вышел на магический путь и оказался в Полоцке. Новый заход, и в Киеве. Еще один, и нате вам, пожалуйста, степь широкая, да степь привольная. Кстати, насчет степей. Сегодня вечером должны прибыть черные клобуки, которые после отступления половцев идут из Макотина с пополнением, а Кулибин вместе с Поято Ратмировичем как раз заканчивает формирование обоза для гэрэев. Поэтому откладывать выступление не стоит, ибо скоро начнутся осенние дожди, так что в путь-дорогу я отправлюсь уже завтра, и путешествие продлится три недели, максимум, четыре, поскольку до реки Саксагань не так уж и далеко. Правда, нас будет задерживать обоз, но без него никак. В роду Гэрэй почти девятьсот душ, женщины, дети и старики, и всего четыре десятка вооруженных мужчин. Все они хотят кушать и ладно пока осень, и есть немного баранов, кобылиц и коров, а в реке рыба водится. Но вскоре придут холода и гэрэям конец, скотину под нож, сколько-то времени продержатся, а потом им придется либо в самостоятельный набег на соседей идти, либо помирать. В принципе, это одно и то же, ибо соседи у гэрэев сильные, и они задавят славный род. Значит, им нужна подпитка, и я степнякам ее дам и серебра не пожалею. Не стоит жалеть, поскольку Гэрэй отплатят верной службой, а потому припасы закуплены самые лучшие: мука и овес, крупы и сало, жиры и соль, мед и мясо. Они получат все это изобилие, а я возьму клятву со всего рода, оставлю на стоянке сотню клобуков под командованием Юрко Сероштана и дам гэрэям хорошее оружие. Затем к ним пригонят коней и привезут воинам доспехи. На месте портала, если он откроется, Сероштан построит острог, и под моим чутким руководством гэрэи будут копить силу, которую я смогу использовать для войны против Долгорукого и его степных родственников. Такой вот план. Не особо сложный и вполне реальный... Мысли, планы, расчеты, логические цепочки. В голове тугой клубок, который легко раскручивается и складывается в четкие схемы. И тут один из воинов резко толкает меня в сторону и кричит: – Берегись! Левая рука полусогнута. Падение. Перекат. Подъем и снова я на ногах. Швир-х! Клинок в руке, все чувства обостряются и глаза обшаривают темные переулки и заборы. Воин, который толкнул меня, получил сулицу в бок и заваливается на бок. Убийца метнул в меня дротик, и он попал бы, но охранник заметил тень и прикрыл меня. Слава богам, дружинник только ранен. Ну, а кто совершил на меня покушение, гадать не стоит. Я почувствовал паладина, который пытался удрать, и мои ноги понесли меня вслед за ним. – Сам разберусь! – выкрикнул я своим воинам, которые все равно не угонятся за нами. – Раненого на постоялый двор! Шума не поднимать! Меня услышали. Воины остались на месте, а я кинулся в погоню. Проулок и куча дров. Прыжок! Перемахнул. Дальше низкий забор. Новый прыжок. Есть! Сделано. Двор и собаки, которые скалятся и пытаются ухватить меня за ноги. Нет уж, вам, псам, не достать ведуна. Бегом! Двор позади и пустая улица. Впереди маячит тень быстро убегающего человека, и я его догоняю. Он слабее меня – это известно. Заемная сила темных больше не подпитывает паладина, а я, как и все мои сородичи, потомок богов, и сам определяю свою судьбу. Поэтому он теряет мощь, а Вадим Сокол, несмотря на Ночь Сварога, день ото дня крепнет. Тупик. Улица упирается в высокие ворота и с крыши ближнего домика на меня падает человек. Скачок в сторону. Паладин приземляется на ноги и в его руках оказывается меч. – Ты умрешь! – выкрикивает он на одном из испанских наречий, не иначе, потомок вестготов, и бросается на меня. – Только не сегодня, мил человек, – выдыхаю я на его родном языке и встречаю вражеский клинок своим. Мечи сталкиваются, и звенит металл. Толчок и рывок на врага. Он отшатнулся, и косой диагональный удар в голову испанца. Однако паладин отскакивает назад и становится в базовую стойку. Хороший боец и опытный. Вот только зря он против меня вышел, ибо не по зубам я ему. Ладно бы группа навалилась, шансы были бы. Но нет. Паладин одиночка и потому умрет. Шаг вперед. Противник отпрянул и, сделав полоборота влево, я нанес удар. Рыцарь парировал, и завертелась карусель мечного боя. Клинки посвистывают и звенят. Я слышу хрип моего врага, ощущаю его злость и убыстряю темп. Быстрее! Еще быстрее! Еще немного! И паладин не выдерживает. Вновь он отступает и пытается стать в позицию. Но я не даю ему времени. Нет, латинянин, ты найдешь свой конец именно здесь и именно сейчас. Нырок под оружие рыцаря. Острие меча смотрит на паладина. Выпад и клинок входит между ребер крестоносца. Сталь проникает в тело, режет мясо, калечит кости и вонзается в горячее сердце. Он дергается и пытается что-то сделать. Но на этом все. Конец для него и еще одна победа для меня. Хрип испанца. Коленом я упираюсь в грудь мертвеца и тяну на себя рукоять меча. Рывок! Он падает наземь, а я вытираю об его одежду окровавленный клинок и прислушиваюсь к окружающим меня звукам. Заливаются лаем сторожевые псы и во дворах шумят люди. Где-то бьют в медный гонг, а значит, вскоре здесь появятся стражники. Мне с ними встречаться не интересно, ни к чему привлекать к себе излишнее внимание, его хватает. Поэтому, еще раз прощупав окрестности ведовской сутью и, не обнаружив других паладинов, я скользнул в темноту и направился в сторону реки.