И все это время его вели. Одного из ведущих Виктор  засек  сразу.  Да

могучий с  жирком  амбал  и  не  скрывался  особенно.  Его  усатая  морда,

полуприкрытая черными очками и кумачовой каскеткой с длинным козырьком, на

которой значилось "Red wings", периодично маячила  за  викторовой  спиной.

Заметный гражданин. А снял очки, скинул каскетку, отклеил усы -  узнал  бы

Виктор его после этого? Вряд ли. Но на всякий случай...

     - Ты сними, сними меня, фотограф! -  безуспешно  подражая  Пугачевой,

спел Виктор гражданину, обвешанному разнообразными фотокамерами.

     - Каким желаете быть? Цветным? Черно-белым? - осведомился фотограф.

     - Красивым, - ответил Виктор на вопрос, каким он желает быть.

     - Ну, это само собой, - уверил фотограф. -  Для  подчеркивания  вашей

красоты предпочтительнее цвет. Значит, в цвете?

     - Валяй в цвете, - согласился Виктор  и  протянул  четвертной.  Когда

фотограф приблизился к нему, чтобы взять купюру, он тихо сказал: - Если  в

кадр вместе со мной попадет амбал в красной каскетке, который  у  тебя  за

спиной крутится, еще полсотни.

     - А крупный план амбала в отдельности  сколько  будет  стоить?  -  не

оборачиваясь, спросил фотограф.

     - Сотня, - назвал цену Виктор. - Только, как ты это сделаешь?

     - Моя забота, - фотограф  придирчиво  устанавливал  Виктора  на  фоне

стены  с  дружескими  шаржами  и  недружескими  карикатурами.   Установил,

удовлетворенно осмотрел клиента, достал сигарету и, отходя  на  положенное

для съемки  расстояние,  прикурил  от  большой  зажигалки.  Отошел,  навел

объектив лучшей своей камеры на Виктора и щелкнул.

     - Готово!

     - Когда за фотографиями приходить? - поинтересовался Виктор.

     - За всеми, - фотограф подчеркнул интонацией "за всеми", - через пять

дней.

     Виктор  кивком  поблагодарил  его   и   продолжил   свое   бесцельное

путешествие. Амбал добросовестно служил ему  хвостом.  Правда,  иногда  он

исчезал, и тогда Виктор мучительно искал сменщика и  не  находил.  Видимо,

прием они изобрели такой: один яркий, бросающийся  в  глаза,  привлекающий

все внимание преследуемого, а другие - серые, стертые,  незаметные,  каких

не различить в толпе. Поняв это, Виктор следующий час - час на бульварах -

посвятил выявлению серых и стертых.

     Одного таки вычислил и удивился: стертым, серым и незаметным оказался

маленький - не то мальчик, не то  мужик  -  вьетнамец,  одетый  с  дешевым

кооперативным франтовством.

     Уже сильно вечерело. Виктор устал от прогулки. Три  раза  он  пытался

уйти от хвоста проходными дворами - в центре на  Петровке,  у  Балчуга,  в

Замоскворечьи. И каждый раз его перехватывали.

     Подмышечная кобура утомила  плечо  и  левый  бок,  ноги  гудели,  ныл

затылок и вообще стало тоскливо и скучно. Пора домой. Сделав  почти  круг,

он  брел  Большой  Полянкой.  Чисто  автоматически  завернул  в   знакомый

переулок.  Вот  он,  знаменитый  подъезд  основательно  отремонтированного

доходного дома постройки начала века. У подъезда толклись подростки обоего

пола.

     Здесь жила поп-звезда Алена Чернышева, которой он года два тому назад

писал репризы для шоу-представления. Веселые были те денечки.

     Виктор вошел в подъезд. Суровый привратник, сидевший за  канцелярским

столом, подробно осмотрел его и задал вечный вопрос:

     - К кому?

     - К Чернышевой, - ответил Виктор и  направился  к  лифту.  Привратник

рысью обогнал его и стал перед лакированными дверцами, растопырив руки,  -

не пускал. Посверлил, посверлил Виктора взглядом, обдумывая что-то,  потом

спросил:

     - А вам положено?

     - Положено, положено, - успокоил его Виктор.

     - Сейчас проверим,  -  привратник  отошел  к  столу,  снял  трубку  с

телефонного аппарата без диска и потребовал назваться: - Фамилия, как?

     - Кузьминский, - улыбаясь, признался Виктор.

     - Кузьминский, -  сказал  в  трубку  привратник  и,  выслушав  ответ,

подчинился. - Есть - поднял глаза на Виктора с сожалением:

     - Велено пустить.

     В прихожей Алена ткнулась  губами  в  щеку,  подбородок  -  целовала,

попутно крича кому-то в открытую дверь обширной гостиной - репетиционной:

     - Братцы, писатель Витька к нам пришел!

     В гостиной находилась вся Аленина команда. Ему бы  догадаться:  видел

же  на  улице   внушительный   ряд   трепаных   автомобилей   иностранного

производства (какой нынче артист  без  иномарки),  твердо  указывавший  на

присутствие здесь лабухов. Лабухи возлежали в креслах.

     - Тусуетесь, козлы? - вместо приветствия осведомился Виктор.

     - Отдыхаем, - поправил его бас-гитара, - садись, гостем будешь.

     Виктор присел на диван. Рядом угрохалась Алена.

     - Ночью прилетела, утром уезжать, -  сообщила  она.  -  Ну,  придумал

что-нибудь для меня?

     - Нет, но придумаю, - пообещал он.

     - Выпьешь, инженер человеческих душ? - спросили клавишные.

     - Винца налей.

     Второй вокал налил стакан "Гурджиани" и протянул Виктору:

     - Промочи горлышко и спой, светик, не стыдись!

     Виктор промочил горлышко и заблажил диким голосом, не стесняясь:

                 - Нам нет преград, ни в море, ни на суше!

                 Нам не страшны ни льды, ни облака.

     - Не надо, Виктор, -  сморщившись,  как  от  зубной  боли,  попросила

Алена. - Хочешь, новую песню покажу?

     - Хочу, - признался Виктор. Он  любил  эти  показы.  Там,  в  дворцах

спорта, на стадионах перед тысячной толпой она яростно кричала в микрофон,

ублажая полубезумных фанатов темпераментом и  плюсованной  страстью.  А  в

показе - мягкие и разнообразные акценты, тихое чувство,  лихое  мастерство

нюансов.

     Алена села за рояль и,  аккомпанируя  себе,  запела.  Слушая,  Виктор

встал с дивана, подошел к окну и  глянул  вниз.  Внизу  последним  в  ряде

иномарок  стоял  отечественный  "Запорожец".  Виктор  вернулся  на   диван

дослушивать песню.

     Алена пела о любви. Ломая в показе модный  ныне  ритм  морзянки,  она

просто пела о мальчике и девочке, которым так трудно любить друг друга.

     Жалко было мальчика и  девочку.  И  потому,  когда  песня  кончилась,

Виктор сказал:

     - Замечательно, Ленка.

     - Правда? - робко удивилась поп-звезда и очень обрадовалась.

     Сидели за столом, попивали винцо, лабухи трепались на собачьем  своем

языке, а Виктор улыбался, до  конца  расслабившись.  В  половине  десятого

Алена, услышав  одиночный  получасовой  удар  старинных  напольных  часов,

скомандовала:

     - Закругляемся. - И поднялась из-за стола.

     - Лене  завтра  надо  хорошо  выглядеть,  -  объяснил  причину  столь

бесцеремонного  прекращения  застолья  самый  тихий  из  присутствующих  -

звукоинженер, муж поп-звезды.

     Виктор опять подошел к окну. "Запорожец"  слегка  отъехал  в  глубину

переулка, в тень, подальше от яркого фонаря. Виктор решился.

     Лабухи деятельно собирали свои манатки, когда он сказал им:

     - Ребятки, вы бы не могли мне помочь?

     -  Они,  в  количестве  двенадцати  голов,  ведомые  Аленой,   пешком

спустились широкой  барской  лестницей  и  плотной  гурьбой  выкатились  в

переулок. Подростки, увидев Алену живьем, восторженно завизжали и окружили

ее, размахивая бумажками, косынками, майками, на которых она должна  была,

обязательно должна, оставить  свою  драгоценную  роспись.  Алена  вошла  в