На кухоньке устроили дополнительный ужин, в основном, для того, чтобы

изнемогший  от  алкогольного  воздержания  Виктор   смог   приложиться   к

запотевшей в холодильнике бутылочке. Основательно приложиться.

     Потом легли в койку.

     Среди ночи он проснулся попить водички. Сел,  резко  спустил  ноги  с

тахты.  Сильно  расшатанная  эта  мебель   довольно   громко   заскрипела.

Слушательница зашевелилась под простыней, собралась в клубочек, в  полусне

закапризничала:

     - Замерзла что-то, Витя. Накрой меня.

     Вспомнил: Ларисой зовут. В ящике нашел верблюжье  одеяло,  накрыл  им

поверх простыни Ларису, вскользь поцеловал в щеку, сказал, стараясь, чтобы

ласково:

     - Спи, Лара.

     Она притихла, а он пошел на кухню. Открыл холодильник, достал бутылку

"пепси", долго и трудно пил из горла круто газированное пойло.  Напился  и

глянул в окно. Вниз, на землю. За окном - внизу и вверху -  отвратительная

тусклая московская ночь. Просматривались в далекой глубине убогая улица  и

зеленая замысловатая крыша дома-музея Васнецова.

     Дрожь пробила Виктора. В ста верстах от дома-музея Васнецова в тухлой

жиже на неизведанной глубине лежал Серега.

     - Клавочка, лапочка, ну, покажи! - молил  Виктор  монтажера.  Лапочка

Клавочка, неотрывно глядя в живое  окошко  на  монтажном  столе,  отвечала

раздраженно:

     - Виктор Ильич, мне еще  пять  коробок  разбирать,  чтобы  отобранные

дубли вырезать и подложить, а в четыре электричка. У них там зал  на  семь

заказан.

     - Клавочка, я тебя в щечку поцелую.

     Прошедшая  за  многие  годы  работы  на  киностудии  огонь,  воду   и

университеты  фантастических  и  непредсказуемых   киношных   приключений,

Клавочка вдруг застеснялась и только в последний момент нашлась:

     - Вот уж подарок так подарок! - обернулась, улыбнулась, предложила. -

Если хотите, можете взять эту коробку и сами посмотреть.

     - Хочу, хочу, - тотчас же согласился Виктор.

     - Тогда пойдемте. Я с девочками договорюсь, и вас  в  зал  на  десять

минут пустят.

     Договорились. Виктор сидел  в  полутемном  прокуренном  зале  и  ждал

звонка. Позвонили.

     - Начинайте, - сказал он в телефонную трубку.

     От уха поручика  камера  глядела  на  пожилого  господина  в  светлом

костюме и сером котелке, стоявшего у дверей дома и слушавшего поручика.

     - Простите, - говорил поручик за  кадром.  -  Мне  необходимо  срочно

сшить новую  шинель.  Порекомендовали  обратиться  к  портному  Алексееву.

Вероятно, это вы Алексеев?

     ...Опять ухо поручика и текст: "Простите..." И опять ухо. Всего шесть

раз. Отечественную пленку не жалели, паразиты, не кодак, чай.

     ...Теперь ухо портного  Алексеева,  а  поручик  уже  лицом  к  камере

говорил: "Простите..." На этот раз обошлись тремя дублями...

     ...Потом комиссар в полном обмундировании четырежды бухался в реку...

     Не повезло: подсечка была в конце ролика. Ну, вот, наконец.

     ...Точно схваченный рамкой кадра от копыт коня до  шишака  буденовки,

мчался почти былинный витязь...

     Виктора всегда восхищало умение настоящего  оператора  держать  кадр.

Вот и сейчас: черт-те что, три  движения  -  движение  всадника,  движение

стрелы крана, с которого снимал оператор,  вслед  за  всадником,  движение

камеры - скоординированы почти компьютерно,  потому  что  на  экране  была

эффектная и совершенная в своей композиционной законченности картинка.  И,

конечно,  дьявольский  профессионализм:  камера  была  остановлена  в  тот

момент, когда стало ясно, что лошадь не пошла на кульбит.

     Вот и съемка со второй камеры. И сразу ясно, что снимал ассистент:  и

витязь уже не витязь, а так, понарошечку верхом, и конь не то что  борзой,

а просто выбракованная лошадь. Естественно, и понял  ассистент,  что  надо

выключать камеру только тогда, когда лошадь воткнулась головой в  землю  и

на шатающихся ногах поднялся конюх-витязь.

     Ничего интересного не увидел Виктор,  отнес  в  монтажную  коробку  и

сказал:

     - Спасибо, Клавочка. - И вдруг вспомнил:  -  А  комбинаторский  рапид

есть?

     - У комбинаторов, где же ему быть. - Не  любила  Клава  комбинаторов,

что выразила интонацией.

     В цехе комбинированных  съемок  шло  секретное  (у  этих  волшебников

экрана все секретно) совещание, о чем предупреждала бумажка,  пришпиленная

к двери. Зная цену копеечным этим  тайнам,  Виктор  без  колебаний  открыл

дверь. Дамочка, как бы страж, сидевшая у двери, зашипела на него, но он не

обратил на нее ни малейшего внимания,  вошел  в  комнату  и,  сделав  губы

трубочкой, негромко свистнул. Высокое  собрание  обернулось  на  свист,  и

тогда он пальчиком поманил к себе комбинатора своей картины.

     - Что ж вы так? - сделал выговор комбинатор Виктору, после того,  как

они оказались за дверью.

     - Так надо, - успокоил его Виктор. - Материал той съемки  лаборатория

вам выдала?

     - Только что принесли. Я даже его еще не видел.

     - Мне он нужен, шеф. На полчаса. Посмотрю и принесу обратно. Слово.

     - Не имею права, - зафордыбачил комбинатор.

     - С меня пол-литра, - вкрадчиво пообещал Виктор.

     - Что с вами поделаешь,  -  про  пол-литра  комбинатор  вроде  бы  не

услышал, но почему-то вмиг перешел на дружеский тон: - Надо поискать  этот

ролик.

     - Клавочка, еще раз зальчик на десять минут,  а?  -  весело  попросил

монтажера Виктор.

     - О, господи! - только и сказала Клава, выключая стол.

     Для пробуждения в ней желания  совершить  необходимое  ему  действие,

Виктор прихватил Клаву за мягкую талию и слегка приподнял со стула.

     - А еще солидный человек, известный сценарист, - укорила  она  его  и

рассмеялась.

     Будто бы в большой воде скакал маленький всадник.  Рапид,  съемка  на

шестьдесят  кадриков  в  секунду  вместо   стандартной   для   адекватного

воспроизводства движения в проекторе на двадцать четыре.

     Снимали с партикабля, находившегося метрах в пятидесяти от  основного

места действия, и поэтому на экране были и поле, и кустарник опушки. Общий

план.

     ...Лениво, как во сне, поднимались вверх огненные взрывы, парил,  как

бабочка, конь, в галопе отрывая от земли все четыре копыта...

     Вот она, ошибка мальчишечки-витязя: он  опоздал,  зацепленная  шнуром

конская нога уже пошла на землю, и  только  тогда  он  подсек.  Лошадь  не

кувырнулась, она споткнулась и, ударившись лбом о твердый  грунт,  сломала

шею.

     ...Дважды в предсмертной агонии нелепо сводила все четыре своих  ноги

лошадь, вставал, как бы не торопясь вырастая, мальчишечка...

     И тут камера сбилась.  Видимо,  комбинатор,  отрываясь  от  окулярной

дырки, сдвинул ее, и она ушла от мертвого  коня  и  растерянно-испуганного

мальчишечки. В кадре оказались край поля и жидкий подлесок, сквозь который

довольно явственно просматривалось темно-серое тело легкового автомобиля.

     А к автомобилю, спинами к нему, зрителю,  плыли  сквозь  кусты  двое:

богатырь в кожаной черной свободной, какая положена процветающему  деляге,

куртке и лох-интеллигент в светлом, тоже  недешевом  костюмчике  тропикал.

Лох рукой погладил себя по голове, женственно поправляя прическу, и что-то

знакомое Виктору было в этом движении. Двое не дошли до автомобиля: съемка

прекратилась.

     Серый  автомобиль  -  "Ауди"  цвета  мокрого  асфальта?   Нет,   этот