– Мы верим в Медведя, он выкарабкается, он не умрет!

Я все время спрашивала себя: могла ли я предотвратить случившееся?

Если бы мы не уехали на Новый год, если бы я не задержалась и мы вернулись вместе, возможно, стоя у кофе-автомата, он отклонил бы приглашение и не пошел на хоккейный матч.

За месяц до случившегося у меня появилось тревожное чувство, очень смутное, неявное, нечеткое. Как дурной сон под утро, когда просыпаешься с мучительным ощущением страшного и непоправимого, но что же именно произошло там, во сне, вспомнить уже не можешь. Ощущение это было связано с Медведем. Я не придала ему значения – и теперь чувствовала себя виноватой. Я должна была прислушаться к себе, услышать, поверить.

В первый раз оно возникло перед самым Новым годом. Я фотографировала Медведя, а потом при взгляде на один из снимков у меня защемило сердце. Непривычно осунувшееся лицо, грустная улыбка и главное – взгляд. Словно издалека… На этой фотографии Медведь был не таким, как всегда.

Я не смогла тогда понять, что в его лице не так, но отчетливо помнила промелькнувшую мысль: «Что-то случится». Возникла из ниоткуда, пробежала предупреждением, кольнула в сердце…

Второй раз сердце кольнуло, когда купили ему билет на поезд. Это был единственный билет на нужное число – 9 января 2011 года. Конец новогодних каникул. Не было купе и СВ, только плацкарт, да еще и боковой, да еще и отказной. Никаких вариантов, только сданный кем-то плацкартный билет.

Пришлось покупать его. Медведь ворчал, потому что давно уже не ездил в плацкарте, а я назидательно говорила ему:

– Все следует делать заранее, в том числе и билеты покупать, а я предлагала в Питере за 45 суток брать, не тянуть до последнего, ясно же, что в конце новогодних каникул поедет много народа. Вот теперь лежи в проходе на боковой полке – наука будет.

В тот же день вечером я наводила порядок в своей сумке, выкинула билеты, по которым мы приехали, а вместе с ними все ненужное.

Еще через пару дней мы проходили мимо вокзала. Я подумала, может, еще кто загулявший на праздниках передумает в Петербург возвращаться, и тогда мы поменяем его отказной билет. В следующую секунду в голове включился механизм, отматывающий события назад: билет, билет, а где он, собственно, билет-то? Тут же поняла, что сдавать нам уже нечего. Я его выкинула в мусорное ведро вместе с прочими ненужными бумажками.

Надо отдать Медведю должное, он меня не сильно ругал и отнесся к утрате философски, только сказал:

– Интересно, что бы ты сделала, если бы я выкинул твой билет? – прекрасно зная, что об этом лучше даже не спрашивать.

Я ругала себя и одновременно удивлялась: со мной такого никогда не случалось, к документам всегда отношусь аккуратно. А тут будто подменили, как направлял кто-то…

Мы пошли к дежурному по вокзалу, написали заявление, оплатили дубликат и получили на руки дважды несчастливый билет. Отказной и выкинутый своими руками.

Полушутя-полусерьезно по пути с вокзала мы обсуждали, что билет-то и впрямь несчастливый, и я просила его:

– Будь осторожнее.

Потом, в белом коридоре, вжимаясь лбом в холодное стекло больничного окна, я много раз беззвучно кричала сама себе:

– Надо было выбросить его еще раз! Ты должна была прислушаться к предупреждению. Ты была обязана изменить планы и возвращаться домой вместе с ним. Зачем ты осталась? Зачем?

Был и еще один знак, совсем уж суеверие. К нему ни он, ни я отнестись серьезно не могли.

За два дня до отъезда по несчастливому отказному выкинутому билету мы гуляли вечером по столице Карелии. Из центра города пошли к небольшой речушке Неглинке, не замерзающей даже зимой. Рядом – старое кладбище и маленькая деревянная Екатерининская церковь.

Проходя мимо речки по едва расчищенному тротуару, Медведь усмехнулся:

– Смотри, чертовы ворота. Да еще перед кладбищем. Вон и тропинка мимо столбов. Не хотят люди под ними ходить.

– Впервые о таких слышу, – не поняла я. – Медведь, ты же кандидат технических наук. Не смеши, что за чертовы ворота?

– В детстве так говорили, чертовы ворота – это когда два столба вместе сходятся, а под ними дорога. Лучше под этими воротами не проходить.

Я посмотрела, и впрямь – до чего только не доведет людей суеверие: следы раздваивались прямо перед пересекающимися над основной тропинкой столбами линии электропередач. Кто-то топал прямо по расчищенной тропке, а кто-то не ленился обходить эти импровизированные ворота сбоку. Ведь это же надо еще голову поднять…

Первых было много, но и вторых тоже немало: обходная тропка сильно утоптана. Видимо, первопроходцы всерьез озаботились проблематикой чертовых ворот и не поленились полезть в сугроб, образовавшийся после чистки проезжей части и тротуара, чтобы спасти себя и следующих пешеходов от неминуемого проклятия.

– Ерунда какая, – резюмировала я.

Медведь согласился, потому что большей частью всегда соглашался со мной, и мы гуськом прошли под этими перекрещенными столбами. Он первый, я за ним. Суеверие.

Через два дня, когда я провожала его на ночной поезд, подъезжая на такси к привокзальной площади, мы стали свидетелями ДТП. «Газель» МЧС врезалась в легковушку.

– Будь осторожнее! – напоследок попросила я Медведя у дверей вагона. Это дежурная фраза, я всегда говорила ее по утрам, провожая его на работу. В этот раз, учитывая только что увиденное, я произнесла ее чуть более серьезно и надеялась, что он воспримет ее так же.

Медведь прикоснулся губами к моей щеке, и мы уже отстранились друг от друга. Пылкие объятия и поцелуи – удел влюбленных, а не мужа с женой, расстающихся на две недели. Взялся за поручень, чтобы подняться в вагон, я тоже отвернулась. Но тут и ему, и мне пришла в голову мысль, что мы как-то не так попрощались. Не по-настоящему.

Мы развернулись одновременно, он спрыгнул с железной ступеньки на перрон и поцеловал меня.

На следующий день я прочитала в новостях, что в увиденной нами аварии больше всего пострадали четырехмесячный ребенок и его мать. У обоих серьезные черепно-мозговые травмы, ребенок в тяжелом состоянии.

Очевидцы происшествия утверждали, что спасатели ехали на красный свет светофора с включенными мигалками, но без сирены, и на перекрестке не сбавили скорость, поэтому среагировать на внезапно выскочившую «газель» водитель легковушки просто не мог. Мы ехали сзади, на месте ДТП были уже после столкновения: эта служебная машина пронеслась мимо нас на предыдущем перекрестке, тоже на красный свет.

Меня поразило, какой нелепой и жестокой может быть судьба. Пострадавшие люди так же, как и мы, ехали на вокзал, на вечерний питерский поезд. Заранее, не спеша – до его отхода оставался еще целый час. Пострадавшая женщина – россиянка, вышедшая замуж за датчанина; в новогодние праздники она приехала на родину, чтобы показать малыша родственникам. На следующий день должны были вернуться в Данию. До парковки возле вокзала они не доехали нескольких метров.

Фотография, несчастливый билет, «чертовы ворота» перед кладбищем, увиденное прямо перед отъездом ДТП, по нелепости сравнимое с чередой тех событий, которые спустя всего пару недель привели в больницу Медведя, и тоже с черепно-мозговой травмой.

Он был за стенкой, в палате, но в то же время где-то не совсем рядом, а может быть, и очень-очень далеко. Глубокую мозговую кому третьей степени вполне можно приравнять к отсутствию. Но я все время разговаривала с ним, ни минуты не сомневаясь в том, что он меня слышит.

Мы никогда не были суеверными людьми, и теперь я одна пыталась разобраться: что должна была делать со своими мимолетными предчувствиями, могла ли изменить ход событий?

И что я должна делать, чтобы в моей белой Вселенной произошло чудо, и я смогла закричать коридору, окну и железным стульям, минута за минутой, час за часом, день за днем ждавшим известий вместе со мной:

– Мы победили! Медведь выжил!