– А, вот и ты, Стивен! – воскликнул капитан. – Как я рад тебя видеть! Что это у тебя?

– Неродившийся дикобраз.

– Рад за тебя. Но, Стивен, ты ведь мастак в разгадывании всяких головоломок, я уверен. Не мог бы ты помочь мне восстановить последовательность этих писем, а, может, и общий смысл?

Вместе они тщательно рассмотрели листы, используя увеличительное стекло, окись сурьмы и разведенный купорос, но толку вышло немного.

– Я разобрал, что на старых нонпарелях, которые мы сажали, выросло по три яблока на каждом дереве, и что клубника погибла, – высказался Джек, – и она, очевидно, говорила с Оммани, потому что замена дымохода в коридоре стронулась с места, и тут еще джерсейская корова... У детей выросли волосы, и зубы, сколько-то зубов, бедняжки. Волосы, ага, кажется, она пишет, что они прямые. Прямые или кудрявые, какая разница? С волосами они будут выглядеть куда лучше. О Боже, Стивен, так это их волосы я сдул только что, думая, откуда они в конверте?

Он поползал на четвереньках, и, наконец, встал, сжимая маленький клочок.

– Небольшая качка, однако, – заметил он, вкладывая волосы в записную книжку, и вновь возвращаясь к письмам, – соседи довольно внимательны. Тут про еще одну связку фазанов от мистера Бича в прошлый вторник. А вот здесь она снова пишет, что с ней все хорошо, просто на удивление хорошо, и подчеркнуто дважды. И то же самое было в письме, которое я только что смотрел. Я конечно очень рад этому, но почему «на удивление»? Она что, болела? И что это о ее матери? Не может второе слово быть «паралич»? Если миссис Вильямс заболела и Софи ухаживает за ней, тогда понятно, почему «на удивление».

Они вновь копались в письмах, и Стивен почти наверняка расшифровал про зайца, преподнесенного капитаном Поликсфеном и съеденного в субботу или в воскресенье, или в оба дня, и еще что-то про дождь. Все остальное осталось лишь гипотезой.

– Я всегда думал, что старый Джарви ошибался, когда говорил, что не дело морскому офицеру жениться, – заметил Джек, аккуратно собирая листы. Но теперь я понимаю, что он имел в виду. Я ни за что не хотел бы остаться холостым, даже за адмиральство, ты знаешь, но ты не представляешь, как разум мой стремился в Эшгроу в эти дни, когда я должен был думать, как подготовить эскадру к выходу.

Джек мотнул головой, выглянул в люк, и затем продолжил:

– Проклятый военный суд, а что делать с этими сухопутными акулами на верфи? Не говоря уж о боцмане и его чертовых фокусах?

Весь ужин он тыкал вилкой в баранину, рассуждая о проблемах с мистером Феллоузом: распоряжаться собственностью Его Величества было неписанным законом среди слуг Его Величества, а уж поврежденные предметы считались практически собственностью заведующего, и обычай этот за давностью выглядел почти законом. В Королевском Флоте право это называлось «каппабар». Баталеры, плотники и боцмана крали больше, так как у них было и что красть, и возможности для этого, но ведь были и определенные границы, а Феллоуз отнюдь не ограничился поврежденным имуществом (и в немалых количествах). Да и каппабар он тащил уж совсем без меры, и Джеку надо бы было поставить его перед военным судом завтра и обломать через колено. Это просто его долг, как капитана. А с другой стороны, его долг держать свой боевой корабль в наилучшем состоянии, а для этого необходим боцман, первоклассный боцман. А первоклассные боцмана не растут на деревьях в Кейптауне, и на пятачок пучок их не купишь.

Джек слегка разгорячился при этом, он проклинал Феллоуза, называл его полоумным шутом, сумасшедшим лунатиком, подзаборным содомитом, но делал это все без огонька и без души – душа его все еще была далеко, в Хемпшире.

– Слушай, – заявил Стивен, – если мадрасское начальство исполнит свои обещания и мы отправимся на Реюньон (в чем я начинаю сомневаться), Фаркьюхар отправится с нами, и тут-то конец нашей музыке. Давай сыграем мою старую «Элегию к Тир-Нан-Ог», у меня тоже упадок настроения, а это может послужить отвлекающим средством. Подобное лечится подобным.

Джек ответил, что был бы рад помузицировать со Стивеном до захода луны, но ожидаемые из Кейптауна нарочные и чиновники с верфи вряд ли дадут им достичь возвышенного состояния души. На самом деле они даже не успели настроить инструменты, когда явился Пятнистый Дик с сообщением от мистера Джонсона, что в море замечена «Ифигения», которая уже показала свои позывные и идет ко входу в бухту.

При свежем юго-восточном ветре и заметном течении «Ифигения» бросила якорь еще до восхода луны, и новости, принесенные капитаном Ламбертом, выбили все мысли об Англии и о музыке из головы Джека Обри. «Ифигения», прекрасный тридцатишестипушечный фрегат, вооруженный с восемнадцатифунтовой артиллерией, сопровождала небольшой транспортный флот с подкреплениями полковнику Китингу на Родригес. Теперь силы его насчитывали два полка английской пехоты и два – сипаев, и некоторое количество вспомогательных войск. Общее количество на пятнадцать сотен не дотягивало до ожидаемого, но армейцы сделали все, что могли. Войска прибыли вовремя, и атака на Реюньон теперь становилась делом решенным, хотя и рискованным, ибо французы успели укрепить гарнизон свежими частями, и имели достаточно времени для восстановления батарей.

Первоочередной задачей теперь было выяснить, какие корабли были в распоряжении губернатора Декэна на Маврикии, и, если это будет возможно, запереть их в их гаванях.

– Капитан Ламберт, – спросил Джек, – в каком состоянии «Ифигения»?

Он совсем не знал Ламберта – недавно произведенного молодого человека, но внешность его сразу расположила к себе: небольшого роста, полноватый, веселый, при этом умелый офицер. И Джек просто-таки влюбился в него, когда тот достал из кармана бумаги со словами:

– Вот рапорты моих офицеров, сэр, приготовлены, когда мы входили в порт. Казначей: провизии на полных девять недель – всех наименований, за исключением рома. Этого – только на тридцать девять дней.

Помощник: пресной воды – сто тринадцать тонн, говядина в порядке, свинину иногда приходится браковать при варке, остальная провизия – в порядке. Мне следует добавить, сэр, что мы набрали воду, топливо и черепах на Родригесе.

Канонир: восемнадцать зарядов на орудие, пыжей в достатке, по сорок ядер на ствол.

Плотник: корпус в хорошем состоянии, кницы в носу подкрепили двумя чиксами, мачты и реи – в хорошей сохранности.

Хирург: в списке больных – три человека, кандидаты на инвалидность, сухого бульона – пятьдесят семь фунтов, других припасов до 19-го числа следующего месяца.

Что до команды, сэр, некомплект – шестнадцать человек.

– Итак, вы готовы выйти немедленно, капитан Ламберт?

– В любой момент, сэр, как только пожелаете. Хотя я был бы счастлив, получив немного пороха и ядер и сколько-нибудь зелени – мой врач сомневается в качестве нашего лимонного сока.

– Очень хорошо, капитан Ламберт, очень хорошо! – воскликнул ликующий Джек. – Вы непременно получите порох и ядра. И не думайте об этой чертовой верфи и неурочном часе – у нас боеприпасов больше, чем мы можем погрузить без ущерба безопасности – из Сен-Поля, и я заставлю моего канонира изрыгнуть избыток. И можете забрать шесть наших буйволов, которые ждут на пляже. Что до зелени: у моего казначея есть отличное неофициальное знакомство на берегу, он добудет любое нужное количество в течении получаса.

Мистер Петер, будьте добры приготовить письмо для адмирала, отправить тотчас же. Мистер Ричардсон – наш лучший наездник, кажется, скажите ему, чтоб не вздумал ссылаться на львов и тигров по дороге – это все болтовня. Затем подготовьте приказ для капитана Ламберта – выйти в море с отливом, рандеву у Порт-Луи, копии секретных сигналов, резервная точка рандеву – Родригес, после, дайте подумать, семнадцатого. И вызвать всех командиров судов на борт.

Киллик, позови канонира и принеси бутылку «Констанции» с желтой этикеткой, с желтой, слышишь?

Между подписыванием бумаг и переговорами с упирающимся канониром они выпили эту бутылку лучшего вина на корабле, а затем начали прибывать капитаны эскадры. Ответы их рулевых на окрики часового следовали в быстрой последовательности: «Нереида», «Сириус», «Оттер», «Мэджисьен»!