— А что случится, если вы к этому приступите три месяца спустя? Я прошу не только за себя, Клэр. Вы же отлично знаете, что мы готовы все сделать для вас, Николас и я.

— Николас обманывает сам себя, — сказала Клэр. — Нет, он безгранично добр и отвечает за каждое свое слово, но внутренне он сам чувствует, что со мной ничего не получится.

— Может быть, вы спорите сама с собой по этому поводу в неподходящее время, — заметила Инез, убирая черные, как крыло ворона, волосы. — Вы просто устали от вчерашнего вечера, когда болит голова, чрезвычайно трудно сосредоточиться. Это просто невозможно. Вы уверены, что с этим решением нельзя подождать до моего возвращения через две недели?

— Простите меня, Инез, — ответила Клэр, — но это не терпит отлагательства.

Держа в руках расческу, Инез внимательно смотрела на нее.

— Вы собираетесь улететь следующим самолетом после того, как меня здесь не будет, — на том, на котором намерены лететь члены семейства Монтейра?

— Нет. — Необходимость говорить неправду, содрогаясь при этом, делала голос Клэр взволнованным до предела. — Я прошу вас разрешить мне уехать вместе с вами и вашим отцом сегодняшним самолетом.

Торопясь, чтобы не дать другой женщине возразить или потребовать новых объяснений, она продолжала:

— Хотя это и очень маленький самолет, но вмещает четверых, поэтому и для меня там найдется место. Мой багаж уйдет в Англию морем. Прошу вас, Инез... Пожалуйста, не сердитесь и не задавайте вопросов... Просто согласитесь на это!

Расческа была отложена в сторону, и Инез, подойдя к шезлонгу, в котором расположилась Клэр, присела на его ручку.

— Это выше моего понимания! Я просто не могу поверить, что вы так страстно жаждете расстаться с нами и уехать подобным образом. Да к тому же еще и в Англию. И как скоро в Англию?

— На корабле или самолетом из Лиссабона. Я могла бы прилететь в Опорто обратно на вашу свадьбу.

— Могли бы! — Инез встала, возмущенно поднимая руки. — Я не могу вас понять, Клэр. Вы совсем не собирались этого делать вчера, а сегодня вы совершенно тверды и непреклонны. А что скажет Николас, что скажет таита? Как все это можно увязать? Это так глупо, вся эта неожиданность, так непостижимо. И это единственное, чего я не сделаю для вас.

Как странно, но в подобные моменты напряжения человека вдруг обуревают странные несоответствия. Через двустворчатое окно Клэр посмотрела на зелено-коричневую вершину Понта-Розарио. Ей вспомнились заросли розовых орхидей на склонах, куда она поднималась, и маленький Хозе, из ножки которого Мануэль извлек занозу. Она встала.

— Прошу вас, расскажите об этом своему отцу, Инез, — сказала она удрученно и, не оглянувшись, вышла из комнаты.

Она ожидала проявления эмоций, но противодействовать сердечности старого сеньора было до боли неприятно. Он спустился к ней в сад примерно через полчаса. В его глазах не было обычного выражения юмора.

— Что это такое до меня доходит, малышка? Может быть, Инез не так тебя поняла? Ты ведь не покинешь ее в такой момент?

Клэр пыталась взять себя в руки.

— Это самое лучшее, сеньор. Инез может привезти себе для компании одну из своих подруг из Опорто. Ей это вполне подойдет.

— В настоящее время меня беспокоит не Инез. Меня волнует твоя судьба, моя дорогая. Если ты уедешь в Англию, то будешь там чувствовать себя одинокой и заброшенной. Возможно, я выгляжу старомодным, — его морщинистое коричневое лицо смягчилось, когда он посмотрел на ее бледные щеки, — а может быть, немного сентиментальным, но меня очень бы расстроила даже сама мысль о том, что будут разрушены те крепкие узы, которые установились между нами. Я уверен, что тебе всегда было приятно оставаться рядом с Николасом.

— Естественно, но я бы не хотела жить в его доме.

— Я не могу поверить, — сказал он, — что ты пришла к подобным заключениям так неожиданно.

Выражение его лица было добрым и отечески участливым.

— А почему бы нам не провести маленькое совещание: ты, Инез, Николас и я. Ты, честная и откровенная, и мы, твои друзья. Мы обсудим твою проблему. Ты можешь быть совершенно уверена, что мы сделаем все возможное, чтобы понять твою точку зрения.

Клэр казалось, что ее нервы, взвинченные до предела, больше не выдержат. И хотя она любила этого старого человека, она бы все сейчас отдала, только бы отделаться от него. Любая попытка что-нибудь ему объяснить не принесла бы никакого результата.

— Слишком поздно, сеньор. Все, о чем я прошу, — это разрешение улететь вместе с вами.

— Как же ты импульсивна, — вздохнул он, — и как с тобой трудно! Ты немного напоминаешь мне Николаса, каким он был когда-то: практически невозможно узнать, что же у тебя на уме. Если ты будешь настаивать на своем, то причинишь боль очень многим людям. Ты это поняла?

И, прежде чем она ответила, он добавил:

— Но это далеко не самое важное. У тебя никогда бы не возникло этого внезапного непреоборимого желания избавиться от всего португальского, если бы не произошла какая-то катастрофа! Я вижу, что ты очень несчастна. Должен предупредить тебя, что я уже послал за Николасом. Если не ошибаюсь, это подъезжает его машина.

— Я переговорю с ним позже, — сказала Клэр и быстрым шагом прошла между пальмами в глубину сада.

Странно, но что заставляет людей все еще на что-то надеяться, в то время как каждый новый факт, каждое зернышко здравого смысла неумолимо свидетельствуют об обратном? Неужели она и на самом деле возомнила, что мужчина с опытом Мануэля, с таким положением, сильным и властным характером вдруг окажется влюбленным в Клэр Уиндхем, которая не может со своей стороны похвалиться ничем, кроме прирожденной честности и довольно заурядной милой внешности?

Рассуждая таким образом, Клэр в отчаянии спустилась к прибрежным скалам.

Клэр услышала, что Николас окликает ее по имени, и с благодарностью отметила, что он был один. Они встретились на мягкой травяной площадке в десяти метрах от берега, и она сразу же сказала ему:

— Тебе не стоило сюда приходить. Подобного рода спуски и подъемы очень утомительны.

— У меня не было иного выбора. Ты превращаешь все мои будущие взаимоотношения в весьма сложные и неустойчивые! Почему, Клэр?..

Голос его прервался, а все лицо исказилось от волнения.

— Моя дорогая девочка, ты выглядишь так, словно мощный поток смыл с тебя все цвета и оттенки. Что с тобой стряслось?

Превратившись в комок нервов, она отвечала срывающимся голосом:

— Ради Бога, оставь меня в покое. Я отказываюсь что-либо объяснять. Разве это так трудно — потерпеть мое присутствие в одном самолете каких-нибудь два часа? Пусть откровенно скажут, согласны они или нет!

— Ну ладно, пошли, — сказал Николас спокойно. — Нет никакой нужды доводить себя до такого состояния. Они очень переживают. Они готовы сделать все, чтобы тебе было лучше, просто не знают, каким образом пересадить тебя на лондонские линии. Я тоже пока не знаю. Откровенно говоря, я не намерен разрешать тебе уехать отсюда.

— Ну что же, значит, все остается по-прежнему, не так ли?

— До тех пор, пока я не смогу заказать билет на рейсовый самолет. Кажется, все таким образом и обстоит, — сказал он мрачно. — И все-таки мне хотелось бы прояснить странные вещи. Потому что я сталкиваюсь с фактами, в которых не вижу смысла. Ты ни разу не упомянула мне обо всем этом, и вдруг сразу, в одночасье, ты на грани предела. По-моему, у меня есть право знать, в чем дело, Клэр.

Его руки ласково прижали ее к себе.

— Ну давай, Клэр, рассказывай. Ну что ты как натянутая струна? У тебя есть три человека, которые страшно за тебя переживают и хотят, чтобы ты всегда оставалась рядом с ними. Ты, разумеется, со временем сможешь возвратиться в Англию, но зачем такая спешка? — Со смехом он продолжал: — Кто-нибудь другой заподозрил бы какого-нибудь мужчину на побережье — хитрого злодея или красивого недоступного героя. Но я не вижу никаких злодеев и совсем не могу представить тебя жертвой безответной любви...