– Вениамин Борисович, – Казаков повернулся к ученому, – вы можете подзарядить аккумуляторы своего ретранслятора? Вдруг сигнал подействует и мы сумеем выгнать Иного с корабля?

– Попробовать-то можно, – согласился Гильгоф и поскреб пальцем переносицу. – Никогда не предполагал, что окажусь в настолько дурацком положении… Очень далеко от родного дома, рядом с полусумасшедшим ксеноморфом и отрядом чокнутых десантников, не знающих, что делать дальше… А все почему? Потому что не слушался маму с папой, которые хотели, чтобы я стал музыкантом!

– Веня, не блажите, – фыркнула Ельцова, наблюдая, как Гильгоф вытаскивает из коробочки ретранслятора прямоугольный серебристый аккумулятор. – Все не так уж и плохо.

– Верно, – согласился Гильгоф. – Все гораздо хуже. И вообще по календарю нашего корабля – господин Казаков, посмотрите на экран! – сегодня суббота. Я не должен работать! Иных пусть гои гоняют!

– Эти гои, – вкрадчиво начал лейтенант, – сейчас устроят шумный еврейский погром, если вы, мэтр, через десять минут не приведете ретранслятор в рабочее состояние и не прекратите пораженческих разговоров. Думаю, даже полковник Кеннет присоединится.

– Т-твою мать! – вдруг протянул Ратников. – Мы же забыли про этого долбаного американца! Оставили в каюте и закрыли снаружи! Профессионалы, мля!

– Наша экспедиция наверняка войдет в историю, – заметил Гильгоф, пытаясь найти подходящую для приборчика батарею, – в качестве образца того, как не следует проводить секретные операции. По-моему, мы совершили все мыслимые ошибки.

– Вы вообще молчите! – рявкнул Казаков и повернулся к Бишопу, спросив: – В каюте, где сидит американец, есть коммуникатор? Свяжи меня с ним.

Черное бесформенное пятно, заметное на одном из экранов, показывающих обстановку в медицинском центре корабля, начало смещаться. Голос Юлия Цезаря предупредил: «Будьте внимательны, животное покинуло убежище и движется в сторону жилых помещений».

– Кеннет, вы меня слышите? – прокричал Казаков на английском в микрофон коммуникатора.

– Да, сэр, – послышалась речь американца из маленького динамика. – В предоставленной мне каюте очень уютно… Какие-то проблемы?

– Именно, – подтвердил лейтенант. – Сидите тише мыши. Не вздумайте двигаться. Зверь сбежал и теперь бродит по кораблю. Мы попытаемся его нейтрализовать…

– Понятно, – коротко ответил Кеннет. – Возникнут сложности – свяжусь с вами… Черт, они уже возникли!

Казаков повернулся к монитору, показывающему правый коридор «Цезаря». Иной ломился в дверь каюты. Бил лапами и всем корпусом по тонкой переборке.

«Чрезвычайная ситуация! – некстати напомнил Цезарь. – Угроза жизни члену экипажа!»

– Так сделай что-нибудь! – выкрикнула Маша. Она прекрасно знала, что Иной, учуявший человека, сделает все, чтобы прорваться к жертве. Иные уничтожали и не такие преграды…

– Ратников, Эккарт, со мной! – бросил лейтенант и отжал клавишу, открывающую люк, ведущий вниз. – Остальные сидят здесь. Угораздило ж этого янки…

– Сейчас все будет готово. – Доктор Гильгоф по-прежнему бился с заряжающимся ретранслятором. – Не лезьте на рожон! Да куда вы, черт побери?

Казаков не слушал. Иного требуется ликвидировать любым способом, пока зверь не причинил еще больше неприятностей. Самое простое решение – немедленно пристрелить. Даже если хлынет кислота и повредит важные системы «Цезаря», корабельный разум обязательно найдет способ дублирования вышедших из строя участков. Хуже другое – если будет пробит корпус, уже никто никогда никуда не улетит. При желании, конечно, можно заделать пробоину герметиком, но это займет много времени. Не стоит забывать и о находящемся на орбите Сциллы «Киото» – захваченный «Новым джихадом» рейдер был ясно виден на радаре, но пока не собирался спускаться на планету, пережидая снежную бурю.

…Иной, углядев в дальнем конце коридора людей, не стал бросаться на более легкую добычу. Кроме того, зверюга наверняка могла распознавать степени опасности. Поэтому Иной еще больше усилил натиск на дверь каюты, где помещался Кеннет, и наконец пробил ее.

Ельцова, расслышав жуткий протяжный вопль, поняла, что американцу конец – так кричат только один раз в жизни, осознав, что впереди бесконечность. Кеннету, однако, повезло – Иной убил его мгновенно, разорвав когтями шейные артерии и грудную клетку. Из дверного проема, ведущего в каюту, выплеснулся фонтан крови и еще что-то мерзкое, слизистое и красное, со шлепком упав на светло-бежевый коврик и забрызгав стены. Маша мельком подумала: «Слава богу, в каюте не установлена видеокамера… Не хотелось бы это увидеть».

Расправившись с американским полковником, Иной подозрительно притих. Из каюты больше не доносилось ни звука – зверь словно уселся в засаду, дожидаясь, пока остальные люди не подойдут поближе.

Казаков, его сержант и германский обер-лейтенант медленно, осмотрительно и бесшумно продвигались вперед, надеясь, что Иной не додумается атаковать их прямо сейчас, а останется в помещении. Там его можно будет спокойно пристрелить, тем более что каюты отделяются от основного корпуса корабля несколькими переборками, способными задержать не попавшие в цель пули автоматических винтовок. Но опять же, если потечет кислота…

Иной снова показал конкурентам-людям, что он вовсе не дурак, а во многом даже умнее и хитрее маленьких и слабых двуногих. Создавалось впечатление, что он видит противников прямо сквозь стены (наверное, так оно и было, если вспомнить о способности зверя воспринимать тепловое излучение и колебания воздуха, вызванные перемещением предмета в пространстве). Казаков жестами дал понять Эккарту и Ратникову, что он первым встанет в дверном проеме и попробует срезать Иного очередью из автоматической винтовки, а им, если эта попытка закончится неудачей, предстоит сыграть в трио вторые скрипки и добить чудище. Лейтенант замер перед рывком вперед в полутора шагах от двери каюты, но…

Иной тоже не зевал. Значительно позже, здраво оценивая сложившуюся ситуацию, Казаков заподозрил, что зверь действительно разумен, ибо только разумное существо может додуматься взять заложника. Вот тебе и безмозглый хищник-убийца!..

Из-за разбитой двери черной молнией вылетело длинное щупальце, незаметным человеческому глазу движением оплело дуло винтовки и рвануло ее из рук лейтенанта. Он даже не успел нажать на спусковой крючок и дать очередь. Рывок заставил Казакова на миг потерять равновесие, однако Иному этого было достаточно. Как только человек проявил слабость, зверь ею воспользовался. Другим щупальцем он ударил Казакова по голеням, окончательно сбивая с ног, и наконец сграбастал за туловище мощной и необоримой лапищей. Теперь Иному было нечего опасаться.

– Пусти, сука! Пусти, кому сказал! – орал, надрываясь, Казаков. Он понимал, что положение сложилось аховое: зверюга подтащила его к себе и ухватилась обеими передними лапами за грудную клетку, выставляя человека перед собой. Над головой лейтенанта нависала гладкая, угольно-черная оскалившаяся морда, на волосы падали капельки холодной тягучей слюны. Внутренняя челюсть зверя вытянулась вперед, сам Иной длинно и победоносно заверещал и безо всякой боязни выбрался в коридор, прямо под дула Ратникова и Эккарта. Последние застыли.

– Скотина! Отпусти!

Казаков сообразил, что произошло нечто доселе необычное – зверь не убил его сразу, а просто спеленал своими лапами и щупальцами, но продолжал выкрикивать в адрес Иного самые вычурные оскорбления. Объятия у зверюги были жесткие – не пошевельнуться. Даже ногой не ударить. Такое впечатление, что в тиски угодил.

Положеньице. Эккарт и Ратников за время многолетней службы не раз сталкивались с террористами, бравшими заложников, однако сейчас они просто не представляли, что следует делать. Не переговоры же с ним вести! А Иной стоял, вытянувшись во весь свой двухметровый рост, с самым, если можно так выразиться, невозмутимым и наглым видом. Нате-с, выкусите! Начнете стрелять – убью вашего. Патовая ситуация.

– Господин лейтенант, с вами все в порядке? – брякнул Эккарт первое, что пришло на язык.