— Сударь, — начал он нерешительно, — уверены ли вы в том, что это обыкновенный корабль? Поможет ли нам то, что мы наставили еще парусов, и в состоянии ли мы когда-нибудь обогнать корабль, на котором нет, может быть, ни одной живой души, ни одного человека из плоти и крови?

Его голос звучал как-то странно, с примесью тайного страха. После короткой паузы он продолжал:

— Нам случилось однажды соперничать таким образом с Летучим Голландцем, и, надо сказать правду, на нашей стороне были все преимущества, что касается ветра и прочего. Но, клянусь моими седыми волосами, мы не могли изменить наше положение, несмотря на то, что окутали корабль холстом, распустив все паруса, тогда как он не делал ни малейших усилий.

Вильдер был свободен от всяких суеверий, крепко сидящих в головах большей части моряков, в особенности старых. Но если бы даже это суеверие имело основание, все равно в настоящий момент он боялся больше людей, чем привидений, и охотнее увидел бы перед собою знаменитого Голландца, чем того человека, присутствие которого он подозревал на таинственном корабле.

Была минута, когда он готов был открыть Карингу и всему экипажу, чего именно он опасался и чей корабль, по его мнению, это был, но он вовремя сдержался.

Мог ли он знать, как они воспримут это известие? Прежде всего они спросят, как он сам все это узнал. Что мог бы он ответить, не навлекая на себя подозрений? Но в таком случае командование могло выскользнуть из его рук, и тогда, без сомнения, Морской Разбойник овладеет судном.

Взвесив все это, он ответил Карингу только одним вопросом:

— Давно ли Летучий Голландец стал появляться в северных широтах?

— Правда, здесь он до сих пор еще не появлялся, — возразил старый моряк, — но разве для него есть что-нибудь невозможное?

Вильдер покачал головой и ничего не сказал, понимая, что всякие возражения были бы излишни. В то же время он сознавал, что нельзя не считаться с суеверием всего экипажа, так как это совсем не то, что суеверие одного человека.

В самом деле, вот уже несколько часов ни один матрос не оставлял палубы, их взоры были устремлены на таинственный корабль, а мысли обращены к капитану.

Достаточно было суеверию раз проснуться в душах этих людей, для того чтобы всецело ими овладеть и открыть простор темным силам.

Все, даже самые ничтожные, обстоятельства, на которых раньше не останавливалось ничье внимание, теперь приобретали совершенно особое значение в глазах этой грубой, неразвитой массы моряков. Недоверие и страх побуждали этих людей находить какую-то связь между разными событиями последних дней.

В самом деле, какое странное совпадение случайностей рисовалось теперь в расстроенных суеверием умах. Подумать только — ведь судно еще недавно спокойно покачивалось в гавани, в полном порядке, с превосходным оснащением, и все предвещало, казалось, счастливый путь. Но вот внезапно, в последнюю минуту, несчастный случай лишает капитана возможности совершить плавание и воспользоваться накопленным за долгие годы опытом.

Каким образом появился чужой человек, которому неожиданно доверили столь ответственный пост? И в самом деле, едва он занял свое место, как работа закипела, и все пришло в движение. Несмотря на его кажущиеся молодость и неопытность, он смело повел корабль, шутя преодолевая все трудности, и все при нем делалось как-то легко и свободно, точно само собой.

Королевская "Каролина" распускает все паруса против всяких правил, и каждый моряк знает, что это означает идти к верной катастрофе. Но нет, ничего подобного не случается. Напротив, корабль легко идет против сильного ветра, летит, как стрела, по волнам, которые словно расступаются перед ним.

Но вот в сумраке ночи, точно среди бела дня, виднеется на горизонте таинственный парус и держит тот же курс, меняя его неожиданно вместе с "Каролиной", несмотря на все ее уловки. И в то время, когда на всех лицах видны забота и тревога и нервы у всех напряжены, он один, этот новый, чужой им человек, шагает по палубе спокойно и уверенно из конца в конец так, как если бы судно находилось в гавани. Кто его прислал? Кто он такой? Откуда явился?! Молчаливо задавал себе этот вопрос каждый, не зная, можно ли получить ответ.

Таким образом, Вильдер, напрягая все свои силы и разум на то, чтобы спасти корабль и людей от угрожающей им опасности, не знал, что сам в то же время стал предметом подозрений этих людей.

Экипаж с каждой минутой все больше терял доверие к своему капитану. Причина главным образом заключалась в том, что против него восстанавливал всех лейтенант Нейтид.

Он имел одно из низших офицерских званий, был чем-то вроде старшего боцмана и стоял ближе к матросам, являясь как бы посредником между ними и высшим начальством.

В течение последнего получаса он сидел на мешках, окруженный старыми матросами, внимательно прислушивавшимися к его словам. Обычно для них его мнение было законом, и потому, естественно, теперь всем казалось интересным объяснение, которое он давал появлению корабля и поведению начальства.

— Да, — сказал он, понижая голос с значительным видом. — Я остаюсь при своем: не все обстоит так, как должно быть! Не раз говорили мне старые люди — такие, каких здесь и нет между вами, что дьявол иногда посылает одного из своих помощников на борт честного корабля, для того чтобы бросить его на мель или на скалы. Тогда люди умирают без причастия и не успев даже покаяться в грехах, и много грешных душ попадают в его лапы.

Все присутствующие одинаково твердо верили в такого рода вещи, и об этом можно было судить по воцарившемуся молчанию. Никто не возразил ни слова на речь лейтенанта, в которой был явный намек на капитана, хотя никто не решился вслух выразить свое одобрение. Тем не менее в голове у каждого шевелилась та же мысль.

Вдруг общее молчание было нарушено восклицанием матроса, все время наблюдавшего за чужим парусом.

— Вот чудеса-то, поглядите, — вскричал он. — Весь корабль точно закутался в одно большое облако. Как вам это нравится?

— Как нравится? — иронично повторил Нейтид. — Кого тут можно еще удивить? Я нашел бы совершенно

естественным, если бы весь корабль поднялся прямо к облакам и поплыл по ним как по волнам.

— Капитан, вероятно, тоже заметил это явление.

— Да, может быть, это и есть какой-нибудь условный дьявольский сигнал, — пробормотал Нейтид.

Все глаза невольно поднялись наверх, где на самой вышке выделялась стройная фигура капитана, спокойно смотревшего в подзорную трубу. Его фигура благодаря сумеркам казалась выше и сильнее и поражала мужественной осанкой. Этот бравый вид невольно внушал уважение и, по-видимому, завоевывал симпатию многих моряков. Может быть потому один седой матрос сказал:

— Надо, однако, правду сказать — он знает свое дело, и, несмотря на все маневры, до сих пор у нас нет ни одного повреждения ни в парусах, ни в снастях.

— Да, при других обстоятельствах, конечно, это дало бы основание похвалить капитана, — сказал Нейтид. — Но, видите ли, если кто не состоит из мяса и крови, как всякий из нас, то может, конечно, в самую отчаянную бурю держать корабль среди моря совершенно спокойно, все равно как если бы он стоял на якоре в Темзе. Вы, однако, друзья, сами кое-что понимаете в морском деле. Так вот, взгляните на такелаж и скажите, пожалуйста, думал ли кто-нибудь из вас, что наши мачты могут вынести сразу столько парусов, сколько вы видите сейчас?

Несколько голов наклонились, подтверждая правоту этого замечания.

— Правда, как тут кто-то заметил, до сих пор у нас нет никаких повреждений. Но почему — пусть скажет кто-нибудь. Может ли быть это естественным и объяснимым?

На минуту он замолчал, потом знаками предложил товарищам сойтись теснее и, когда тс окружили его, продолжал:

— Нет, друзья, надо нам хорошенько все это обсудить. Уже одно то, что этот человек неизвестно откуда попал к нам, кажется мне подозрительным, а к тому же еще он и держит себя и управляет судном на особый лад.