— И что в этом хорошего?

— Да, в общем-то, ничего… — Антон подошел к окну, и положил рыбины на батарею, решив, что русалка не станет есть жареную рыбу, да оно и к лучшему: не хотелось сейчас появляться на кухне и объясняться с Инной Александровной.

Он присел на диван рядом с Анной, но потом вскочил, сообразив, что не дал ей еще никакой одежды. Порывшись в шкафу, он вытащил единственное, что ей подойдет — свой рабочий комбинезон. Новый, с лямками и ремешками, которые можно было подтянуть на ее размер. И еще — свитер, широковат, но сгодится.

Заодно он порылся в коробках с обувью, и вытащил кеды, оставленные когда-то кем-то из бригады строителей. Они были небольшого размера, и чудо, что он их до сих пор не выкинул! А Анне будет как раз.

— Одевайся, — сказал он, положив все это на диван рядом с Анной.

— Зачем? — искренне удивилась она.

— Ну, знаешь… тут так принято…

— Но мы же здесь одни!

— Ну, хорошо… но завтра…

— Ладно, — согласилась русалка, — завтра, так и быть.

Оттаяла рыба.

Анна остервенело впилась в треску острыми как иглы зубами и оторвала изрядный кусок:

— Совсем не разложилась еще, — разочарованно вздохнула она.

— Не разложилась?

Антон хотел было спросить ее, кому нужна разложившаяся рыба, но потом вспомнил рыбину — почти скелет — которую дал ему чухонец-колдун Хаалонен. Сколько силы было в той рыбе! А это… он крутил в руках вторую треску, не зная, что с ней делать.

— Ешь, — улыбнулась Анна. — Так себе рыбка, по правде говоря, но сойдет!

И Антон начал есть. Он уже не думал о том, что есть сырую рыбу, размороженную на батарее, это как-то неправильно. Он рвал ее зубами, глотал крупные куски и чувствовал, как насыщается, не плотью, но самой силой ее. И это было хорошо! Это было здорово!

— Я возьму? — быстро покончив с рыбиной, Анна взяла из холодильника пару яиц.

— Да… но они уже протухли, наверное…

— Вот и славненько!

Русалка проворно проковыряла когтем две дырочки в скорлупе и принялась высасывать зловонное содержимое.

Антон любовался ею. Ее мокрые распущенные волосы, ловкие движения, безупречное тело, наивный, немного удивленный взгляд… он мог любоваться ей вечно. Неожиданное блаженство накатило на Антона, он растянулся на диване и случайно нащупал рукой пульт от телевизора. По привычке, автоматически, включил.

— Ш-ш-што это? — Анна отскочила в угол и оттуда затравленно шипела, уронив на пол недоеденное яйцо.

— Ой, прости… я не подумал… — Антон поскорее выключил телевизор.

— Ш-ш-што это? Кто ты? — глаза Анны вспыхнули ярким светом. Надвигалась буря.

— Успокойся, Аннушка, успокойся… — Антон хотел подойти к ней, но не решился — так злобно сверкали ее глаза. — Это телевизор… всего лишь телевизор. Глупый ящик со стеклянным экраном…

— Как хрустальный шар у Повелительницы Клана Ведьм? — Анна потихоньку приходила в себя.

— Да. Но он совсем не опасный. Он тут у всех есть. И мадам сейчас смотрит такой же. Все в порядке… тут так принято.

Все еще недоверчиво косясь на телевизор, Анна медленно подошла и уселась на краешек дивана.

— Когда мы шли сюда, мне показалось, что я видела такой в одном доме на Невском. Я тебя спросила, но ты ничего не ответил…

— Ну, я же говорил. Ничего особенного. Глупый ящик. Есть у всех.

Антона так и подмывало расхохотаться, но он боялся обидеть Анну:

— Если не хочешь, я не буду его больше включать. А то и вообще выкинем завтра!

— А можно включить? — Анна прижалась к Антону; ее глаза все еще горели, но уже не так ярко, и скорее — с любопытством.

Часа два Антон и Анна смотрели телевизор. Антон дал русалке пульт, и она, взвизгивая от восторга, нажимала кнопки, переключая каналы, и почти не задерживаясь на каком-либо из них. Заинтересовал ее только фильм на «дискавери», где показывали морских чудовищ, обитавших в древних морях.

— Здесь такие живут? И в Неве? И в Фонтанке? — ужаснулась она.

— Нет, — улыбнулся Антон. — Жили, но очень давно. Когда не было еще ни Невы, ни Фонтанки…

Но потом телевизор наскучил русалке, и его выключили. Выключили и свет.

Анна и Антон сидели на диване, прижавшись друг к другу и молчали. Антон смотрел на Анну. Русалка — то разглядывала его, нежно, любяще, то погружалась в себя. Взор ее делался печальным, и в эти моменты на улице начинался дождь. Капли барабанили по железной крыше, залетали в оно, сквозь колышущиеся на сквозняке шторы. «Наверное, своих вспоминает, — думал Антон. — Как они там?.. Жак, Анри, Нестор Карлович…»

Так они просидели до утра, пока серый рассвет не разлился над городом призрачным туманом.

22

Не дожидаясь, пока проснется Инна Александровна, Анна и Антон пошли побродить по городу.

Анна, в рабочем комбинезоне, в кедах и свитере, походила теперь на простую девчонку, ничем не напоминая русалку. Разве что глаза ее периодически вспыхивали восторженным светом. Она разглядывала все вокруг: людей, дома, машины; радовалась свежему сырому воздуху, подставляла лицо накрапывающему дождику, кружилась вокруг Антона и хихикала, позабыв обо всем. Сейчас она была счастлива, и Антон не мог налюбоваться ею.

Они прошли немного по Фонтанке. Анна хотела было и дальше идти по набережной, но Антон решил не появляться больше у Летнего сада и у того злосчастного дома, с которого все началось. Они свернули по Гороховой и направились к Адмиралтейству.

Миновав канал Грибоедова и Мойку, они вышли к Александровскому саду и по аллее повернули налево, к Медному всаднику и к Неве. Анна хотела поскорее очутиться на набережной и «вдохнуть простора».

Деревья стояли голые, без единого листочка. Воздух был совсем холодный — чувствовалось приближение зимы. Антон огляделся, и вдруг ужас окатил его ледяной волной. На улице было пусто — ни машин, ни людей… только Анна с яростно пылающими глазами. Он хотел было вскрикнуть, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Он сильно ущипнул себя за ногу, зажмурился и вновь открыл глаза. Наваждение спало. Все на месте: люди, машины, площадь с автобусами…

Громада Исаакиевского собора возвышалась слева, Антон думал пойти туда, но Анна дернула его за рукав, указывая пальцем на памятник Петру.

— Дюссельдорфы! Они здесь! — яростно прошипела русалка.

— Какие Дюссельдорфы, Аннушка?! Нет здесь никаких Дюссельдорфов… — неуверенно проговорил Антон и пошел за ней.

Не обращая внимания на движущиеся машины, толкая встреченных прохожих — в основном, туристов — они подошли к Медному всаднику.

— Ненавижу! — шипела русалка.

Поднялся ветер, усилился дождь. «Анна волнуется, — думал Антон, — только непонятно, почему…»

И тут он снова выпал из реальности этого мира. Снова вокруг не стало людей, хотя, может, их спугнула внезапно разбушевавшаяся непогода. Но не это поразило Антона. Скала, на которой стоял памятник, шевелилась, то немного погружаясь в землю, то вновь приподнимаясь. Змей извивался, придавленный бронзовым копытом коня; а сам Петр тянулся рукой к трепыхающейся огромной летучей мыши. Антону даже показалось, что он слышит, как та пищит.

Наваждение спало неожиданно, как и в прошлый раз. Антон вновь видел неподвижного Медного всадника, машины, немногочисленных прохожих, тщетно пытающихся укрыться от непогоды под зонтами. Анну, глаза которой светились желтым яростным светом. И парочку туристов, которые, заметив русалку, снимали ее на видеокамеру…

— Бежим! — крикнул Антон и дернул Анну за собой.

Анна не сопротивлялась. Они пересекли проезжую часть под визг тормозов и ругань водителей и помчались по Галерной улице.

Остановились отдышаться только у следующего переулка, свернув за угол.

— Ты тоже видела это? — спросил Антон.

— Дюссельдорфов?

— Да каких Дюссельдорфов?! Змея! Мне показалось, он шевелился. А еще… что-то вроде летучей мыши было, или упыря… будто Петр тянется к нему…

— Это были Дюссельдорфы, — все еще злобно процедила Анна. — Упырь — это младший, Влад. А змей — это сам Архип Петрович. Я его мечом Вольронта по роже полоснула, вот он и обернулся змеем. Ты пропустил все самое интересное… А кто этот страшный всадник на коне? Неужели сам Вольронт?