Самым очевидным свидетельством перемен стал свет. Сколько Джастин ни всматривался, он так и не увидел ни одного светильника. Свет был повсюду. Он прищурился, стараясь найти хоть что-нибудь, но вскоре у него заболела голова, тогда он отказался от поисков и сказал себе: «У них свет без источника — двигайся дальше!» Ноздри улавливали аромат кофе, но кофейника он не видел. Если полагаться только на обоняние, Джастин готов был поклясться, что кофейник где-то рядом. «Значит, в новом мире есть симуляторы запахов, и здешним обитателям хватает ума… точнее, чуткости… пользоваться нужным запахом в данной ситуации». Неплохо для начала. Его не только оживили, но и прилагают все усилия к тому, чтобы ему было уютно. «Значит, общество, в котором я оказался, настроено не агрессивно. Хорошо!» Теперь женщина… Пусть она и не самая красивая женщина на свете, но все же довольно привлекательная.

Сидит на полу, скрестив ноги, и с напускным равнодушием читает книгу… Что тут необычного? Разве что поза? Предполагается, что ей вполне удобно, а ей неудобно… Значит, она притворяется ради него. Многолетний опыт сделал Джастина настоящим специалистом по языку мимики и жестов. Поза и жесты женщины свидетельствовали о том, что ей не по себе.

«Она ждет, что я заговорю первым. Отлично! Терпение… Она умеет ждать».

Затем он заметил у нее в руках книгу. Попробовал прочитать заглавие. Прищурился. «Буря» Уильяма Шекспира. «Вполне уместно — и, конечно, логично. Не зная точно, сколько мне лет, она прибегла к помощи классика». Джастин невольно улыбнулся. «Они научились воскрешать мертвых, владеют неизвестными мне источниками энергии, делают мебель, которая приспосабливается к физиологии отдельных людей… и в то же время читают книги, которые даже в мое время считались старинными… Пятерка за старания!»

Чем больше он думал об этом несоответствии, тем увереннее в себе становился. Он явно представляет для них определенную ценность — иначе его бы не оживили. Причем не важно, в чем заключается ценность — в самой ли человеческой жизни или в необычных обстоятельствах его возвращения к жизни. Главное, он жив, и убивать его, похоже, не собираются… Так или иначе, у него есть точка опоры. Немного свыкнувшись с окружающим пространством, Джастин решил: пора вступить в контакт с женщиной.

Нила внимательно следила за состоянием пациента. Судя по движениям глаз и подергиваниям мышц, он анализирует и оценивает свое окружение. Интересно, почему его так раздражает все, что он видит? Свет специально приглушили, чтобы не причинять никаких…

Нила едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ну что она за идиотка! Триста лет назад не было безысточникового света! Надо было установить излучатель!

Впрочем, осыпать себя упреками она не успела, так как заметила, что пациент смотрит на нее в упор. Нила заставила себя расслабиться. До чего невыносимо притворяться! Скорее бы уже он заговорил, тогда станет легче. «Может быть, он утратил способность говорить? Нет, до воскрешения его обследовали, все было в норме». Но приборы не всегда оказываются правы! Программы — всего лишь программы, их частые сбои уже давно вошли в практику. Он заговорит, как только будет готов. Ей остается лишь одно: терпеливо ждать.

— Сколько? — спросил Джастин, поражаясь собственному голосу. Звуки показались ему странными и новыми, хотя голос был тот же самый, что и раньше, ничуть не изменился.

— Насколько я понимаю, вас интересует, сколько времени вы провели в анабиозе? — уточнила Нила.

— Да. Так сколько?

— По нашим подсчетам, около трехсот лет. Получив дополнительные данные, мы сможем сказать точнее.

— Успеется…

Мало-помалу Джастин начал осознавать непомерность своего свершения — но вместе с тем и непомерность своей утраты.

— Из моих современников остался кто-нибудь живой?

— По нашим сведениям, нет. Хотя… на вас мы наткнулись тоже неожиданно, поэтому ничего исключать нельзя, — осторожно ответила Нила, стараясь не убивать в нем надежду.

— И все же это маловероятно?

— Вы правы. — Нила решила, что такого пациента вряд ли понадобится утешать. Значит, придется отказаться от первоначальных замыслов. С ним можно говорить прямо.

— Неужели никого не осталось? — спросил Джастин. — В то время, когда меня заморозили, крионика приобрела большую популярность… Знаю по крайней мере о двух организациях сторонников крионики, в них насчитывалось несколько тысяч человек. В каждой организации имелось криохранилище. Сотни людей приказывали заморозить себя после смерти… Выходит, за прошедшие триста лет ни одного из них воскресить не удалось?

— Совершенно верно, мистер…

— Пока можете называть меня просто Джастином.

— Пока? — Ниле стало любопытно. — Джастин — не ваше настоящее имя?

— Я говорю — «пока», — ответил он.

— Хорошо, Джастин, — вздохнула Нила. Раз пациент хочет играть в игры, пожалуйста. — Кстати, меня зовут Нила. Да, вы совершенно правы. Триста лет назад крионика неуклонно развивалась, хотя и не нашла поддержки во всех слоях общества. И если бы не обратная реакция, скорее всего, многие ваши современники дожили бы до наших дней.

— Что за обратная реакция?

— Оба криохранилища, о которых вы упомянули, были уничтожены, в том числе и все замороженные.

— Как, почему?

— Одно криохранилище сгорело во время пожара, другое ликвидировали по предписанию суда… Полиция ликвидировала криофирму с центром в Мичигане после того, как выяснилось, что большинство замороженных покончили жизнь самоубийством. Разгорелся крупный политический скандал, в дело вмешались правоохранительные органы. По приговору суда были вскрыты все криокапсулы, а находившиеся в них замороженные подверглись вскрытию. Кажется, для того, чтобы получить доступ к телам, воспользовались законом об обязательном налогообложении… После окончания всех необходимых процедур власти извинились перед руководством компании и вернули им их собственность, но…

— …спасти замороженных было уже невозможно, — закончил за нее Джастин.

Сутью крионики является главным образом не заморозка тела, но заморозка мозга. В конце концов, именно мозг определяет «сущность» человека, и именно там хранятся все воспоминания. При простом размораживании нарушаются связи нейронов, что ведет к ишемии мозга или, точнее, к его гниению. Короче говоря, наступает необратимая смерть…

— А криохранилище в Аризоне? — спросил Джастин.

— Его уничтожила толпа горожан, полицейские спокойно наблюдали за происходящим.

Джастин нахмурился:

— Чем их так рассердили люди, замороженные в жидком азоте?

— Джастин, сейчас я все объясню… Реакция людей оказалась чрезмерной, но, учитывая тогдашние события, вполне объяснимой.

— Если можно, поподробнее!

Нила предпочла бы дать пациенту отдохнуть, прежде чем загружать его новыми сведениями. С другой стороны, она вполне его понимала. Он испытывает настоящий информационный голод, и ему нужно найти точку опоры.

— В то время, — сказала она, — страна переживала период, который позже назвали «Большим Крахом». Криозамораживание многие считали чудачеством, прихотью богачей… И все же аризонское криохранилище уничтожили не поэтому. Последней каплей, переполнившей чашу терпения общества, стала криозаморозка педофила и серийного детоубийцы, который заранее заключил договор с Аризонским институтом криозамораживания. Суд постановил: поскольку преступника официально признали мертвым, его можно заморозить… Кстати, и умер он от передозировки морфина, его смерть считалась вполне подходящей для замораживания. Тогда были сделаны первые успехи в области наномедицины. Одного лишь предположения, что это чудовище когда-нибудь оживят и оно будет снова ходить по земле, стало достаточно, чтобы и без того разъяренные безработные горожане вышли на тропу войны. Криохранилище сожгли до основания, а полицейские стояли и спокойно наблюдали за происходящим. Через несколько лет допросили главаря тех, кто тогда жег хранилище. Отвечая на вопрос, зачем уничтожили всех пациентов, главарь ни словом не обмолвился о педофиле. Его ответ до сих пор остается символом тогдашних настроений в обществе. Он сказал: «Если у нас нет будущего, то и у них не будет!»