Его охватила жажда познания. Он пополз, с трудом передвигая четыре короткие лапки — такие слабые, что подняться на них он не мог. То там, то тут ему пришлось перебираться через складки грубой ткани, на которой они все лежали. Другие существа так же слепо ползали вокруг. Несколько раз они валили и опрокидывали Сириуса, но он полз дальше, моргая и пытаясь разглядеть, откуда идет такой яркий свет. Подстилка закончилась, и Сириус оказался на холодном ровном полу, ползти по которому было гораздо легче.

Он уже почти добрался до полосы теплого, яркого света, когда раздались шаги. Пол затрясся. Сириус нерешительно остановился. Кто-то, обладавший непреодолимой силой, опять схватил его — униженного, пинающегося, — поднял и перевернул. Над ним нависло громадное расплывчатое лицо.

— А ты храбрец, — произнес хриплый, оглушительный женский голос. Сириус моргал, пытаясь разглядеть, кто его держит, а голос сказал: — Мне не нравятся твои глаза, парень. Что-то говорит мне, что Бесс была плохой девочкой.

Поскольку Сириус не понял ни слова, он почувствовал только досаду, когда его водворили обратно в темноту на грубую подстилку. Теперь ему опять придется проползти весь этот путь. Он подождал, пока тяжелые шаги уйдут, и снова пополз вперед.

У него ничего не вышло. Каждый раз, когда он выбирался на свет, кто-нибудь — или женщина, или существо с резким юношеским голосом — возвращал его обратно. Он отчаянно пищал. Что-то в нем жаждало этого света. Почему ему не позволяют туда добраться?

На следующий день он добрался до двери, когда они пришли — женщина, парень с резким голосом и еще кто-то. Они чуть на него не наступили. Сириус это понял и в ужасе съежился на полу. Женщина с раздраженным восклицанием подняла его с холодного пола и вынесла на свет.

— Опять этот! Он и правда бродяга. — Сириус к этому времени уже привык к тому, что его хватают и поднимают, и не пытался вырваться. — Ну? — спросила женщина. — Как вы думаете, дорогая миссис Каннинг? Эти отметины неправильные, верно? И посмотрите на его глаза.

Сириус почувствовал, как его разглядывает вторая женщина. Почему-то он ощутил, что что-то не так. Он забился и был за это крепко сжат.

— Нет, — задумчиво сказал новый голос, встревоживший Сириуса. Голос и запах этой женщины вызвали у него в голове волну — почти воспоминание. — Неправильные глаза, неправильный окрас ушей. Должно быть, дорогая миссис Партридж, ваша собака ухитрилась нагулять щенков на стороне. А остальные каковы?

— Почти такие же. Взгляните.

Послышались возмущенные повизгивания, и Сириус понял, что его товарищей, не привыкших к хватанию и рассматриванию, тоже хватают и рассматривают. Три громких голоса, заглушавших щенячий визг, начали неспешную беседу. А из самой середины повизгиваний раздался низкий, тревожный вой.

— Замолчи, Бесс! Ты была плохой девочкой! — сказал голос по имени «миссис Партридж». — Так вы думаете, мне за них ничего не заплатят?

— Разве что фунт-полтора в зоомагазине, — ответил голос по имени «миссис Каннинг». — Или же…

— Я вам очень обязана! — сказала миссис Партридж. В ее голосе так отчетливо прозвучала нотка гнева, что Сириус сжался, а его товарищи притихли. Они молчали, когда их клали обратно на пол, только один или двое тихонько захныкали, когда их начала вылизывать большая встревоженная мать.

Люди ушли, но скоро двое вернулись — торопливыми сердитыми шагами. Все щенки невольно съежились.

— Черт тебя подери, Бесс! — сказала миссис Партридж. — Итак, я заполучила выводок метисов, а ведь могла бы выручить за этот помет почти сто фунтов стерлингов. Ты принес мешок, Бриан?

— Угу. — Резкоголосый парень редко произносил больше двух слов подряд. — И кирпич. Может, оставить ей одного, миссис Партридж?

— Думаю, да, — нетерпеливо сказала женщина. Сириус почувствовал, что его опять схватили и подняли. — Не этого! — резко сказала миссис Партридж. — Мне не нравятся его глаза.

— Разве? — Парень, похоже, удивился, но опять отпустил Сириуса и поднял следующего, сидевшего рядом с матерью. Мать тоскливо выла, но не пыталась остановить парня, который стал хватать щенков одного за другим и швырять в пыльную, пахнущую мякиной темноту. Они скатились на дно мешка, пища и слабо размахивая лапками. Потом этот шевелящийся, попискивающий клубок куда-то понесли, Сириуса сдавили и царапали, мешок трясся, и в конце концов Сириус от ужаса чуть с ума не сошел. Потом сквозь запахи пыли и мякины пробился какой-то новый запах. Даже в панике Сириус им заинтересовался. Но в следующую секунду мешок сильно качнулся и полетел, к еще большему ужасу Сириуса, в холод, холод, холод. Сириус в панике обнаружил, что вдыхать можно только какое-то холодное вещество, которое его душит.

Как только Сириус это понял, у него хватило соображения задержать дыхание. Но дергался и рвался он безо всякого соображения. Пока у него в теле еще оставалось немного воздуха и сил, он размахивал всеми своими слабенькими короткими лапками, царапался крохотными коготками и вообще сражался с тьмой и холодом, словно с живым врагом. Остальные щенки тоже барахтались, колотя и царапая друг друга. Но, один за одним, они почувствовали, что холодовой шок и удушение для них чересчур. Скоро один только Сириус рвался и царапался в темноте. И то только потому, что где-то в глубине его подсознания сидело ощущение, что нет ничего хуже, чем холодное ничто.

Тьма распахнулась. К тому моменту Сириусу было уже почти все равно, но он подумал, что, наверно, умер. Казалось, умереть означало выплыть в серо-зеленый свет. В этом свете ничего не было видно, и сверху он был ярче. Сириус почувствовал, что поднимается к яркому свету. Круглые, мерцающие желтые пузыри проплыли вверх перед его глазами и напомнили о какой-то другой жизни, которую он не мог вспомнить. Потом свет стал похож на серебряный купол над головой, толстый и твердый на вид. И Сириус очень удивился, безо всякой боли и шума поднявшись прямо через этот купол в огромную ясность — синюю, зеленую и теплую. Для него это оказалось чересчур. Он судорожно вдохнул, подавился, и от него остался только насквозь промокший живой комочек, плывущий по течению быстрой речки.

А тем временем гнилой мешок, который он разорвал, разошелся под давлением течения, и из него выплыли остальные промокшие комочки. Двоим уже нельзя было помочь, и они просто катились по придонному илу и камням. Но четверо оставшихся поднялись на поверхность, и течение понесло их вслед за первым. Покачиваясь и вращаясь, один за другим они проплыли через излучину и оказались между солнечных берегов, поросших травой. И тут от тепла, льющегося сверху, Сириус начал понемногу приходить в себя. Скоро он очнулся и понял, что откуда-то идет тепло, что сам он беспомощен и находится в каком-то кошмаре, и что единственная надежда — на это самое тепло. Сириус решил на него положиться.

Берег зарос боярышником. Течение занесло Сириуса в тень росших на берегу кустов, и он вдруг оказался в глубокой бурой прохладе. Тепло исчезло. У Сириуса отобрали его единственное утешение. Он так возмутился, что открыл глаза и попытался протестующе запищать.

Он не смог произнести ни звука. Но через несколько секунд речка опять вынесла его на свет. Солнце ударило по глазам и рассыпалось тысячью блесток по поверхности воды. Сириус опять плотно зажмурился. Его так потрясло это сияние, что он обмяк еще больше и еле заметил, что тепло вернулось.

И стало сильнее — золотистое, настойчивое тепло.

— Это действительно вы, Ваша Светимость! — сказал кто-то. — Я так и думал!

Голос был совсем не похож на те, что раньше слышал Сириус. Его это озадачило. Голос был незнакомым, хотя Сириусу казалось, что когда-то он уже слышал подобные голоса. Он не был уверен, что доверяет этому голосу. Все голоса, которые Сириус помнил, не сделали ему ничего хорошего — и ему казалось, что он и раньше слышал какие-то голоса, которые тоже не сделали ему ничего хорошего.

— Вы ведь не умерли, нет? — спросил голос. Он казался встревоженным. Это был теплый, золотой голос, и, кроме ясно звучащей тревоги, была в нем какая-то ярость, как будто говоривший мог быть куда опаснее миссис Партридж и ее друзей, если пожелает.