Ясно, что на вопрос о подлинной роли противоположностей в системе Анаксагора Симпликий не может дать ответа. И все же в своих рассуждениях он приближается (как нам кажется) к истине в отличие от многих позднейших исследователей. У него намечается различение между такими парами традиционных противоположностей, как теплое и холодное, сухое и влажное, легкое и тяжелое, с одной стороны, и свойствами — цветовыми, вкусовыми и т. д. — с другой (причем последние он также относит к разряду противоположностей, хотя у Анаксагора они таковыми, по-видимому, не считались). Это различение, как мы увидим ниже, имеет очень важное значение в теории материи Анаксагора.

Что касается четырех стихий — огня, воздуха, воды и земли, то их с давних пор было принято рассматривать как сочетания противоположностей теплого и холодного, сухого и влажного, светлого и темного, легкого и тяжелого (у Анаксагора в двенадцатом фрагменте вместо четвертой из названных пар фигурирует близкая ей пара — редкое и плотное). Еще у Анаксимандра основным этапом космогонического процесса было отделение внешней горячей огненной оболочки от влажного и холодного ядра, из которого образовывалась земля. Нечто подобное мы имеем и в космологии, изложенной во второй части поэмы Парменида, посвященной «мнениям смертных». Как сообщает Аристотель, «вынуждаемый сообразоваться с явлениями, он, [Парменид], затем устанавливает две причины и два начала — теплое и холодное, а именно говорит об огне и земле…» (Мет. А 5, 986в 14–987а 28).

В одном из дошедших до нас фрагментов Гераклита мы находим две пары, которые потом встречаются и у Анаксагора: «холодное становится теплым, теплое холодным, влажное сухим, сухое влажным» (фр. 126). Напрашивается сопоставление этого фрагмента с другими, где говорится о взаимопревращениях стихий (фр. 31, 36, 76 и т. д.).

Четыре элемента Эмпедокла также описывались древними авторами как материализованные качественные противоположности (именно так поступает, например, Платон, критикуя сторонников физики Эмпедокла в «Законах») (X, 889 В).

К этой традиции примкнул и Аристотель, трактовавший четыре стихии как различные комбинации четырех фундаментальных сил (dunameis): сухого и влажного, теплого и холодного. Огонь, по Аристотелю, сух и тепел, воздух — влажен и тепел, вода — влажна и холодна, земля — суха и холодна. Этими четырьмя случаями исчерпывается возможное число стихий.

Естественно поэтому предположить, что пары противоположностей, перечисляемые в фрагментах сочинения Анаксагора, также имели непосредственное отношение к стихиям (какое именно — мы увидим несколько ниже). Различия же между семенами качественно-определенных веществ определялись у него не этими противоположностями, а такими свойствами, как геометрические формы, цвета, вкусы и запахи, о чем пишет сам Анаксагор в начале четвертого фрагмента. По отношению к семенам противоположности теплого и холодного, сухого и влажного и т. д. оказываются случайными свойствами в том смысле, что семена одного и того же вещества (например, мяса, крови, кости, золота и т. д.) могут быть теплыми или холодными, сухими или влажными, не переставая при этом быть семенами мяса, крови и т. д. Разумеется, как это и подчеркивал Александр Афродисийский, а вслед за ним Симпликий, противоположности заключены в семенах, ибо, кроме семян, им негде находиться: в силу принципа универсальной смеси семена заполняют все пространство, не оставляя пустых промежутков. Но соотношения, в которых противоположности присутствуют в семенах одного и того же рода, могут быть различными.

Это предположение имеет гипотетический характер, ибо в дошедших до нас фрагментах оно нигде прямо не сформулировано. Мы назовем его гипотезой о независимости семян и противоположностей. Возможно, что прямого подтверждения этой гипотезы мы не нашли бы, даже если бы где-нибудь вдруг был обнаружен полный текст сочинения Анаксагора. Тем не менее мы считаем ее правдоподобной, так как она позволяет устранить некоторые неясности и избежать противоречий, возникающих при попытках согласования разнородных свидетельств о теории Анаксагора.

Косвенное подтверждение нашей гипотезы можно найти у Аристотеля. Критикуя анаксагоровскую концепцию первичной смеси, Аристотель пишет: «…нелепо утверждать изначальное смешение всех вещей — и потому, что они в таком случае должны были бы ранее существовать в несмешанном виде; и потому, что от природы не свойственно смешиваться чему попало с чем попало; а кроме того, и потому, что отдельные состояния (ta pathe) и привходящие (случайные) свойства (ta sumbebekota) отделялись бы в таком случае) от субстанций (одно и то же ведь подвергается смешению и отделению)…» (Мет. А 8, 989a 10–989в 20).

Аристотель предлагает переформулировать концепцию Анаксагора в соответствии со своими понятиями; при этом она, по его мнению, произвела бы «более современное впечатление».

Очень интересный комментарий к этому месту дает Александр Афродисийский: «Он, [Аристотель], отмечает, что нелепость этих положений, понимаемых буквально, заставляет думать, что [в сущности] Анаксагор хотел сказать что-то совсем другое. Приходя ему на помощь и анализируя его подлинные намерения, Аристотель излагает эти положения так, как если бы он сам их сформулировал» (Александр Афродисийский. «Комментарии к Метафизике», 68, 5; см. 26, 274).

Далее Александр разбирает возражения Аристотеля против понятия первичной смеси. Первое возражение — что такое понятие предполагает первоначальное существование несмешанных вещей, ибо смесь не может существовать раньше того, что в ней смешано. Второе возражение — что от природы не свойственно чему попало смешиваться с чем попало — Александр поясняет следующим образом: «…невозможно и неестественно смешение любой произвольной вещи с любой другой вещью: ибо каким образом линия может быть смешана с белым, а белое с музыкантом?»(26, 275).

В таком изложении идея Анаксагора представляется смехотворной, однако несомненно, что приведенная фраза содержит грубое искажение того, что имел в виду сам Анаксагор. Последний писал (как мы видели из цитированного выше четвертого фрагмента) о смешении всех вещей — «влажного и сухого, теплого и холодного, светлого и темного… и беспредельных по множеству семян, ни в чем не похожих друг на друга». Аристотеля, по-видимому, раздражало, что у Анаксагора подобочастные перемешаны с тем, что он считал свойствами этих подобочастных, т. е. с противоположностями влажного и сухого и т. д. Поэтому-то он и написал с нескрываемой иронией, что у Анаксагора «что попало» смешивается с «чем попало». А Александр довел замечание Аристотеля до абсурда: ведь под «чем попало», действительно, можно понимать и белое, и музыканта. Ясно, однако, что к учению Анаксагора такое понимание никакого отношения не имеет.

С вопросом о противоположностях связано и третье возражение Аристотеля — что у Анаксагора состояния и случайные свойства могут быть отделены от субстанций (ибо если имеется смесь каких-то вещей, то они могут быть и разделены). Аристотель явно не хочет вставать на точку зрения, которая с самого начала представляется ему неверной. У Анаксагора независимостью по отношению к «субстанциям» (т. е. к качественно-определенным веществам) обладают не всякие свойства, а лишь такие состояния, которые определяются противоположностями влажного и сухого, теплого и холодного и им подобными; прочие же свойства — геометрические формы, цвета, вкусы и запахи — неотделимы от субстанций и не имеют самостоятельного бытия. Для Аристотеля же такое разделение на два класса того, что он считал качествами субстанций, было неприемлемо, и вот, желая показать нелепость анаксагоровской идеи первичной смеси, он заменяет указанные пары противоположностей «состояниями и случайными свойствами».

Между тем все говорит о том, что анаксагоровские противоположности обладают самостоятельным бытием и относятся к разряду «существующих вещей» наряду с качественно-определенными веществами (аристотелевскими подобочастными). Это означает, что к ним применимы основные принципы анаксагоровской теории материи — принцип сохранения, принцип универсальной смеси и принцип преобладания.