У меня не оставалось сомнений, что он охотится за мной, предательски хочет напасть в темноте.

Зачем он это делал? Наверное, боялся, что я зарежу его во сне или всажу нож в спину, выскочив из-за пальмы. Будь он на моем месте, то наверняка сделал бы это, не колеблясь. И еще, мне кажется, он не мог смириться с тем, что я, мальчишка, человек низшей расы, как он считал, отказался ему повиноваться, поднял бунт и даже принудил его сдаться.

Вот он остановился, видно, прислушиваясь, затем, крадучись, пошел по берегу. Его расплывчатый силуэт мелькнул на фоне лагуны, усеянном отражениями звезд, и скрылся в кромешной тьме. Я стоял, прижавшись в темноте к стволу пальмы, и прислушивался к скрипу песка под ногами моего врага, сжимая в руке нож.

Ласковый Питер минут пять кружил возле моей постели, наконец наткнулся на нее, упал, поднимаясь, громко выругался. В голосе его слышалось злорадное торжество. Он пнул мою постель и сказал:

– Можешь не подниматься. Тебе придется долго спать. Молчишь? И правильно делаешь. Ты проиграл. А проигравший платит!

Затем один за другим прогремели три выстрела

– Ну вот и все,- сказал Ласковый Питер с видимым облегчением.- Надо отдать тебе должное, ты держался молодцом. Может, поэтому я и отправил тебя к праотцам. Мне все казалось, что ты стоишь у меня за спиной со своим ножом. Я возьму его на память. Ты не возражаешь? Не помешает мне и палатка.

Зашуршала парусина.

– Проклятый щенок!..- прошептал он.

Этот бандит был явно разочарован. Он сопел, сидя на моей постели, наверное поняв, что поменялся со мной ролями. Теперь ему надо было прятаться. У меня был нож, и он ждал удара, наверное вращая головой, как сова.

Неподалеку зашуршал песок, должно быть, краб тащил орех. Тотчас же сверкнуло красное пламя, и грохнул выстрел. Он еще несколько раз стрелял во все стороны. Наконец встал и пошел. Я нащупал под ногами кусок коралла и запустил ему вслед. В ответ он выстрелил и побежал, время от времени стреляя в темноту.

Я не выдержал и закричал:

– Удрал, удрал! Трус несчастный! Фашист проклятый!

Наверное, он не слышал меня, потому что затихший было ветер, завыл, засвистел в ушах. Стал накрапывать дождь. Когда он хлынул водопадом, я уже лежал на своей постели, с головой накрывшись палаткой. Буря бушевала вовсю, ветер пытался сорвать с меня парусину, да я подоткнул ее под бока. Палатка в начале пропускала теплую дождевую воду, но потом набухла, и вода стекала с нее под мою постель. Но слой кокосового волокна был толстым, и мне было не так уж плохо. Засыпая, я старался сосчитать, сколько выстрелов сделал Ласковый Питер. Получалось, тринадцать или четырнадцать. Выходило, что если у него были две полные обоймы, то осталось не больше пяти-шести патронов. Я заснул, хоть под боком уже хлюпала вода.

Атолл, промытый ливнем, сверкал в утреннем солнце. Пар курился над влажным еще песком. Переплыв канал, я опять занял свой наблюдательный пост в кустах недалеко от логова Ласкового Питера. Мой противник тоже проснулся, а возможно, и вообще не ложился, судя по его усталому лицу. Он сидел за плоским камнем с пистолетом в руке и клевал носом. Иногда он вскидывал голову и ошалело смотрел по сторонам. Он и впрямь считал, что я поступлю с ним так же, как он хотел поступить со мной: подкрадусь и убью его сонного.

«Что, если мне самому подкрасться и трахнуть его по голове вот этим кораллом, оглушить и обезоружить? Ведь с таким противником иначе нельзя. И ничего ему особенно не будет, только оглушу его…»

Мои мысли прервал его голос:

– Ну, где ты, где? – орал он.- Чтоб тебя сожрали акулы! Думаешь, я не вижу! Трус! Выходи!

Я спрятал голову в расщелину.

– Выходи, или!..

Он выстрелил. Подождав немного, я выглянул. Он клевал носом, сидя на камне. У него явно сдавали нервы.

Мне в голову пришла отчаянная мысль. Наверное, у меня в ту пору тоже сдали нервы, я чувствовал, что не выдержу, если он будет вот так охотиться за мной.

Я думал: «Сейчас он устал, ночью его промочило насквозь, и он не спал. Теперь ему уже не попасть в летящего фрегата. Руки у него дрожат, глаза слезятся…»

Он вскинул голову, что-то пробормотал и опять заклевал носом.

И я решился. Вылез из своего укрытия. Схватил камень, размахнувшись, бросил в него. Камень попал ему в грудь, он повалился набок, спросонок подумав, не ударил ли я его ножом, потом вскочил.

Я побежал. Он выстрелил. Пуля чиркнула по песку сбоку от правой ноги. Я припустился к каналу, виляя из стороны в сторону, как один из героев, не помню какого фильма или книги. Он выстрелил еще. Я не услышал полета пули. В ушах свистел ветер. Оглянувшись, я увидел своего преследователя метрах в ста. Он бежал, согнувшись почти до земли, опустив руку с пистолетом. Еще выстрел, и крошки коралла брызнули из глыбы впереди и чуть левей от меня. Все-таки он стрелял здорово, и если бы я не менял направления, то он убил бы меня. Но в те мгновенья я не думал об этом, я летел, едва касаясь ногами земли. Не помню, как слетели у меня сандалии, я не чувствовал порезов от острых, как бритва, осколков раковин и только считал выстрелы.

«Вот теперь у него остался только один патрон, не больше»,- думал я, заранее торжествуя победу.

Он не стрелял больше, приближаясь ко мне медленным упорным шагом убийцы. Я же стоял на берегу, чтобы хоть немного отдышаться, прежде чем плыть на другую сторону.

Он помахал рукой и что-то крикнул. Тут я прыгнул в воду и поплыл, часто оглядываясь. Я был уже та середине канала, когда он показался на берегу. Присев, он ждал чего-то. Я плыл изо всех сил, часто ныряя. И ждал, что в меня вопьется пуля. Именно вопьется. И только то, что он может меня убить и я пойду ко дну, как-то не приходило мне в голову.

Он выстрелил, когда я вылез из воды, но раньше, еще до того как я услышал выстрел, что-то обожгло мне плечо. Я упал, вскочил, метнулся в сторону и спрятался за глыбу кораллов, совершенно обессиленный. Мне казалось, что мое сердце сейчас разорвется.

Отдохнув, я поднялся. Ласковый Питер все еще стоял на берегу.

– Стреляй! – закричал я.- Ну, что же ты не стреляешь? Ага, кончились патроны! Все! Восемнадцать штук! – орал я, приплясывая.- Вот теперь есть чем колоть орехи!

Он тоже что-то закричал в ответ, сунул пистолет в карман и остался стоять у самой воды.

Рана у меня оказалась пустяковой. Пуля только сорвала кожу с плеча. Подождав, пока подсохнет кровь, я оделся, взял гарпун и, не оборачиваясь, пошел от берега под ненавидящим взглядом, как мне казалось, побежденного врага.

С каким аппетитом я съел содержимое кокосового ореха, напился кокосового сока!

Стоя на берегу лагуны, я почувствовал себя настоящим хозяином острова. Пассат неудержимой, невидимой рекой ровно нес свои освежающие струи, насыщенные ароматами океана. Напевая песенку негра Чарли, я стал устанавливать палатку; покончив с этим, приготовил в ней великолепную постель из морской травы и кокосового волокна.

Один выход у палатки смотрел в океан, а другой а лагуну. В ней было прохладно, как может быть прохладно в тропиках под тентом, продуваемым свежим ветром. Правда, палатку прогрыз, и в нескольких местах крысы, и Ласковый Питер прострелил се, но и это имело свою положительную сторону: у меня теперь были смотровые щели справа и слева.

За работой быстро летит время, я понял это давно. Работа отвлекает от грустных, тяжелых мыслей.

Поставив палатку, я решил попробовать добыть огонь. Эта мысль не покидала меня все утро. Я представлял себе, как сижу у костра рядом с палаткой и жарю на вертеле рыбу. Топлива на острове было сколько угодно – сухое кокосовое волокно и ореховая скорлупа. Оставалось только добыть огонь!

Не откладывая дела, я нашел на берегу два сухих куска дерева и, став на колени, стал тереть один о другой. Дерево нагрелось, даже запахло горелым, но дальше этого дело не пошло. Измученный, весь в поту я сидел на берегу и вспоминал все знакомые мне способы добывания огня. Да так ничего и не придумал,-«Попробую есть сырую»,- решил я и взялся за острогу. У берега появилась стайка синей макрели. После нескольких промахов мне удалось наколоть одну из рыб. Я выпотрошил ее, содрал кожицу, нарезал ломтиками розоватое мясо. Вспомнил про соль, которую я собрал с высохшей парусины. Узелочек лежал в моем кармане. Осторожно, будто там хранились драгоценности, я развязал тряпочку, посолил блюдо. Попробовал. В таком приготовлении сырая макрель оказалась вкуснее улиток. По крайней мере, мне так показалось в начале обеда.