Может быть, это провожатые из лагуны? – думал я.- Они плывут, ожидая, когда развалится мой плот…

Только по чудесной случайности я мог пристать одному из атоллов, а их было не так много в той части океана. Даже на морской карте они нанесены виде редких точек на огромном белом поле. Но когда ты здоров и силен, то мысли о смерти кажутся нелепыми. Я, как мог, стал раздувать огонек надежды. придумывая варианты спасения, один невероятнее Другого, старался, как мог, прогнать непрошеные сомнения.

Хорошо, что я захватил с собой несколько кокосовых орехов, при большой экономии у меня на три – четыре дня были еда и питье. Я утешал себя еще тем, что буду добывать рыбу. Чтобы не откладывать дело, я решил немедленно заняться охотой, но как не вглядывался в глубину, там были только темнота пустота бездонной пучины. Даже акулы куда-то скрылись.

Пока я переходил от надежды к самым мрачны предположениям, кончился и этот день, зашло солнце, расцветив небо закатным фейерверком.

Я лежал посредине плота. Небо качалось надо мной. Звезды по краям небесного круга скрывались в черной бархатистой воде и появлялись вновь еще более яркие, лучистые, они как будто отряхивались, окунувшись в воду.

Дул пассат, океан катил гряды своих волн, увлекая куда-то мой плот. Вот когда я испытал жуткое чувство одиночества. Как мне хотелось вернуться на свой остров! Я стал упрекать себя за то, что не рискнул броситься в воду канала и не попытался выбраться на берег – ведь не всегда акулы нападают на человека. Внезапно от неприятных мыслей меня отвлек свет – вода вокруг плота светилась. Свет шел из глубины, будто там вспыхивали и гасли зеленые и голубые лампы. Плот окружило множество медуз. Они казались стеклянными елочными украшения с хорошо запрятанной лампочкой внутри и заводной пружиной, которая то сжимает, то раздувает их шелковую оболочку, отделанную снизу разноцветным бисером. Свет, исходящий от медуз, почему-то подействовал на меня успокаивающе. Ровные волны: ритмично покачивали плот, навевая сон. Низко опустились звезды. Мне почудилось, что они не так уж холодно и безразлично смотрят на меня. Словом, стоило мне побороть приступ слабости, уныния, как все, что я находил до этого враждебным или безразличным к моей судьбе, будто проникалось участием.

Я не стал дожидаться, пока волны расшатают мой хлипкий плот, и принялся в темноте ощупывать крепления. Гвозди хорошо держались в стволе пальмы и в куске реи, но от постоянного покачивания в досках образовались дырки. Плот еще не рассыпался потому, что я догадался углы у него связать линем, снятым с реи. На одном из углов веревочное кольцо почти перетерлось. Опять меня выручил обрывок паруса "Ориона". Я нарезал из парусины ленты, скрутил их в несколько раз и скрепил этой веревкой доску со стволом пальмы. Такие же добавочные крепления я наложил и на три других угла моего плота.

Отремонтировав плот, я заснул и проспал бы до утра, если бы меня не разбудил кальмар. Совсем крохотный, он выскочил из воды и шлепнулся мне на на шею - холодный и склизкий. Спросонок я вскочил и полетел в воду. Вынырнув и забравшись на плот, я замер, пораженный цветом океана. Он был красный, как знамя, и весь трепетал, переливался, будто полотнище под ветром. Небо на северо-западе тоже налилось кровью. Оттуда долетал глухой орудийный гул. Морской бой, догадался я, ишь как грохочут орудия. Наверное, горят линкоры, а может быть, подожгли нефтеналивное судно, и нефть бушует пламенем на воде. Я видел уже такой пожар, когда мы шли на "Осло". Тогда горел в Бискайском заливе английский танкер, взорванный фашистской торпедой.

Внезапно я почувствовал, что проваливаюсь. Мой плот стал расползаться в стороны. Я спустился в воду и при свете зарева увидел, что лопнуло сразу два крепления. И на этот раз мне удалось починить плот, но я понимал, что это не надолго, в конце концов он неминуемо должен развалиться. На всякий случай я завязал орех и острогу в остаток паруса и прикрепил все свое имущество к стволу пальмы.

Пока я воевал с плотом и волнами, орудийный гул затих. Зарево опустилось к самому горизонту, только рассвет погасил его.

Я обрадовался солнцу, оно неторопливо поднялось из океана, разливая вокруг свет, тепло и новые надежды. Ветер дул ровно и не особо сильно, не принося особой прохлады. Мне трудно было определить, стоит ли мой плот на месте или движется; вокруг расстилалась синяя волнующаяся поверхность океана, без единой неподвижной точки, на которой мог бы задержаться глаз и определить по ней, стою ли я на месте или двигаюсь. Я понимал, что моя жизнь зависела от скорости движения. Что, если течение, которое отнесло меня от острова, вдруг выдохлось и сейчас только ветер толкает меня куда-то в неизвестность? Да, скорость моего суденышка слишком мала.

Вот если бы у меня оказались мачта и парус! Да они у меня есть: острога и остатки парусины.

Я не стал завтракать, так мне хотелось поскорее установить такелаж. Плот на глазах расползался. Одна из досок рамы плота раскололась на две части. Видимо, в ней и раньше была трещина, да я не заметил ее, а сейчас доска разбухла и распалась надвое. Дерево я использовал для дополнительного крепления посреди плота. Опыт мне показал, что детали плота не следует связывать слишком плотно; если бы можно было раму сбить скобами, тогда другое дело, а мои тряпичные крепления очень скоро растягивались и рвались, надо было оставлять небольшой люфт, чтобы части ходили, как на шарнирах.

Кое-как, с помощью веревок из парусины, мне удалось установить древко остроги, прикрепить к ней остаток ткани - все-таки сказалась моя матросская выучка,- и ветер надул мой небольшой парус. Длинная рея служила рулем. За кормой потянулся след, проутюженный моим кораблем.

Это еще одна победа!

С ремонтом и оснасткой плота я провозился часа три. Солнце уже высоко стояло над головой.

Я позавтракал одним из кокосовых орехов. По правде сказать, захотел есть еще сильней, но я не мог себе позволить излишества, а даже подумал, следующего дня надо будет сократить рацион до одного ореха в сутки, сегодня же впереди был у меня обед и ужин.

«На первых порах следует сохранять силы,- решил я,- возможно, покажется остров и надо будет плыть к нему» – такой аргумент показался мне очень убедительным. Хотя остров мог показаться завтра, и послезавтра, а скорее всего…

Я старался не думать о плохом конце, а, стоя во весь рост и приставив ладонь козырьком к глазам, осматривал ровно очерченный круг горизонта. Мне показалось, что на западе чернеет дым парохода. Возможно, там шел один из военных кораблей, или целая эскадра японцев или американцев. Дым превратился в тучу и пропал, рассеянный ветром.

В начале дня парус давал небольшую тень от мачты, но скоро солнце стало почти прямо головой, и ни по ту, ни по другую сторону от мачты тени не стало. От жары и жажды почти не хотелось есть. Я где-то читал, что купанье даже в соленой воде несколько умеряет жажду. Сбросив с себя свое легкое одеяние, я прыгнул «за борт». Акулы поблизости не показывались, я осмелел и стал плавать вокруг плота. Нырнув, я увидел незнакомых рыб, их было множество – верткие, с голубыми спинками и светлыми брюшками, наверное какая-то разновидность макрели.

Косяк плыл в том же направлении, что и мой плот. Я пожалел, что не смогу поохотиться, так как древко моего гарпуна служило теперь мачтой. Рыбы подплывали совсем близко от меня, словно не замечая. Стали попадаться и другие рыбы, уже знакомые мне; я обрадовался, подумав, что, наверное, близко остров, раз показались рифовые рыбы.

Поспешно забравшись на плот, я во все глаза тщетно смотрел по сторонам и, палимый солнцем, опять прыгнул в воду, поняв, что просто иду по мелководью.

Стоило мне нырнуть с открытыми глазами, и подо мной на небольшой глубине раскинулся причудливый коралловый лес. Со дна океана поднимался остров или барьерный риф. Пройдет сотня-другая лет и здесь появится коралловое кольцо или гребень рифа, закипит прибой, загорланят чайки. А пока крохотные полипы трудятся над созданием каменной твердыни.