На месте пулеметчика сидел Кирилл Свойский, рядом съежился Вилли. Ксюша примостилась сбоку и перевязывала Кириллу руку. В танке нашлась аптечка. Ксюша залила искусанную руку йодом и теперь заматывала бинтом. Свойский здоровой левой рукой взялся за пулемет.

— Сидите смирно! — сказала Ксюша. — Ну что вы все время вертитесь! Тут и так трясет, а вы еще вертитесь. Весь йод разлила вам на штаны. Ну, что вы смеетесь?

Свойский плохо слышал ее слова из-за гула, наполнявшего кабину.

— Прекрасно, Ксюша! Понимаешь, все прекрасно! — крикнул он.

— Что же прекрасного? Вот вам руку чуть не отгрызли, дом наш спалили. И неизвестно, что еще будет. Ну вот. Не больно? — спросила она, осторожно завязав бинт.

— Какая там боль! Все будет отлично. Жалко, не удалось мне позагорать на вашей пасеке, медку поесть. Спасибо! Рука как новая.

— Куда мы едем?

— К своим, Ксюша. Вот ахнут ребята, если мы на «тигре» приедем!

— Какие ребята? Ваши дети?

— Да нет! Солдаты. Товарищи.

— А что это вы все за ручку крутите?

— Это пулемет.

— Вы из него стрелять будете?

— Если придется.

— В немцев?

— Да, если полезут.

— Может, не полезут?

— Все может быть. После сегодняшнего во все поверю. Я ведь тебе, Ксеня, еще спасибо не сказал?

— За что?

— Да если бы ты не закричала… — Голос Свойского заглушил треск бревен и рев мотора.

Танк продавил небольшой мостик через речушку и благополучно выполз на дорогу.

— Силен зверь! — прокричал Свойский.

— Он мягкий. Я головой стукнулась, а он мягкий.

— Резина! А так он не особенно мягкий. Ксеня!

— Что?

— Не думал я, что есть такие храбрые девочки.

— Где есть? Какие девочки?

— А вот такие, как ты!

— Я?! — удивилась Ксюша. — Если бы вы знали, как я испугалась. Я думала, что вас всех убили.

— Ну, а на танк кто бросился?

— Я за дедушку испугалась. Куда, думаю, его увозят!

— То за нас испугалась, то за дедушку, а за себя забыла испугаться!

— За себя я сейчас боюсь.

— Чего же бояться в таком танке?

— Вдруг они узнают и будут стрелять?

— Напрасное занятие. Пулей нас теперь не пробьешь.

— А в окошки залетят!

— Люки мы закроем. Вот только в эти щелки будем смотреть, а они из непробиваемого стекла.

— Где же мы едем? — Она, опершись о плечо Свойского, выглянула из люка. — Ой, это же дорога на горелую поляну. Там малины сейчас!.. — Она сжала плечо Свойского. — Солдаты! Смотрите, сколько! Почему они нам руками машут?

— За своих принимают. Думают, подмога.

Танк миновал солдат, высланных майором для прочесывания леса. Еще с полчаса он шел, подминая широкими гусеницами молодые деревца, росшие по обочине проселочной дороги, потом свернул в сторону, пересек луг, поросший высокой некошеной травой, и с ревом, развернувшись носом к дороге, остановился на опушке. Умолкли рев и лязг, только глухо урчал мотор.

Ложкин заглянул в кабину водителя:

— Ксюша!

— Что?

— Тебе пора выходить.

— Приехали!

Свойский пожал ее тоненькое запястье.

— Спасибо тебе за все и до свидания, хорошая ты девчонка!

— До свидания, дядя Кирилл. Руку завтра еще перевяжите.

— Перевяжу, не беспокойся.

— Йодом помажьте.

— Помажу.

— Нет, я пролила его, вы тогда мазью из белой баночки, только хорошенько.

— Мазью так мазью.

Иванов стянул с головы шлем.

— Тесен, проклятущий! — Он помог девочке перебраться в башню и сам вылез вслед за ней, оставив водителя под охраной Свойского.

Ложкин помог спуститься на землю кузнецу и Ксюше и сам спрыгнул в высокую траву. Они отошли от машины. Кузнец помолчал; прислушиваясь, сказал тихо:

— Вам из леса нельзя выходить. Поезжайте вот так. — Он махнул рукой на северо-восток. — Дорога там ничего, твердая до вырубок, а там этого дьявола бросайте и пробирайтесь к партизанам: они возле болот держатся. Там отряд Кости Зеленухина из Малой Гаврилихи. Они помогут…

На землю грузно спрыгнул Иванов и подошел, щурясь от яркого света.

Ложкин вопросительно посмотрел на него.

— Не бойся, — сказал Иванов, — я ему руки скрутил. Никуда не денется. Я вот хотел Кузьму Ефимовича спросить, как без особой канители выбраться на шоссе. Оно ведь лесом идет, где-то здесь, неподалеку. Достань-ка карту, Коля…

Разглядывая карту, они не заметили, как из горловины башни вылез Вилли и, неслышно соскользнув на землю, пригнувшись, бросился в лес. Первой увидела его Ксюша и, вскрикнув, протянула руку:

— Вон он. Побежал!

Иванов бросился за танкистом. Затрещали сучья, резанула автоматная очередь. Иванов долго не возвращался. Из лесу еще раз донесся дробный стук автомата, но уже где-то далеко от поляны.

Ложкин сказал кузнецу:

— Какая непоправимая оплошность!..

— Да, если удерет, то худо наше дело.

Ксюша сказала, посмотрев на Ложкина:

— Так мы им и дадимся! Вот возьмем и тоже пойдем к партизанам. Верно, дедушка?

— Теперь у нас одна дорога. Зайдем на пасеку, возьмем харчишек и подадимся искать Костю Зеленухина.

— Лучше в танке поедем. Его никакая пуля не пробивает. Правда ведь, не пробивает?

Ложкин покачал головой, прислушиваясь:

— Нельзя с нами, Ксюша. Иди и помогай дедушке во всем. До свидания! — Он протянул руку кузнецу. — Спасибо!

— Не за что… Где это Иван замешкался?

— Вернется. — Ложкин повел глазами на Ксюшу. — Пора.

— Да, нам самое время. — Кузнец кивнул и пошел, держа внучку за руку.

Пройдя несколько шагов между деревьями, Ксюша повернулась и сказала:

— Обязательно приезжайте к партизанам. А того танкиста не убивайте, лучше в плен его возьмите. Не надо его убивать! В плену они смирные. — Личико ее было не по-детски сосредоточенно и строго.

Еще не затихли шаги кузнеца и Ксюши, как вернулся Иванов. Он остановился, тяжело дыша, и, виновато улыбаясь, сказал:

— Ну и натворил я дел, Коля!

— Убежал?

— Не совсем… почти…

— А точнее?

— Ух, дай отдышаться.

— Есть ли время для этого?

— Нету, Коля. Дал я по нему очередь.

— Две.

— Первая не в счет. Второй сбил его в малине — на гарь он выбежал. Не знаю, ранил или убил.

— Это очень важно, Иван.

— Понимаю, да на поляне солдаты малину собирали. Кинулись врассыпную. Ну и я не стал связываться…

— Хоть в этом случае правильно поступил.

— Ты серьезно?

— Вполне. Вряд ли они были без оружия.

— Так и есть! О!

По лесу прокатился винтовочный выстрел, потом другой, затарахтели автоматы. Стайка пуль просвистела в небе.

Ложкин показал глазами на танк. Взбираясь на него, он сказал:

— Будем пробиваться к передовой. Они, видимо, еще не разобрались в обстановке.

Усаживаясь на свое место, Иванов спросил Свойского:

— Ну, как вел себя мой напарник?

— Очень скромно. Тихий малый. Приятное общество.

Выстрелы раздавались совсем близко. Несколько пуль ударилось по броне.

Свойский, помолчав, спросил Иванова:

— Это ты их расшевелил? 

— Да…

Танк пошел через поляну по старой колее. Ложкин сел к башенному пулемету и, когда цепь солдат показалась на опушке, стал стрелять в них. Солдаты, видя, что свой танк ведет по ним огонь, стали махать руками. Офицер с пистолетом побежал за танком и упал; падали солдаты, сраженные пулями. Оставшиеся в живых залегли, но не стреляли.

Танк въехал в лес. Ложкин оставил пулемет и сказал в шлемофон Иванову:

— О, нас здесь еще не знают! Ты, видимо, не промахнулся.

— Ты тоже?

— Да, есть результаты. Решил проверить.

— Правильно. Семь бед — один ответ.

Свойский крикнул:

— Что за секреты в светском обществе?

Но никто из товарищей его не услыхал, мешали шлемы и гул мотора. Только водитель повернул к нему голову и показал большие желтые зубы, но глаза его не смеялись.

Танк катился по проселку. Ложкин выглянул из башни, осмотрелся по сторонам. Впереди никого не было. Позади на дорогу вышел солдат с автоматом и остановился, сосредоточенно глядя вслед уходящему танку.