Снявшись, наконец, с якоря, командир «Чиоды» Муроками решил, что при выведенной из строя «Асаме» находиться ближе всего к надвигающемуся «Варягу» и играющему с ним в кошки-мышки «Корейцу» не слишком разумно. Действительно, его крейсер самый мелкий из всех, с самой слабой артиллерией, к тому же две пушки левого борта уже выведены из строя первым залпом «Корейца». Надо попытаться оттянуть противника под огонь остальной эскадры. «Чиода», медленно ускоряясь, потянулась в сторону выхода из гавани. Однако этот маневр выводил «Чиоду» из «тени» «Асамы», в которой она пряталась до сего момента от «Варяга».

Как ни странно, «Варяг» пока игнорировал обстрелом все корабли противника, кроме обреченной «Асамы» (теперь это уже было видно невооруженным глазом, крен продолжал нарастать, носовая башня и левый шестидюймовый каземат небоеспособны и не отвечают на огонь). На «Чиоде» не могли знать, что прекрасно помня о результатах боя в своей реальности («Варягом» с больших дистанций было выпущено более полутысячи снарядов калибра три и шесть дюймов при отсутствии достоверно зафиксированных попаданий) лже-Руднев сейчас прилагал неимоверные усилия для того, чтобы снизить темп стрельбы. Это позволило бы не повредить излишне нежные орудия собственной стрельбой раньше времени, не утомлять команды подносчиков и главное, не допустить перегрева стволов орудий, который приведет к снижению точности орудий в момент, когда она будет максимально необходима, при прорыве мимо «Нийтаки» с «Нанивой»! Ага, щассс. Гладко было на бумаге! Артиллеристы «Варяга», избыточно воодушевленные взрывом «Асамы» и дорвавшись до возможности наконец пострелять вволю по (в отличие от реала) практически не отвечающей мишени, достигли технической скорострельности орудий, которая всегда считалась недостижимой в боевых условиях! Все крики Руднева с мостика и попытки старшего офицера снизить темп стрельбы игнорировались не только расчетами, но и мичманами — командирами плутонгов! С палубы начинала доноситься пока еще нестройная песня «Варяга» (запомнили, черти, зря, что ли, утром пол часа потратили на разучивание, хотя мелодию все же, пожалуй, перевирают, как и слова в паре куплетов) постепенно подхватываемая остальной командой. Блин, а может, с песней до боя не стоило заморачиваться? Воодушевление — вещь хорошая, но одновременно петь и кидать сорока с лишком килограммовые чушки шестидюймовых снарядов — ведь не хватит дыхания же! Впрочем, пока вроде хватает, мужики здоровые, посмотрим, что будет дальше и после первых попаданий в нас.

Так, похоже, накликал, подумалось Рудневу (лже не лже, уже все равно, за прошедшие сутки он уже сам перестал разбирать, где его мысли, а где те, что шли от личности его альтер эго). Наконец, «Нийтака» с «Нанивой» решили активно включиться в игру и открыли огонь по «Варягу», предотвращение прорыва которого являлось главной задачей эскадры Уриу. «Корейца» японцы решили оставить на десерт, с его скоростью сбежать ему не светило по любому.

Глава 10

Момент истины

Рейд Чемульпо, Корея. 27 января 1904 года.

Игры кончились. «Кореец» шел в последнюю атаку, да и сам «Варяг» наконец-то попал под обстрел оппонентов. Следующие пол часа должны показать, выйдет ли хоть что-нибудь из затеи бывшего форумчанина, или судьба «Варяга» и правда исторически предопределена на 110 %.

«Асама», даже с выведенной из строя артиллерией главного и среднего калибра, оставалась весьма беспокойным соседом. То одно, то другое орудие противоминного калибра ^[20]оживало и считало своим долгом выпустить так много снарядов в «Корейца», как только могло успеть до его подавления. С ними азартно перестреливались расчеты ПМК самого «Корейца», и двух его бортовых 107-миллиметровок. В этой дуэли на стороне «Корейца» было одно немаловажное преимущество — по тактическим воззрениям того времени для ПМК единственным подходящим снарядом считался бронебойный, без разрывного заряда. Так что многочисленные попадания с «Асамы» пока оставляли красивые, но достаточно безобидные дыры в бортах «Корейца» (затопления через дырки диаметром 75 миллиметров пока контролировались). Зато в ответ с канлодки прилетали нормальные 107-миллиметровые снаряды, которые даже при близком попадании стабильно глушили прислугу орудий разрывами и корежили их сами осколками, отбивая у японцев желание и, главное, возможность пострелять. Увы, вечно это продолжаться не могло, рано или поздно трехдюймовый снаряд просто по теории вероятности обязан был залететь в машинное отделение, здесь уже работала не баллистика, а статистика. Для того ведь и создавались эти длинноствольные скорострельные орудия. При попадании в миноносец их снаряд должен был пройти сквозь метр угля и потом быть способным пробить его котел. По степени защиты машин «Кореец» принципиально от миноносцев, увы, ничем не отличался. Наконец какому-то отчаянному японцу на «Асаме», упорно не желающем признавать факт ее утопления, подфартило. Выпущенный им трехдюймовый снаряд прошил борт «Корейца» и навылет прошел сквозь один из котлов. Носовая кочегарка наполнилась паром, скорость должна была в ближайшем будущем упасть минимум вдвое. По орудию, так некстати проявившему снайперские качества, отстрелялись из двух револьверных пушек Гочкиса, но даже если узкоглазого снайпера и достали, он мог идти к богине Аматерасу с чувством выполненного долга. У Беляева остался последний шанс попытаться напоследок достать «Чиоду», и глядя на клубы пара, поднимающиеся из люка машинного отделения, он прекрасно это понимал. Сокращенная смена кочегаров не сможет долго поддерживать достаточно паров для хорошего хода, а с учетом того, что половину из них неизбежно обварило… Превозмогая боль в правом плече, из которого потом на «Паскале» извлекут пять осколков, он решительно повернул штурвал влево, намереваясь в этот раз пройти впритирку к «Асаме», сейчас каждый кабельтов на счету, и толкнул рукоятки машинного телеграфа на «Полный вперед».

— Комендоры! Это наш последний шанс показать японцам, на что способен наш старик «Кореец». Мы теряем пары, угольная яма левого борта и форпик медленно фильтруют воду, потери в команде уже больше тридцати человек. Но пока мы еще можем стрелять и попадать, мы должны сражаться! Не промахнитесь, ребята. Не надо стараться выстрелить раньше «Чиоды», нам надо выстрелить точнее неё!

Против ожидания командира левая погонная восьмидюймовка разрядилась в корму отходящего японца сразу после того, как он оказался в ее секторе действия.

«Зараза, — подумалось Беляеву, — ну как можно было еще доходчивей объяснить, что надо попасть обязательно, а? Видать, сдали нервы у наводчика.»

Однако старший комендор-сверхсрочник кондуктор Платон Диких, не первый год наводящий левое носовое орудие и уже поучаствовавший в боевых действиях в 1901 году под Таку, прекрасно знал, что делает. В момент поворота «Чиода» идеально легла в прицел, ну грех было упускать такую возможность! Это был один их тех редких случаев, когда сознательное нарушение прямого приказа командира шло на пользу делу, что и подтвердил через две секунды взрыв на корме «Чиоды». Увы, за секунду до попадания тот успел ответить залпом кормовой и трех бортовых стодвадцатимиллиметровок правого борта. Три попадания, пробоина в носу над самой ватерлинией, снесена дымовая труба, и самое главное — прямым попаданием выведена из строя так удачно выстрелившая напоследок левая восьмидюймовка. Из ее расчета выжила половина, из них невредимым не остался никто. Среди переживших бой был и получивший впоследствии за удачный выстрел Знак отличия Военного ордена третьей степени Платон Диких.

Лево на борт, пауза, последний выстрел из правой погонной пушки, и теперь надо рвать когти. Садящийся носом, теряющий пар «Кореец» больше не боец. Не важно, что первым восьмидюймовым снарядом, попавшим в ничем не прикрытую корму «Чиоды», повреждены рули, и крейсер врага неудержимо покатился в сторону берега, не важно, что вторым снарядом никуда не попали совсем, все это уже не важно. «Корейцу» осталось только красиво умереть. Снова дав полный ход, Беляев заложил плавную дугу, конец которой упирался в левый изувеченный борт «Асамы».