Последний день зимы. Это я так решил. Волюнтаризм, однако. После утренней разминки и завтрака, а так же традиционного мы самые ужасные на этом острове, народ расползся по занятиям. Как-то так получилось, все при деле, один я как неприкаянный. Немного попутался под ногами у французов, они занимались нашим тростниковым кораблём, потом меня прогнали женщины. Они занимались строительством. Хельга и та на попытку помочь, что нибуть изготовить из меди, попросила не мешаться. К металлургам подойти не решился, уж больно деловые.

Да ладно, столкнул каноэ, и погреб, куда глаза глядят. А глядели они на берег. Давно собирался более тщательно обследовать прибрежные скалы, хотя чего их смотреть, камень он и у нас на Острове камень. Весело здесь было лет, эдак тысяч двести, триста назад.

Побережье мы, конечно, в своё время, как только прибыли, осмотрели, но как-то небрежно. Поплыл к котикам. Они занимали огромную плиту, приподнятую над уровнем моря метра на полтора.

При моём приближении все они кинулись в воду. Так что без помех причалил, тщательно привязал лодку. Прошёлся взад вперёд. Ровная поверхность резко переходила в отвесную стену высотой от тридцати до семидесяти метров. У подножья обрыва была пара впадин, забитых мусором. Вот там я очень тщательно порылся. Очень редкие здешние шторма накидали обломки веток, водоросли, тушки рыбы. Всё это слежалось и издавало характерное амбре. Кто ищет, тот всегда найдёт, что нибуть. Кусок доски с очень ржавым гвоздём на Земле совершенно не привлёк бы внимания. Здесь вызвал настоящий шок. Уже собрался уходить, выглянуло солнце и недалеко блеснуло. Что тут у нас. Бутылку разбило о камни. Осколки перемололо, но один застрял в расщелине. Это уже становится интересным. Подозрение переросло в уверенность, мы не одни.

Наивно было бы полагать, переходы существуют уж точно не одну тысячу лет. За это время кто только суда не попал. Наверняка некоторые выжили. Пока провозился часа, три прошло. Решил проплыть ещё немного подальше.

Опять интересно, на высоте метра три от уровня воды вход в пещеру. Вколотил камнем в трещину кусок дерева и закрепил каноэ. Вспомнил, как лез в колодце. Там выше, а здесь и уцепится особо не за что, и мокрое скользит. Но забрался. Птички здесь изрядно пожили. Сразу почувствовал, тянет ветерком в глубь. Осторожненько, на ощупь побрёл. Ногу вытяну, пощупаю, потом опять. Через метров пятьдесят впереди забрезжил свет. Небольшое ущелье с отвесными краями, из небольшой кучки камней сочиться ручеек. Растущие поверху деревья практически закрывают небо. Сумрачно и сыро.

А вот и экипаж нашёлся, частично. Два скелета лежали рядом. Армейский кольт в упор, да по голове. У одного небольшая дырка в затылке и ничего впереди, у другого наоборот. У первого, явно сломана нога. Решил, ничего не трогать. Пусть Курт с Эльзой посмотрят. Рядом лежит спущенная резиновая лодка, ещё какие то вещи. Полазил ещё. Интересное место, я например, вылезти наружу не смог, они похоже тоже. Нервы не выдержали или ещё что.

Вернулся как раз к обеду. Покушали, и как бы между делом рассказал. И чего они разорались. Особенно Хельга. Я что больной разбиваться и тонуть.

Примерно прикинул, как подойти с суши. Взяли верёвку и всей толпой пошли. Немного поплутали, но нашли. Спустили вниз Эльзу и Курта. Остальные толпились вокруг, да около. Через час начали подавать найденное наверх. Кости сложили в две корзины. Практически целая надувная лодка с насосом! Небольшой бинокль. Труба Эльзы, пожалуй, получше будет. Швейцарский ножик в очень хорошем состоянии. Опасная бритва! Один ржавый и один очень даже ничего сохранившийся кольт и три обоймы патронов. Закатанные в целлулоид удостоверения личности. Два смертных медальона. Ракетница с пятью ракетами и распотрошенный набор для потерпевших крушение лётчиков. Что сохранилось, так это невскрытый набор для рыбалки. Всё уцелевшее, было тщательно завернуто в кусок прорезиненной ткани. Сгнивший пистолет валялся рядом с телами. Курт в принципе тоже думал, что сначала был застрелен тот который со сломанной ногой, потом другой выстрелил себе в рот. Вот так получилось, вход в бухту они не нашли. Из ущелья выбраться не смогли. В сочетании с чужой планетой это и подвигло к сему печальному результату.

Грустный день. Теперь у нас есть своё кладбище. Два креста и таблички из золота с именами и фамилиями. Дату смерти так и не поставили. Курт с Эльзой в один голос божатся. Явно прошло не полвека. Лет пять от силы. Если у нас иногда дни теряются, то почему бы здешней нечистой силе и полвека не прикарманить.

Вечером у костра все сидели пришибленные. Некоторое оживление внёс Курт, он оказывается, уже опробовал пистолет, отстреляв пару патронов, почистил, смазал птичьим жиром и принародно вручил его мне. Вообще я из него и стрелять то не могу. В своё время всего лишь из Марголина обойму отстрелял, вот если бы Калашников. Я бы показал класс. Но как все решили, это вещь статусная. Мне и владеть. Так у меня появилась вторая личная вещь. Бинокль отдали французам. Бритву Аспен, она ей владела профессионально. В дальнейшем кому побриться, к ней. Ножик подарили Джону. Он им потом из дерева такие вещицы резал! Ракетницу передали дежурным. Если что одна ракета, срочный сбор. Две, все спрятались. Три новый год. Шутка!

Первая плавка! Все сошли с ума! Мельтешат туда суда!

По общему мнению, печи просохли достаточно. Народ разбился на две группы. Одна более многочисленная на выплавку первой партии бронзы. Туда влилась Хельга. Вторая, с моим непосредственным участием, занялась проверкой аксиомы — не боги горшки обжигают. Я очень неплохо справлялся с перетаскиванием различных глиняных изделий и загрузкой угля. В общем, на мой взгляд, сделал самую ценную часть работы.

Сначала загрузив топку печи древесным углём на треть, её в течение двух часов окончательно просушили. Потом, не делая перерыва, загрузили до полного. Конструкция была довольно хитрая. Уголь сгорал внизу, и раскалённые газы поступали по каналам собственно в камеру для обжига, а оттуда в трубу. Очень большая толщина стенок. Тонкость состояла в создании постоянной тяги, притом, что камера для обжига была открыта постоянно. Для обжига и глазирования температурный режим в наших условиях практически одинаков. Наша печка позволяла вести обжиг постоянно. По мере готовности, передвигая изделия, ближе или дальше от выхода, позволяя остывать или нагреваться постепенно.

Эльза планировала использовать эту же печь и для производства стекла.

Когда свод начал светится красным, загрузили наши горшки. Температуру поддерживали, подкидывая уголь, по цвету, держа, его просто красный. Цикл получился непрерывный, так что в эту ночь со сном пролетели. Каждый час, переставляя горшки и прочие изделия.

У металлургов несколько иная технология. Менее хлопотная. Они, правда, в дальнейшем планировали плавить всё в горшках тиглях, используя печь для обжига. Но само получение металла предусматривало нагревание сырья вперемешку с древесным углём. Чего-то там восстанавливалось и смешивалось. Из за этого и печь была проще и само производство. Закидали слоями медь, костерит, древесный уголь. Ещё какие то камешки. Подожгли. И сели ждать.

Тем временем, прикинув расход топлива, всех не занятых, со мной во главе погнал на производство древесного угля. Пока обходились сухими ветками, но если так дальше пойдёт, надо закладывать плантации ещё и на дрова. Не хотелось бы жить на голом участке суши.

Задача была простая. Я должен во всём разбираться и всё знать. Особенно когда ништяки прут. Так что поспать, практически не удалось. Тем более начался обжиг глазури. Часа в три ночи первую партию горшков вынули из печи, дали остыть и обмакнули в яму с поливом. Так незатейливо называется раствор, который после термообработки и образует собственно покрытие глазурью на керамике. Просушив пару часов, керамику опять поместили в печь. С моей точки зрения, я занимался промышленным шпионажем в лучших традициях восточных товарищей. Но это очень большой секрет. Постоянно, как только была такая возможность, следил и за выплавкой бронзы. К вечеру голова как пивной котёл, ножки болят, ручки гудят, спать охота, сил нет. Но зато появилась уверенность, если надо, то всё смогу повторить.