Всё это вертелось у меня в голове, пока я лихорадочно рылась в котомке со снадобьями, ища то, что помогает от жара. Нашла, заварила, уговорила дракона выпить, а так же съесть хотя бы чуть- чуть мяса. Сама быстро обгрызла одного кролика, остальных завернула в лопухи и сунула в седельную сумку. Потом вновь подхватила Вэйланда на руки и быстро зашагала в сторону гор — чем быстрее с него снимут ошейник, тем лучше.

Всю дорогу до вечернего привала Вэйланд проспал. Отказался от еды, лишь выпил воды и настойку от жара — в дороге тот вроде как слегка уменьшился, но сейчас раненный горел сильнее прежнего. Я уже ничего не понимала. Быстро пожевала холодного мяса и решила сменить повязку. Развязала бинт и ахнула. Ещё вчера чистая и сухая, прекрасно подживающая рана покраснела, шов вздулся, а в одном месте немного разошёлся между стежками, и из щели вытекал гной.

Я в ужасе смотрела на всё это, не зная, что делать, но понимая теперь, от чего дракон сейчас сгорает в жару. Не знаю, что я сделала не так, но рана вовсе не заживала, она продолжала болеть изнутри, и теперь всё это прорывалось наружу. И если дракон не получит помощь совсем быстро, то может даже умереть.

Стала лихорадочно вспоминать, что я знала и умела. Ни с чем подобным сталкиваться мне прежде не приходилось. Я наблюдала за Руби и помогала ей обрабатывать порезы, ожоги и фурункулы у слуг, которые шли к ней с тем, что не требовало помощи врача или знахарки. Я знала, какой порошок дать от расстройства желудка или головной боли, чем смазать ожог, а чем — лишай. Умела перевязать небольшую рану, но с чем-то подобным не сталкивалась никогда.

Единственный раз я видела зашитую рану лет в семь, когда Боллард, тогда девятилетний, поранил руку так, что пришлось вызывать врача из города. А потом братец пугал нас с сёстрами, снимая повязку и суя нам под нос руку с красным припухшим швом, из которого торчали нитки. Сёстры с визгом разбегались, а мне было интересно. И когда я позже расспросила Руби, она сказала, что если рану сшить — она быстрее заживёт, и кровь остановится.

Когда я увидела огромную кровоточащую рану дракона, то сразу вспомнила тот разговор и поспешила рану зашить. И казалось — всё хорошо, кровь остановилась, рана подживала, Вэйланду становилось всё лучше. Но, может, у того врача были другие иголки и нитки, я шила теми, которыми дыры на одежде зашивала. Или, может, снадобья другие были. Или с такой большой раной что-то другое нужно делать, а не шить? Ведь у Болларда было всего три стежка, а я сделала дракону целых двадцать шесть.

Не знаю, что именно, но я явно что-то сделала не так. И теперь пыталась понять, как хоть немного облегчить состояние дракона. Настойку от жара я ему уже дала. Ещё можно сбивать жар, просто обтирая больного тряпкой, смоченной в холодной воде — это я помнила. И ещё… Посмотрела на рану, подумала, решила, что хуже не будет, и осторожно перерезала нитки на швах возле того места, где края раны разошлись. Гной стал выходить сильнее, я осторожно стирала его чистой тряпочкой, пока не перестал. Внутри, наверное, ещё остался, но я просто не знала, как его достать, пусть сам вытекает.

Ещё какое-то время я обтирала торс Вэйланда, стараясь сбить жар. Вот уж не думала, что моя мечта о его купании так быстро осуществится. Только лучше бы она вообще не сбылась, чем так.

Спустя почти час жар немного спал. Уж не знаю, снадобье помогло или обтирания, но я обрадовалась хотя бы этому. Посидела над ним, подумала. Потом перевязала рану, завернула Вэйланда в его плащ, собрала вещи, залила костёр, привязала к ремню верёвку с лошадьми, изменила свою голову и, взяв раненого на руки, решительно зашагала в сторону Хрустальных гор, чьи вершины были уже хорошо видны поверх деревьев.

Со стороны я, наверное, выглядела жутко — орк с кошачьей головой на плечах. Но что поделать — мне нужны были и ночное зрение кошки, и сила орка, одновременно, пришлось создать такую вот химеру. А в лесу, да ещё и ночью, меня всё равно никто не увидит.

Лишь иногда я делала короткие остановки, чтобы попить, сжевать пару сухарей и попытаться влить в Вэйланда хоть немного снадобья или воды, и с каждым разом это получалось всё хуже. На последней остановке мне так и не удалось растормошить его настолько, чтобы заставить пить, и я вновь по капле вливала ему в рот спасительную жидкость, чтобы не дать жару подняться ещё выше.

А потом шла дальше.

Я прошагала всю ночь и часть утра — спасибо неутомимому телу орка, — когда лес, наконец, закончился. Передо мной возвышались горы, казавшиеся неприступными, их вершины были покрыты снегом и льдом и сияли в лучах восходящего солнца, словно и правда, были сделаны из хрусталя. Река, всё это время поившая нас и лошадей, исчезала в горах, срываясь с высоты водопадом. Гряда гор уходила в обе стороны, насколько хватало взгляда, и нигде не видно было ничего, похожего на перевал.

Что делать дальше, я не знала. Растормошить Вэйланда, чтобы спросить, куда двигаться дальше, я так и не сумела. Всё, что смогла — снова обтереть дракона холодной водой и проверить рану. Стало только хуже. Гноя стало больше, сама рана припухла сильнее, вокруг неё кожа покраснела, и выглядело всё это плохо, очень плохо.

Нужно искать перевал. Я читала, что орки могут идти трое суток без сна, значит, смогу и я. Но если я пойду не в ту сторону и потеряю время — Вэйланд может просто погибнуть. Значит, буду искать.

Устроила раненого на попонах, насколько могла удобно, закутала в плащ. Обтирания обтираниями, а раскрытым оставлять его рискованно. Положила рядом флягу с водой и костыли — так, на всякий случай. Расседлала и стреножила лошадей, река рядом, травы много, не пропадут. Разделась, обратилась, и орлом взмыла вверх.

Уже больше часа я пыталась высмотреть с высоты хоть какой-то просвет в неприступных скалах, делая круги всё шире, но безрезультатно, когда вдали заметила несколько тёмных точек. Присмотревшись, поняла, что это совсем не птицы.

Пятеро драконов летели куда-то по своим делам, ещё немного, и скроются из виду.

Изо всех птичьих сил, я кинулась следом. Увеличилась в размерах, и плевать, что таких огромных орлов не бывает, зато размах крыльев стал больше, и скорость увеличилась. Драконы были всё ближе, но не замечали меня или не обращали внимания, что им какая-то птичка, я же на всяких воробьёв тоже внимания не обращаю. Поднажала, и стало казаться, что вот-вот догоню их, как вдруг драконы сменили курс и теперь отдалялись от меня. Я поняла, что не догоню. Их крылья двигались вроде бы неторопливо, но каждый взмах увеличивал расстояние между нами.

И тогда я решилась.

Изменившись прямо на лету, отчаянно забила слабыми детскими крылышками и заголосила:

— Помоги-ите!!!

— Помогите!!!

Крылья с трудом удерживали меня в воздухе, но я продолжала трепыхаться, повторяя и повторяя призыв о помощи, едва не срывая горло. Не знаю, услышали ли меня, но один из драконов обернулся. Ободрённая этим, я из последних сил забила крыльями, пытаясь удержаться на лету, но понимая, что ничего не получается, что я падаю.

Я не боялась разбиться, земля, точнее, горы, уже более пологие за грядой тех, высоченных, заснеженных, была далеко внизу, и я всегда успею вновь превратиться в орла и спланировать, не разбившись. Но пока могла, я оставалась дракончиком и орала, не переставая:

— Помогите!

Земля была уже близко, я только собралась обратиться, как шлёпнулась животом на что-то твёрдое, чего подо мной не было ещё секунду назад. Но даже не ушиблась, поскольку это «что-то» аккуратно подхватило меня снизу, удерживая от падения.

— Всё в порядке, малыш, я тебя поймал, — услышала я над собой низкий голос. — Не бойся.

Открыв глаза — и когда я успела зажмуриться? — увидела перед носом огромную тёмно-серую чешуйчатую ладонь. Пожалуй, я могла бы уместиться на ней вся, если бы свернулась клубочком, такая она была большая. А сама я, свесив лапки и крылья, лежала на не менее огромном предплечье.