Эти часы полной свободы — самые яркие и счастливые воспоминания моего детства. И я рассказала об этом Вэйланду, лишь с поправкой на платьице и букетик.

Я так и осталась дракончиком. Рассудила, что вровень с драконом, пусть даже он никуда не торопится, орлом мне лететь будет сложно, решила не меняться. Тем более, так я могла с ним разговаривать.

Лишь подтянула лапки и теперь сидела на ладони чёрного дракона, обвив его запястье хвостом, а его большие пальцы бережно удерживали меня от падения. Подумалось ещё, что можно было вообще парнем остаться, не попалась бы на глаза королеве, но теперь уже поздно сожалеть о произошедшем.

И вообще — может, я ещё полетать попробую. Немного, чтобы не выдохнуться. Может, дело не только в том, что крылышки у меня младенческие, но и в том, что они совсем не тренированные, слабые. Буду понемногу летать, глядишь и окрепнут. А пока решила задать возникший недавно вопрос:

— Почему твоя бабушка в таком восторге от меня? Словно я первый дракончик, которого она видит?

— Не первый, конечно. Но детёныши у нас — большая редкость. Мы живём очень долго, а наши дети растут так же быстро, как ваши или человеческие. Но если люди, родив ребёнка, лет через двадцать-двадцать пять получают от него внука, то нам внучат приходится ждать по несколько сотен лет. Да и дети у нас рождаются в далеко не юном возрасте. Моему отцу более пятисот лет, деду — восемьсот с небольшим. Представляешь, как долго бабушка ждала первого внука?

— А уж внучку вообще получила единственную, да и та уже лет сто как взрослая, — рядом с нами появился ещё один дракон, точнее — появилась, судя по голосу. Да и отличия самцов от самок я запомнила и теперь видела очень чётко.

Расцветка королевы — а кого же ещё? — была странной, приглядевшись, я поняла, что часть чешуек у неё была темно- коричневой, а часть — серебристо-белой, наверное, от седины. Интересно, Лихнис, вообще весь белый? Или серебристый?

— Два сына, четыре внука, два правнука, и всего одна- единственная внучка! — пожаловалась мне драконица, а потом решительно протянула лапу. — Дай! Понянчил сам, дай другому!

— Бабуль, Элай вовсе не маленькая девочка. И я не нянчил его, мы общались. Извини, но не дам.

— А бабушка тебе пирожные перед обедом давала, — тяжело, даже как-то слишком тяжело вздохнула королева. — Дедову корону поиграть давала. На стене в тронном зале рисовать давала. А ты бабушке отказываешь. — Ко мне протянулись уже две лапы. — Да-ай!

— Прости, Элай, но она моя бабушка.

И меня пересадили в огромные ладони.

— Ты ж моя лапочка, ты ж моя красавица, — заворковала драконица, баюкая меня и прижимая к огромной щеке. — Как же давно я мечтала подержать такую вот крошку в руках.

А знаете, может, это и странно, но мне понравилось. Да, я уже давно взрослая, но так уж вышло, что прежде обнимала и ласкала меня только Руби. К родителям меня выводили по вечерам, вместе с остальными детьми, и мы стояли в ряд, в то время как они интересовались у кормилиц и гувернёров, хорошо ли мы себя вели. Лично мне доставалось максимум: «Я довольна тобой», когда Руби докладывала о моих успехах. Потом реверанс, сказанное хором: «Спокойной ночи, милорд, миледи», — и всё, визит закончен.

А бабушку свою я вообще увидела впервые на одном из званых ужинов, на которые допускалась с пятнадцати лет. Меня оглядели в лорнет и вынесли вердикт: «Тощая какая-то, а в целом ничего, сойдёт. О, третья категория? Это хорошо, много денег принесёт семье». Я же стояла истуканом, потому что нельзя заговаривать со взрослым, если к тебе не обратились напрямую. Вот и всё моё общение с бабушкой по материнской линии, другая вообще умерла до моего рождения.

Для меня это было нормально. Я привыкла к подобному с детства. Руби рассказывала, что в простых семьях всё иначе, там женятся по любви, и детей заводят, потому что их хотят, а не потому, что нужны наследники и дочери, чтобы выгодно продать их замуж. Я слушала об этом так же, как волшебную сказку о драконах.

А теперь я попала в эту сказку. Я среди драконов, летаю вместе с ними, точнее — на них. И вижу те самые сказочные отношения, в которые и не верила особо.

Члены семьи не скрывали своей привязанности, улыбались, прикасались друг к другу. Дети обращались к родителям на ты — и это воспринималось как должное. И это отношение распространялось и на меня тоже. Меня хлопали по плечу, трепали по волосам, приобнимали — последнее только Вэйланд, но делал он это так легко и свободно, что мне и в голову не приходило посчитать это неправильным. Лишь потом удивлялась, но не в тот момент.

А уж что со мной делала королева! И как же это было приятно! Может, это и неправильно, ведь на самом деле я вовсе не маленькая девочка, но пусть хотя бы так. Руби далеко, и порой мне так не хватает её объятий. Так пусть их получит хотя бы маленький дракончик — кому от этого будет хуже?

— Вот так случайно и узнаешь то, над чем ломал голову более сотни лет, — раздался за спиной королевы насмешливый голос, и я, оглянувшись, увидела серого дракона, который обращался к коричневому.

Всё время нашего полёта Савьер держался в стороне, не мешая, но держа нас в поле зрения. И лишь сейчас подлетел ближе.

— Ой, как будто ты не знал! Сам же запретил отмывать его каляки со стены.

— Я там такой красивый был. В короне, больше меня самого, — серый дракон рассмеялся. Я заметила, что драконы часто смеются или просто улыбаются, они вообще были очень жизнерадостными. Интересно, а в королевском дворце тоже так? Или там этикет и протоколы, и все строгие и важные, как у нас?

— Вэйли, вот скажи, сколько ещё я должна ждать, когда ты женишься и подаришь мне вот такую же лапочку? — драконица снова прижала меня к своей щеке.

— Бабуль, а почему сразу я-то?

— Ты в семье старший среди холостяков.

— Не-а. Старший у нас отец. Вот к нему, пожалуйста, с этим вопросом и обращайся. А я молод ещё, не нагулялся.

— А ведь действительно, — задумалась королева. — Хорошая мысль. Пока не улетел — нужно будет с ним поговорить. Больше ста лет уже вдовеет, сколько можно одному-то?

— Влип сынок, — серый дракон перетянулся с коричневым, и они заулыбались.

— Ах, Элай, — вздохнула вдруг королева. — И почему ты не девушка? Вышла бы замуж за Вэйли, ну, или за Эверилла, и была бы у меня сразу внученька. И ждать не нужно. Как жаль, что ты мальчик.

— Действительно, как жаль, — хитро глядя на слегка напуганную этим неожиданным предложением меня, хихикнул Реарден.

— Но ведь вы, метаморфы, можете менять пол! — осенённая идеей, радостно воскликнула драконица. — Может, станешь девушкой, а?

— Может, станешь девушкой, а?

Что?

Не зная, как реагировать на подобные слова, я просто застыла в ступоре. Стать девушкой — не проблема, но все уверены, что я — парень, который просто притворится девушкой. И как теперь сказать — если вообще сказать, — что я девушка на самом деле? Ведь получится, что я всё это время всех обманывала? Но я же не специально, я просто не думала, что окажусь у драконов, думала — верну им Вэйланда, и снова в путь. И не было смысла говорить им правду, раз уж морочила голову Вэйланду все эти дни. И чем дальше — тем сложнее было признаться, а теперь это вообще невозможно, я даже не представляю, как это сделать, я просто плыла по течению, и всё. Не думала — что же будет дальше? А признаться после слов королевы — это вообще… не знаю… вот как?

Мысли метались, я не знала, как выйти из этого неловкого положения, что ответить, но Вэйланд меня выручил.

— Бабуль, ты хоть сама понимаешь, что предлагаешь?

— А что? Метаморфы ведь могут менять пол.

— Но это не меняет их суть. Другая внешность — это всего лишь «маскарадный костюм», просто более правдоподобный. Это всё равно, как нарядить дедушку в платье, уложить ему волосы в причёску, назвать Реарденой и попытаться выдать за Савьера замуж.

— Я представил. Это жутко, — пробормотал Савьер.