Пройдя мимо мужчин, которые стояли молча, кажется, даже боясь пошевелиться, чтобы ещё сильнее не перепугать девочку, вышла на улицу. Увидев стражников, малышка втянула голову в плечи и задрожала, поэтому я постаралась прошмыгнуть в карету как можно скорее. Больше не видя мужчин, девочка расслабилась и снова занялась булочкой, с робким любопытством осматривая убранство кареты. Но когда, вскоре после нас, в карету забрался Вэйланд, выронила остаток булки, вцепилась в меня обеими руками, спрятала лицо у меня на груди и снова разревелась.

— Выйди, внук, — послышался голос снаружи. — Не пугай малышку ещё сильнее.

Тот послушался и тут же вышел.

— И что же мне теперь делать? — голос Вэйланда звучал растерянно.

— Ждать. Дать своей дочери время.

— Но… я что, даже не смогу обнять собственного ребёнка?

— Пока нет. Ей сейчас и так нелегко, ты же не хочешь, чтобы стало ещё хуже? Счастье, что у нас есть Элай.

— Да, нам повезло. Спасибо, Элай.

— Не за что, — ответила, продолжая покачивать и баюкать хнычущую малышку.

Но успокоилась она лишь после того, как мужские голоса окончательно стихли, а карета тронулась. Выглянув в окно, я увидела, что Вэйланд и Реарден едут верхом на лошадях стражников, а куда делись сами стражники, я не видела, может, рядом с кучером сели? Впрочем, меня сейчас занимала маленькая перепуганная девочка у меня на руках, а не взрослые мужчины — уж эти не пропадут.

Постепенно малышка расслабилась настолько, что слезла с моих колен и стала осторожно исследовать карету. Погладила бархатные сиденья, потрогала кисти, украшающие их углы, заглянула под них, встав на цыпочки, выглянула в окно. Она уже не казалась забитым зверьком, какой я увидела её вначале, Кормилица, действительно, её не била и не обижала, скорее, предоставляла самой себе, отдавая всю свою заботу «оплаченным» детям. И меня девочка не боялась и не стеснялась, реакция, и правда, была именно на мужчин. Что же с тобой случилось, кроха?

Бедняга Вэйланд, не скоро он сможет хотя бы просто приблизиться к своей дочери без того, чтобы нарваться на истерику. Похоже, Элла — забавно Реарден переделал имя «Элай», — ещё задержится, пока не передаст девочку в любящие руки прабабушки. Вот королева-то обрадуется! Так о внученьке мечтала, вот и будет ей сюрприз.

Наверное, теперь она уже не будет нянчить моего дракончика? Тихонько вздохнула. Игра игрой, но мне она оказалась так же необходима, как и ей. Я даже не осознавала, насколько привыкла к любящим объятиям Руби, и как мне не хватало прикосновений кого- то близкого после побега. Хорошо, что драконы в принципе не чураются прикосновений — похлопать по плечу, приобнять, потрепать по волосам у них в порядке вещей, и мне тоже частенько перепадало то от Вэйланда, то от Реардена, да и королева была ласкова не только с дракошкой, но и с парнем Элаем. Мне всё равно повезло.

Продолжая исследовать карету, малышка подобрала свою упавшую булочку и уже собралась вновь сунуть её в рот. Быстро отобрав грязное — она даже не пикнула, — вручила взамен другую булку, со смородиновым джемом. Заменой девочка осталась довольна, а упавшую булку мы выкинули в окно — «птичкам». Всё равно до посольства ещё три часа ехать, а она, может, голодная.

Оказалось, о том же подумали и мужчины, потому что вскоре карета затормозила неподалёку от придорожного трактира. Реарден негромко попросил нас подождать, и мужчины зашли внутрь. Хорошо, что из окна смотреть малышка могла, лишь встав на цыпочки, поэтому не обратила на них внимания.

Вскоре в карету заглянула девушка в переднике подавальщицы.

— Вот, ваши мужчины велели принести, говорят, у вас девочка пугливая.

И поставив, на сиденье большую корзину, исчезла, «спасибо» я говорила уже закрывшейся двери. Малышка, поняв, что «страшных мужчин» не будет, осталась спокойна, и с любопытством посматривала на корзину. Залезть в неё, правда, не пыталась, как и в корзинку с булочками, видимо, была приучена без спросу ничего не трогать.

В корзинке оказалась жареная курица, уже нарезанный сыр, горшочек творога с мёдом, хлеб, крупные жёлтые груши, кувшин с морсом, маленький кувшинчик с молоком и кружки. На дне я обнаружила салфетки и ложки. Смочив салфетку в воде из дорожной фляжки, как могла, оттёрла личико и руки малышки, да и свои тоже. А потом мы поели. Девочка, хотя и сжевала полторы булочки, с удовольствием съела кусок куриной ножки, два кусочка сыра и полгоршочка творога. На груши посмотрела с удивлением, но согласилась попробовать, а потом съела сразу две.

Кстати, успокоившись и не видя рядом «страшных мужчин», малышка вела себя совсем иначе, чем при нашей первой встрече. Она прекрасно понимала, о чём я её спрашиваю, кивала или мотала головой в ответ. С любопытством рассматривала рисунок на кружках и вышивку на моём камзоле, который так и лежал на сиденье. Но стоило выходящим из трактира мужчинам громко заговорить, как она тут же вздрагивала и съёживалась.

И ещё я заметила, что она не просто молчит, а вообще не издаёт никаких звуков. Совсем никаких, не считая плача. Странно это. Я не то чтобы много о детях знаю, я о них, собственно, вообще ничего не знаю, но у той же Кормилицы даже совсем маленькие дети что-то лепетали, мычали, вскрикивали. Как-то общались. А здесь — тишина. Абсолютная.

Ладно, может, я чего-то просто не понимаю, может, выдумываю. Пусть те, у кого дети были, решают, правильно это или нет. В целом-то девочка славная, симпатичная очень, хотя чему удивляться, с таким-то папочкой. Интересно, у неё тоже появляется ямочка на щеке, когда она улыбается? Пока я ни одной её улыбки не видела, очень серьёзный ребёнок. Но не плачет — и то славно.

Выбрав момент, когда никого рядом не было, я предложила малышке сбегать «в кустики». Наверное, где-то возле таверны был и туалет но мы ушли в лес через дорогу, потому что лучше так, чем наткнуться на мужчину и получить новую истерику. Я не сразу сумела объяснить девочке, куда мы идём, она не понимала моих слов «в туалет», «в кустики», «на природу» или «пи-пи» — я даже это вспомнила из своего детство. И лишь когда я догадалась предложить сходить «на горшок» — она закивала.

Горшок не понадобился, похоже, девочка привыкла ходить именно «в кустики» и ловко управилась сама. Конечно, когда руки Кормилицы доходят до тебя в последнюю очередь, приходится справляться самой. Ложкой она орудовала тоже очень ловко, а братца Акерлея его няня до сих пор сама кормит.

Следующий час или больше я развлекала малышку, как могла. Вспоминала все песенки, байки и потешки, что когда-то рассказывала мне Руби, соорудила из ложек и салфеток что-то наподобие кукол и разыгрывала с ними мини-спектакли, рассказывала обо всём, что мы могли увидеть в окне — «вон птичка летит, а там коровы пасутся, а вон там, посмотри, какой дуб», и к тому моменту, как она уснула у меня на руках, чувствовала себя совершенно вымотанной. Но и гордой — я смогла занять малышку, хотя совершенно ничего не понимала в детях, дочка Вэйланда внимательно слушала всё, что я ей рассказывала, смотрела в окно на то, что показывала, и ни разу не заплакала. Хотя, может, это не моё достижение, а мужчин, которые старались держаться так, чтобы их не было видно из окон кареты.

Поудобнее уложив малышку — под сидениями кареты были припрятаны небольшие подушечки и пледы, на случай, если пассажирам захочется вздремнуть, — я высунулась из окна и помахала рукой мужчинам. Вэйланд тут же оказался рядом.

— Заснула, — шепнула я. Он тут же вытянул шею, стараясь заглянуть в карету.

— Думаю, мы можем сесть внутрь и поговорить, — негромко предложил Реарден, подъехавший следом за ним. — Насколько я знаю детей, она проспит не меньше часа, а то и больше, а мы будем в городе через полчаса, вряд ли больше. Если не шуметь, она не проснётся.

Вэйланд тут же нырнул в карету и, усевшись на свободное сиденье, стал жадно разглядывать свою дочь. Сейчас, когда её лицо было чистым, волосы убраны в хвост на затылке с помощью ленточки, прежде украшавшей подол моего платья, а сама она была спокойной и расслабленной во сне, сходство с отцом просто бросалось в глаза.