Хотя я, признаться, ни разу еще реально не видела, чтобы человек умер от передозировки алкоголя. Русский человек, я имею в виду. Какой-нибудь хлипкий европеец еще да, а наши российские организмы цистернами употребляют жидкости, от которых даже подопытная крыса загнется — и ничего, разве что в отключке пару часов проваляются, и снова на стеклянные баррикады. Может, у него с сердцем нелады были? Или какая-нибудь язва? Или выпивка вообще ни при чем, а помер он от, к примеру, аппендицита… Но и тогда — если бы «скорую» вызвали пораньше, все, глядишь, и обошлось бы. Куда ни кинь, всюду клин, говорит по этому поводу мудрый русский народ.

Нет уж, чтобы всю жизнь потом себя не виноватить, надо выяснить, как же это Марка угораздило. Тут не то что в морг поедешь — в гости к дьяволу не откажешься. Раздобыть того, кто занимался вскрытием было сродни первым шести подвигам Геракла, уговорить его побеседовать — шести оставшимся. Никогда бы этого не осилила, если бы не желание утихомирить собственную совесть — за эти дни она изгрызла мне внутренности не слабее знаменитого спартанского лисенка. Осилила. Ну и… При чем тут трихопол?

— …он, во-первых, принял чрезмерно большую дозу — это часто бывает при самолечении. Думают, что быстрее подействует, и вместо полграмма на прием давай чуть не вдесятеро глотать. Само по себе это не особенно опасно, но ваш коллега после этого употребил, на мой взгляд, еще не меньше полкило водки. Вот и результат. — Он посмотрел на меня почему-то укоризненно, как будто это я Марка спаивала. — Вы извините, мне нужно идти.

— А если бы «скорая» раньше приехала, он мог бы выжить?

— При таких дозах? Сомневаюсь, — теперь мужик смотрел на меня вроде бы как даже с намеком на сочувствие. Слабеньким таким, но все же… Может, он решил, что у меня там любовь была? А-а, неважно, мне бы понять, как все это вообще могло произойти.

— Единственное, что могло его спасти… Если бы сразу откачать выпитую водку… Но он ведь ее не в один присест принял? Желудок пустой, всасывание мгновенное… Нет, «скорая» тут ни при чем, не надо их обвинять. И себя не мучайте, — неожиданно мягко добавил он, повернулся и ушел.

Я осталась стоять в полной растерянности. Значит, не почки, не сердце, ничего такого, совесть моя может прекратить свою грызню. Не за что. Ибо единственное, что я знала абсолютно точно — я, Маргарита Львовна Волкова, в жизни своей ни разу с трихополом не сталкивалась и уж тем более не угощала им Марка.

В десяти метрах от морга между двумя довольно облезлыми зданиями притаился небольшой скверик. Наверное, специально для того, чтобы безутешные родственники могли успокоить нервы после посещения малоприятного места. Я, конечно, не относилась к упомянутой категории ни по первому, ни по второму параметру, но — видит Бог! — очень даже нуждалась в тихом уголке, чтобы несколько прийти в себя. Услышанное основательно выбило меня из равновесия, мысли разбегались беспорядочней, чем тараканы от яркого света.

Что же это получается? Марк ведь заявил, что по всем анализам чист, аки слезы ландыша. Так зачем же он глотал этот чертов трихопол? А может, он и не делал никаких анализов, присочинил для красного словца — с него станется. А про «безопасность» свою напел как раз потому, что пролечился…

Вот не было печали! Придется ехать на Красный спуск и разыскивать там неизвестного Славу, про которого я ничегошеньки не знаю, кроме того, что он приятель Марка, и тот несколько дней назад к нему заходил. Тоже, кстати, неизвестно — на самом ли деле заходил, или только сказал так. Да и приятель — понятие растяжимое. Может, случайный знакомый, который его и не вспомнит. Все равно надо, иначе та же совесть меня сгложет так, что и скелета не останется.

А может, и не совесть. Что-то в этой истории не так. Глупая смерть.

Конечно, смерть вообще не бывает умной, но не может ведь идиотизм доходить до такой степени: не просто глупо, а совершенно бессмысленно.

В городском КВД мне раньше бывать не приходилось — ни по работе, ни тем паче по личным надобностям. Повезло! Честное слово, сюда народ надо специально водить: берегитесь случайных связей, а то и вам такой же кошмар грозит. Наихудшая вариация на тему районной больницы тридцатилетней давности: кафельный пол цвета высохшего навоза, грязно-синие масляные стены, щербатые ступеньки — жуть! Вот где фильмы ужасов надо снимать. Сытый западный зритель бешеные деньги за просмотр заплатит — ему-то такое и в страшном сне привидеться не может.

Никаких связей в этом очаровательном заведении у меня не имелось. К сожалению. Ибо сервис вполне соответствовал интерьеру. Чрезмерно накрашенная девица в регистратуре с отзывчивостью электромясорубки вывалила на меня кучу сведений о врачах, анализах и ценах — не поднимая глаз. Чтобы не смущать, что ли? Только минут через пять мне удалось пробиться через поток ненужной информации и выяснить, что фамилия Марков ей ничего не говорит, а врачей по имени Слава у них работает трое: у двоих сейчас прием, а третий в отгуле. Через четверть часа стало ясно, что ни один из имеющихся в данный момент в наличии Слав не является тем, кто мне нужен. Еще десять минут потребовалось, чтобы убедить девицу в том, что мне жизненно необходимо связаться со Славой номер три, и это абсолютно срочно. Домашний телефон его она мне так и не сообщила, набрала номер сама, повернув предварительно аппарат (дисковый! я и не думала, что такие еще существуют) так, чтобы я не смогла определить, какие цифры она набирает. Ну и секретность у них, ФБР позавидует!

Не то у Славы был очень хороший телефон, не то очень громкий голос — когда он наконец, после пяти-шести гудков, ответил, мне было прекрасно слышно: «Какие еще посетители, если у меня законный выходной? Всех на завтра, ясно?» Девица растерялась и после минутного замешательства, так и не сумев выдавить из себя ничего вразумительного, передала мне трубку. Пришлось брать быка за рога:

— Слава, здравствуйте. Меня зовут Рита, я, как и Марк, работаю в «Городской Газете», и мне нужно с вами поговорить. Лично.

— У меня прием завтра с двух, приходите, — даже по голосу было слышно, как он недоуменно пожимает плечами. Должно быть, решил, что Марк по-приятельски направил к нему кого-то провериться или полечиться.

Вот черт побери! Они же друзья вроде или по крайней мере приятели, а я тут… с новостями. Но — куда деваться?

— Извините, что настаиваю, но, во-первых, это срочно, во-вторых, не касается вашей профессиональной деятельности.

— А что случилось? — он явно забеспокоился.

— Мне не очень хотелось бы обсуждать это по телефону.

— Да? Понимаю, — после секундной паузы ответил невидимый Слава. Голос у него был хороший — богатый такой баритон, сочный и доброжелательный. — Как выйдете из нашей двери, напротив будет дворик с каруселью, двумя песочницами и скамейками. Ждите меня там, я буду минут через двадцать.

— А… — начала было я, но Слава уже повесил трубку. Интересно, как я его узнаю?

Опасения, впрочем, оказались излишними. Прежде всего, во дворике было совершенно пусто. Не до такой степени, как в пустыне Гоби или хотя бы в причерноморских степях, но и человеческим муравейником здесь не пахло. Некоторые приметы цивилизации, впрочем, присутствовали — в виде указанных Славой карусели, песочниц и полудюжины скамеек. Кроме них, имелся еще доминошный стол. А в центре двора возвышался трехметровый деревянный медведь. Вокруг него с гордым видом расхаживал огненно-рыжий петух и время от времени косил на меня блестящим черным глазом. Иллюстрации к сказкам Афанасьева, только лисы и не хватает.