А вот сама дорога до поселка вспоминалась смутно, да там и нечего было вспоминать – возможно, он даже задремал тогда. Когда и как вышел из машины, простился с Валеркой – тоже из памяти стерлось напрочь. Следующее воспоминание – как он входит в чердачную темную комнату… Причем – это Тарас с непонятным содроганием понял только что – он уже знал в тот момент, кто и зачем его ждет. Но как?! Как он мог знать это? Тарас снова остановился. В том, что раньше он никогда не видел Галю, он уверен на двести, на триста процентов! Потому что, если бы видел… не смог бы забыть никогда. Как не забудет уже до конца жизни того, что было дальше. Именно это снилось ему только что в поезде, стоило заснуть на каких то десять-пятнадцать минут… И вот сейчас вспомнилось вдруг так отчетливо, до мельчайших деталей, до стонов и запахов разгоряченных тел, до соленого вкуса горячих Галиных губ…

«Нет!!! Стой! – мысленно заорал на себя Тарас. – Остановись, дурак! Тебе нельзя даже думать об этом! Ты предал любовь! Ты недостоин любви! И тебе об этом один раз уже напомнили. Хочешь еще?..»

Ответ, которого он, разумеется, не ждал, «прозвучал» в его голове совершенно неожиданно: «А ты знаешь, хочу!.. И потом, в отличие от Машечки, Галя совсем не похожа на Катерину. Сколько, в конце-то концов, ты будешь казнить себя за прошлое? Минуло шестнадцать лет, опомнись, придурок! Может, пора наконец начать жить, а не маяться дурью? Или завтра опять к дяде Саше поедешь тоску утолять? Пусть тебя звездочки вместо нее приласкают!»

Стало вдруг непередаваемо тошно. Настолько, что захотелось ударить себя по лицу. Возможно, он и сделал бы это, но вовремя вспомнил про разбитый Галей нос. Мысль эта заставила его улыбнуться и почти успокоиться.

«Ты все-таки беспросветный идиот, – завершил Тарас дискуссию с самим собой. – Ну да ничего, недолго витать в эмпиреях осталось. Сейчас тебе мама такую любовь устроит, что мало не покажется».

Хоть он и ожидал испытать на себе бурю, действительность оказалась еще страшнее. Это был ураган, тайфун, торнадо, цунами!

Как ни старался он поворачивать ключ в замке бесшумно, как ни пытался открыть дверь без скрипа, но, когда он шагнул в прихожую, мама уже стояла там. Сначала он ее не сразу и узнал; прищурившись, напряженно разглядывал, словно незнакомку. Не старая еще, пятидесятишестилетняя женщина словно накинула себе добрый десяток лет, которые тяжестью своей будто пригнули ее, сделав и без того невысокую, сухонькую фигурку еще ниже. А мамино лицо стало и вовсе страшным – бледное, в красных пятнах, опухшее от слез…

Увидев Тараса, мама бросилась к нему, распахнув заплаканные глаза и раскинув для объятия руки. Но в шаге от сына замерла, помедлила секунду и, словно именно для замаха, а не для каких-то телячьих нежностей разводила в стороны руки, влепила ему пощечину сначала правой, а затем и левой ладонью.

– Ты… – задохнулась она, багровея на глазах и так же на глазах распрямляясь и сбрасывая лишние годы, – ты где был?! Да как ты можешь так издеваться над матерью?!

– Я не… – попытался ответить Тарас, но его голос больше походил на шорох растущего бамбука под шквалом тропического ливня. Разумеется, он тут же утонул в ревущем потоке. За сокрушительным ураганом возмущений и упреков последовал град перечислений, куда мама обращалась с вопросами о судьбе бессердечного, жестокого, неблагодарного сына: и милиция, и больница, и морг, и бывшие одноклассники-однокурсники Тараса, и коллеги по работе, и знакомые, и друзья…

– В один только морг я звонила уже восемь раз! – воскликнула мама. – Я надоела им так, что они занесли меня в черный список и заранее отказались от предоставления мне в будущем каких-либо услуг…

– Какие услуги тебе нужны в морге? – рассеянно спросил Тарас, совершенно случайно вклинившись в мамину тираду, когда бедная женщина, запыхавшись, набирала в грудь воздух. Сам же Тарас почувствовал в маминых словах некую нестыковку, но переутомившийся мозг никак не мог осознать, что же именно ему показалось нелогичным в предъявленном только что списке.

– Да как ты можешь такое говорить? – всхлипнула вдруг мама, и плечи ее вновь опустились. – Я совсем не узнаю тебя, Расик… Кто так повлиял на тебя? Неужели этот бабник Валерка?

– Да почему же он бабник-то? – ошарашенно заморгал Тарас. И тут в мозгу щелкнуло. Задача на логику, точнее, на ее отсутствие, решилась.

– Потому, что он… – начала отвечать мама, но теперь уже Тарас перебил ее:

– Кстати, о Валерке. Раз уж ты звонила всем друзьям и коллегам, то и ему наверняка. Почему же ты спрашиваешь, где я был? Разве он тебе не рассказал?

– А что он должен был мне рассказать? – насторожилась мама. – И как он мне мог что-то рассказать, если его самого дома не оказалось? – Тут она неожиданно замолчала, устремив наливающийся ужасом взгляд на лицо Тараса. Только что гремящий, голос ее превратился вдруг в хриплый шепот: – Что с твоим лицом, Расик?.. Где твои очки?.. Ты подрался с этим извергом? О-о! На кого ты похож… Твоя рубашка в крови!.. Ты весь мятый и грязный… – Мамин голос столь же быстро, как сник, вновь расправил крылья и зашелся в праведном гневе: – Ты напился и валялся в канаве?! Ты – учитель! Призванный быть примером для неокрепших юных душ!.. Боже, боже! Конечно же, это все он, твой так называемый друг… Он напоил тебя, избил, вывалял в грязи… Я сейчас же звоню в милицию! И не надейся, что это сойдет ему с рук.

Мама и впрямь метнулась к телефону. И тут Тарас рявкнул. Впервые в жизни он закричал на маму!..

– Стой! – бросился он следом за ней. – Не смей! Не вздумай!!!

Мама, опешив от вопля сына, медленно и будто бы даже испуганно обернулась к нему. А Тарас разошелся и уже не мог остановиться:

– Что ты тут сейчас наговорила? Почему в твою голову лезут подобные глупости? Почему все вокруг у тебя лишь враги, изверги и злодеи? Почему, если я, тридцатилетний неженатый мужчина, не пришел домой в шесть вечера, то это уже значит, что я избит, убит, связался с дурной компанией?.. Неужели у меня не может быть личной жизни?! Ты же сама мечтаешь о внуках!.. А откуда им взяться, ты не задумывалась? Может, мне заказать их по почте?!.

Тарас судорожно вдохнул, и мама успела жалобно простонать:

– Расик!..

Но тот лишь досадливо отмахнулся и продолжил:

– Да, я уже взрослый, мама! Пойми же ты наконец! И да-да-да, я был с женщиной!.. С той женщиной, которая мне очень нравится!.. Которую я наконец-то нашел! – Словно молния сверкнула вдруг перед глазами Тараса – он внезапно осознал, что именно он сейчас произнес в запале, почти не задумываясь. Конечно же, не задумываясь! Слова эти сами вырвались из глубин подсознания. Но ведь это… правда?.. Неужели правда?.. Невероятно, не может этого быть! Наверное, это всего лишь самовнушение, всего лишь осознание того, что он наконец-то был с женщиной, что он наконец не боялся этого? Но почему тогда одно лишь воспоминание ее имени – Галя – вызывает в нем сладостную дрожь? Почему хочется думать только о ней, быть только с ней? Неужели он и впрямь осмелился забыть о прошлом и нашел свою женщину?

Тарас был настолько ошарашен неожиданным открытием, что не сразу понял, о чем говорит ему мама. Он не сразу понял, что она вообще ему что-то говорит!

А мама говорила. Сначала неуверенно, все еще испуганно, но постепенно голос ее крепчал и очень быстро стал почти прежним. Правда, слова и выражения мама выбирала теперь осторожней, а потому речь стала более прерывистой и медленной. Тарас вклинился в ее смысл со следующего утверждения:

– …наверняка мои опасения подтвердятся и у нее окажутся дети!..

Тарас чуть не взорвался снова, но вспомнил вдруг, что у Галины действительно есть сын, и неожиданно улыбнулся.

– Ну что ты смеешься? – вспыхнула мама. – Конечно же, я оказалась права… – И она снова поникла, но совсем ненадолго, секунды на две. Новая мысль затмила старую и поспешно рванулась наружу: – Но при чем здесь Валера? Ты что, отбил у него женщину? И за это он тебя избил?..