Галя невольно сжалась и почувствовала, как кровь отливает от головы. Еще немного, и она бы грохнулась в обморок. Но Катя вовремя заметила это и подскочила к ней:

– Нет-нет, успокойся! Прости, прости!.. Я болтаю, сама не знаю что… Конечно же, это всего лишь человек, простой смертный. Ну не совсем простой, очень сильный медиум, я о таких и не слышала. Но он точно смертный! Ты знаешь, до меня только сейчас дошло, когда ты чуть не… Он потерял сознание! Да-да, упал в обморок во время «сеанса». Потому ты и видела его бред, потому и связь не могла прерваться… А раз он может терять сознание – значит, он так же слаб, как и все люди. Значит, вы сможете его победить.

– Мы победим, – стиснув зубы, процедила Галя. – Мы обязательно победим эту гадину. Ведь он и Костика… моего сына… Он хотел его убить!

– Да, знаю, – кивнула Катя. – Тарас мне все рассказал.

– Всё? – выделила Галя.

Катерина снова кивнула. Потом неуверенно подняла руку и положила ее на Галино плечо.

– Галя, – осторожно сказала она. – Я понимаю, это не мое дело, но это очень важно. Понимаешь, очень! Когда я… «лечила» тебя, я невольно… поверь, на самом деле невольно, иначе мне было не справиться, узнала кое-что о тебе. Насчет Тараса.

Галя вздрогнула:

– Что? Что ты узнала?..

– Да ты ведь и сама знаешь – что. Только ты не хочешь почему-то в это верить, боишься этого…

– Уже не боюсь, – опустила голову Галя.

– Правда? Тогда хорошо. Тогда я спокойна. Потому что только это может спасти вас. Против этого все бессильно… – Катерина замолчала, набрала в грудь воздуха и выдохнула почти со всхлипом: – Ты люби его, Галя! Всегда люби его. Он этого достоин, правда ведь?

– Правда, – с трудом проглотила застрявший в горле ком Галя.

– Ведь он… – Катя тоже судорожно сглотнула. – Ведь он так любит тебя, если бы ты только знала!

– Я знаю.

– И сына твоего он очень любит. Как родного, поверь мне. Он умереть готов ради вас.

– Он это тебе тоже сказал?

– Ты что? – округлила глаза Катерина. – Он мне вообще ничего про это не говорил! И ты, смотри, ему не проболтайся насчет моих слов. Просто мне тоже пришлось его немного… «полечить». Он сам попросил. И я у него такой же, как у тебя, канал обнаружила. И тоже перерубила. Ну, а во время этого…

– Невольно… – подсказала Галя и улыбнулась.

– Ну что ты смеешься, – пихнула Галю плечом в плечо зардевшаяся Катерина. – Правда же – невольно!

– Да верю, верю, – приобняла Галя девушку за плечи. – Значит, любит, говоришь?

– Еще как любит! – вздохнула Катя.

– Послушай… – Галя не хотела это спрашивать, но слова без ее разрешения все-таки слетели с языка: – А ведь ты его тоже любишь?..

– Да ты что?! – Катя вспыхнула так, что от ее щек, казалось, можно растапливать печь. Болотного цвета глаза вдруг стали почти изумрудными, и Галя залюбовалась произошедшим с девушкой изменением. – Что ты говоришь?.. Это же все глупости были детские! Шестнадцать лет прошло…

– Да ладно, я просто так, – поспешила сказать Галя, стараясь удержать рвущуюся к губам улыбку.

Наступило неловкое молчание. Молчали они долго. И думали, скорее всего, об одном и том же.

Тишину нарушила Катя.

– Только ты люби его, ладно? Всегда люби. Очень люби. Несмотря ни на что…

– Разве можно любить как-то иначе? – ответила Галя. И опять спросила то, о чем говорить зарекалась: – Скажи, а ты приворожить любимого можешь?

– Могу, – просто ответила Катя. Будто ждала этого вопроса с самого начала. – Наверное, могу. Не пробовала никогда. Ведь это уже не любовь будет, а суррогат. Правда ведь? Мне такая не нужна.

– Мне тоже, – заглянула Галя в зеленые до сих пор глаза Катерины.

Тарас шел к бабушкиному дому. И чем ближе подходил, тем ноги его шагали все медленней и медленней. Пока не остановились вовсе метрах в десяти от знакомой калитки.

Забор представлял собой изгородь из длинных горизонтальных жердей в четыре ряда. Двор был виден весь, как на ладони: сарай для дров, чуть дальше – хлев, за самим домом – огородные грядки, а уже за ними – банька, в которой так любил париться Тарас.

Во дворе никого не оказалось, но из открытой форточки доносились приглушенные голоса и музыка, видимо, от работающего телевизора. Это слегка огорчило Тараса – если уж не в сам дом, то во двор зайти ему очень хотелось. Теперь это делать было неудобно. В доме наверняка отцовская жена. Не жил ведь тот шестнадцать лет в одиночку? Конечно, если бы она вышла, он бы ей все объяснил… Но вот как раз этого делать и не хотелось. Что бы он стал говорить? Что он сын ее мужа? Ну, ладно, допустим, ничего в этом страшного нет, всяко уж она о его существовании знает. Но вот что он здесь, в Ильинке, делает? Тем более сейчас, когда отец поехал к нему… Или тот назвал другую причину отъезда? Еще хуже. Что станет говорить Тарас, как будет смотреть в глаза этой женщине, зная, что отца уже нет? Ведь сказать он ей об этом не сможет, однозначно.

И Тарас стал уже поворачиваться, чтобы уйти, как вдруг дверь дома открылась и на крыльцо вышел… попутчик из поезда! Тарас от неожиданности присел. Мужчина спустился с крыльца и направился к сараю. Уже, разумеется, без костюма и галстука, но в том, что это был тот самый человек, Тарас не сомневался ни мгновения. Он медленно, все так же вприсядку, попятился, а когда расстояние показалось ему безопасным, повернулся и выпрямился, чуть не столкнувшись нос к носу с давешней теткой из магазина, назвавшейся Зинкой.

– Потерял что, Тарас Артемович? – насмешливо спросила она.

– Да, ключ где-то выронил… – брякнул Тарас первое пришедшее на ум.

– От дома, что ль, ключ? – Зинка прищурившись посмотрела в сторону бабушкиного дома. – Так там вон Колька… Ну да, Колька приехал. Гляди-ка! Иди, иди, – подтолкнула она Тараса туда, откуда он только что уползал. – Знаешь Кольку-то? Нет? Вот и познакомишься как раз. Он ведь тебе брат почти. Маруськин сын. Маруську-то знаешь ли? Баба отца твоего…

– Нет-нет, – отчаянно заблеял Тарас, пытаясь обойти говорливую Зинку. – Мне некогда, я на автобус опаздываю…

– Так ты что – назад поехал? – вытаращила глаза женщина. – А чего и приезжал-то тогда?.. – Тут глаза ее засветились вдруг нездоровым интересом. Зинка даже тяжелую сумку поставила на землю. – Ты к Катьке, что ли, приезжал? – зашептала она. – Никак забыть не можешь?.. А уж она-то как по тебе сохнет, ой, как сохнет! – Голова Зинки закачалась так, словно та намерилась стряхнуть ее наземь. – И ведь приворожила поди, раз прибежал, добилась своего? Ой, па-а-арень!.. – Женщина вдруг злобно выплюнула: – Вот ведь сучка, дрянь такая! Ведьма проклятущая! Беги от нее, Тарас, беги что есть моченьки, пока не присушила вусмерть! Вот ведьма…

И тут Тарас взорвался:

– Сама ты ведьма, дура старая! Да таких, как она, – еще поискать! Вернулась к вам сюда после института, детей ваших, внуков учить вернулась, потому что знает – некому больше! И лечить вас, идиотов безмозглых, тварей неблагодарных! – Тарас сплюнул под ноги попятившейся Зинке и, резко повернувшись, быстро зашагал к Катиному дому.

– Пропал парень, – услышал он сзади жалостливые всхлипы. – Довела ведьмачка. Как есть ум потерял. Хорошо, Лидия не дожила, царствие ей небесное!..

Тарас снова сплюнул, потому что во рту вдруг скопилась противная горечь. Он понял теперь, каково здесь приходится Кате. Совсем-совсем одной. Даже человек, живущий в лесной глуши или в пустыне, на необитаемом острове, на Луне – да где угодно, там, где нет людей, – и то не будет чувствовать тебя столь одиноким, как обитающий рядом с ними, но чем-то отличающийся. Не такой, как они. Другой. Не важно, лучше ли, хуже – просто иной. Как же страшно, наверное, Кате в этой озлобленной пустоте. В этом закрытом мирке, где нет места иным. Где «не такой, как все» – самое страшное ругательство, неизлечимый диагноз.

Когда он подошел к Катиному крыльцу, руки его еще тряслись. И даже колени дрожали. Тарас плюхнулся на доски и достал сигарету. Затянулся так, что сразу истлела чуть ли не треть бумажного цилиндрика. Столбик пепла упал на джинсы, но Тарас этого даже не заметил. Он продолжал думать о Катерине. Ему казалось теперь, что она находится в еще худшем положении, чем они с Галей. Ведь их все-таки двое… даже трое, с Костей… они любят друг друга… он любит, снова поправил себя Тарас. Этого так много для счастья, что все эти мысленные внушения, головные боли – такая, по сути, ерунда, такая мелочь, на которую просто не стоит обращать внимания. Особенно теперь, когда он понял, что любовь побеждает все. А Катя? А что у Кати? Такое вот злобное шипение за спиной? А ведь найдется какой-нибудь умник, еще и дом спалит по пьяни. Или просто по злобе, по широте нашей душевной, расейской.