Но не зря в число его помощников входили самые умелые и расторопные люди королевства — недостаток количества они восполняли качеством добываемых сведений. А сведенья были такие, что у самого Ле Комба стали закрадываться сомнения в своем здравом рассудке.

Во-первых, выяснилось довольно быстро, что, собственно, Самозванца видели очень немногие. А те, кто видел наверняка — либо сгинули на языческом алтаре вместе с Намюром, либо бесследно пропали неизвестно где. Но то, что по крупицам удалось собрать — радости не вызывало. Большинство добытых описаний оказались из разряда «я сам слышал, как однажды в углу таверны один солдат рассказывал, что лично знал того человека, который как-то раз здоровался с тем, о ком идет речь…». И если им верить, то Самозванец был высок, силен и даже мог разорвать пополам живого волка, что якобы и проделывал неоднократно, шляясь по лесам вокруг своего лагеря. Зачем ему понадобилось разрывать пополам волков — источник умалчивал, а вот другой дополнял эту историю рассказом о том, что на завтрак Самозванец съедал целого барана. Словом, был это человек исполинской силы и гигантского сложения. Однако, в отличие от «внебрачного сына маршала», был он ярким брюнетом, что подтверждали все опрошенные. Конечно, для умелого человека стать сегодня брюнетом, чтобы завтра оказаться блондином — не бог весть какая сложная задача, но зачем такой фокус мог понадобиться Самозванцу? Ле Комб благоразумно решил, что потребуются дополнительные сведения, чобы вынести правильное суждение о тождественности Самозванца и Хорста, а их нужно было ждать.

Во-вторых, свидетелей Хорстова мятежа оказалось так много, что опросить хотя бы половину — для представления четкой картины событий — оказалось невозможно. А те, кто все-таки был опрошен, врали «как очевидцы». Почти каждый всячески преувеличивал свои заслуги (некоторые дошли до того, что стали утверждать, что это они практически в одиночку подняли мятеж) и старался получить под эти сказки немного деньжат от короны. И только уличенные во лжи и припугнутые возможностью «пристрастного допроса» люди начинали говорить что-то связное. И по всему выходило, что до определенного момента этот Хорст был ровно таким же как все остальные — еще один представитель туповатого народца, что испокон веков обрабатывал землю королевства. А потом вдруг все переменилось и из ничем не выдающегося (кроме, пожалуй что размеров) юноши он в одночасье превратился в грозного победителя войск Самозванца. И по пять врагов на копье нанизывал, и проявил выдающиеся способности фехтовальщика, и на полном скаку разрубал до седла баронов Намюра, словом — о нем уже начали слагать легенды. Но Ле Комб, наученный долгим опытом, знал, что не бывает так. А вот что действительно было — так это мгновенное перерождение землекопа в вельможу: походка, интонации, словесные обороты — и это подтверждали все опрошенные. И особенно много точной информации удалось получить от де Сирра и лейтенантов, оставшихся в войсках. Они ближе всех остальных оказались к Хорсту и были в полной уверенности, что если этот человек и не являлся внебрачным сыном герцога, то уж наверняка был его человеком, специально засланным в банду Самозванца для ее разложения. Правда, никогда прежде Бродерик не использовал подобного приема и это тоже говорило за то, что история с этим Хорстом — темная. И чтобы ее «просветлить» — требовалось приложить все имеющиеся силы.

Но не только Хорст занимал мысли барона. Сам Бродерик тоже вдруг сделался не таким, каким привыкли его видеть окружающие. А лейтенант Монтро прямо заявил, что если закрыть глаза и не обращать внимание на голос, то он готов поклястся, что устами Хорста говорит сам маршал, а вот кто говорит устами маршала — бравый лейтенант терялся в догадках. Но, как говорится — «ощущения к делу не пришьешь» и Ле Комб был вынужден ждать новых фактов.

Герцог Лан во время памятного сражения на самом деле был практически из него выключен. Он только и успел подать знак о начале атаки! Стоит признать, что знак был подан именно в тот момент, когда это было нужно — не раньше и не позже. Но этим и исчерпывались заслуги маршала. Дальше все вроде бы случилось само собой! И это тоже было необычно.

А потом он самоустранился от всего, предоставив право распоряжаться в войсках барону Сирру и лейтенантам — а сам будто бы уединился с Хорстом, а наутро, даже не дожидаясь докладов от командиров летучих отрядов, высланных на поимку разбредшихся по округе мятежников, покинул лагерь. Такого за славным маршалом тоже никогда не водилось.

Недоумение вызывала и якобы случайная находка вырезанного отряда Намюра. Что делал мятежный герцог на враждебных ему землях? Почему искал спасения в противоположной от своих владений стороне королевства? Никто не мог ответить Ле Комбу. И приходилось отрывать людей от других дел, чтобы бросить на выяснение этих странностей.

Но, как бы там ни было, герцог и его «внебрачный сын» добрались до Мерида. И вот тут — новая неожиданность! Вместо того чтобы отправиться в свой замок, или на доклад к королю, эти двое во главе своего отряда едут к какому-то купцу! Пусть и очень богатому, достаточно известному, важному и нужному. Но почему? Почему к нему? Мало того, они устраивают в его доме потасовку, выкидывают со двора охрану, любезно предоставленную менялами из трех уважаемых семейств, и вроде как берут Гровеля под свою опеку. Им понадобились деньги? На что? И опять вопросы-вопросы-вопросы. А ответы неизвестны.

Про Гровеля же известно, что он торговал лошадьми. Имел кое-какие дела с коннетаблем Борне, периодически предоставлял вельможе деньги и имел на этом знакомстве неплохие доходы. Но накануне известных событий он был на грани разорения — это показали многие из купеческого сословия. По их словам выходило, что все свои немалые средства, да и не только свои, а еще и занятые у тех же менял, Гровель вложил в одну единственную операцию, в которой очень рассчитывал на помощь коннетабля. Но Борне предпочел использовать алчность купца в своих интересах и элементарно обманул беднягу, посулив то, что не могло свершиться ни при каких обстоятельствах. Но это знал Борне и этого не знал Гровель. И потому поверил своему старому компаньону. Цены на лошадей взлетели до небес! В результате Борне должен был обогатиться, а Гровель пойти по миру, но…

Дальнейшее опять вызывало оторопь. Купец каким-то образом убедил Ротсвордов, Сальвиари и Езефа предоставить новый займ, да так убедил, что менялы вытрясли деньги из всех, кто им был должен — только бы угодить Гровелю. А на следующий день и появились в Мериде Бродерик и Хорст. И направились не куда-нибудь, а прямехонько к обладателю самых больших капиталов в стране. Что это? Очередное совпадение или чей-то далекоидущий план? Еще через день они вытрясли из Борне все, что он смог заработать на сделке с Гровелем, но этого им показалось мало и дочь Борне дала согласие выйти замуж за Хорста. Другой бы, менее сведущий, сказал бы, что здесь наверняка замешаны любовные чары, но Ле Комб заподозрил заговорщиков (да-да, именно заговорщиков, ибо в том, что зреет какой-то заговор, он уже не сомневался — странности вокруг этих трех людей громоздились одна на другую) в том, что им просто понадобился заложник. В знак того, что Борне не нарушит их планов. Значит, следовало приглядеться к коннетаблю пристальней.

А потом они убедили короля отказаться от невесты — дочки Борне. Было ли правдой ее бесплодие — конечно, следовало разобраться, только вот король как-то уж легко согласился уступить свою невесту другому. В дела короля соваться не следовало, и Ле Комб остановил дальнейшее расследование в этом направлении.

И теперь вся эта компания собралась в некое непонятное путешествие на восточную границу? Зачем?? Этот вопрос сопровождал любое действие троицы, ведь система в их действиях отсутствовала совершенно, и непонятно было, что они выкинут на следующий день?

Если выстроить все их свершения за последнюю седмицу, то выходила какая-то белиберда, лишенная малейшего смысла. Победа в сражении — одни сплошные белые пятна. Странная встреча с Намюром — одна сплошная невероятность. Расщедрившиеся менялы — ну это вообще из области сказок. Если, конечно, они не узнали про нечто, что позволило бы им вернуть отданные Гровелю деньги. И над этим тоже стоило поразмыслить. Ведь Гровель весь последний месяц был в Мериде! А, значит, то, что он узнал, знали и другие люди из тех, кто был в городе! А чего стоило заставить Борне расстаться с уже полученными деньгами? Ле Комб просто представить себе не мог степень убедительности аргументов, предъявленных коннетаблю! Этот мздоимец (нужно признать — иногда полезный, но все-таки воришка), еще никогда в жизни не возвращал ни одного медяка из украденных денег. Ле Комб знал о его делишках, но пока что не считал нужным искать для него наказания — всегда нужно иметь в рукаве нечто, что позволит перенаправить внимание короля с одного человека (нужного) на другого (ненужного). Борне был именно тем, ненужным, способным вызвать ярость Хильдерика в тот час, когда это понадобится Ле Комбу. Потом эта нелепая, невозможно быстрая женитьба на бывшей королевской невесте. Зачем? Зачем тогда понадобилось давить на Борне и возвращать деньги Гровелю? Правда, женился не Гровель, а Хорст, но барон уже был уверен, что все члены этой троицы прочно связаны между собой какой-то непонятной тайной.