Задумавшись, я не сразу заметил, как в бокс зашел Зотов, и потому его вопрос застал меня врасплох:

— Чему вы так… улыбаетесь, Лунь?

Я поднял глаза, и ученый заметно вздрогнул, встретившись с моим взглядом.

— М-да… однако… сталкер. Вы не были таким, как бы это сказать… а, ладно. Не люблю разводить метафизику. И… да. Я убеждаюсь в том, что вы наверняка кое-что знаете. Мне хотелось бы с вами побеседовать. Не здесь, нет. Не желаете ли дойти до «Ангарыча»?

Я не возражал. В любом случае я не хотел бы говорить здесь — не было уверенности в том, что в боксе нет скрытого микрофона. И еще мне действительно хотелось покинуть тесные помещения лаборатории. Профессор довольно грамотно выбрал место для разговора — в «Ангарыче» всегда было достаточно людно, «долговцы» и те из сталкеров, которым позволялось пройти на территорию базы не были любопытны до чужих разговоров. Меня это устраивало, Профа, видимо, тоже. Оставалось одно «но».

— Профессор, Седой недвусмысленно запретил мне появляться на базе. Его терпение испытывать, честно говоря, не очень хочется.

— Не беспокойтесь об этом. Мы с генералом по-настоящему хорошие друзья, и я уж как-нибудь договорюсь с ним в случае чего.

Я пожал плечами, собрал вещи и вышел вслед за профессором.

* * *

В «Ангарыче» сегодня не было многолюдно. Два сталкера, мне не знакомых, усталый, смурной «долговец», занявший место у самой стойки, да еще, как ни странно, то ли «фримен», то ли просто обладатель «свободовского» комбинезона. Сталкеры тихо обсуждали что-то, склонившись над мятой «километровкой», «долг» ковырялся пластиковой вилкой в открытой банке тушенки, субъект в пятнистом комбинезоне угощался пивом. Почувствовав мой взгляд, он махнул рукой, улыбнулся, буркнул «здарова, мэн!».

— Не удивляйтесь… этот парень что-то вроде посла от враждующей группировки. — Зотов приветственно кивнул «свободовцу». — Пока длится перемирие, он присутствует на базе… доверенное лицо Фельдшера, нового атамана «Свободы». Неплохой, я вам скажу, дипломат.

— Что вы хотели у меня спросить, Проф? — я постарался перейти прямо к делу.

— Хм… да. Конечно. — Зотов смущенно потер нос. — Вы и в самом деле очень изменились, Лунь.

Я промолчал.

— Полагаю, это не помешает разговору? Извините, но чем богат…

На столе появились пузатая бутылка армянского коньяка, извлеченная из портфеля ловким, почти цирковым движением, две чеканных серебряных стопки и большой апельсин.

— Да-да… понимаю. По-студенчески, если можно так сказать. — Зотов улыбнулся. — Конечно, вот так потреблять сей нектар, стопками, совсем не комильфо, но что поделаешь. Первый вопрос… да нет, скорее, любопытство. Где ваша спутница?

Странно, но успевший надоесть еще в разговоре с Седым вопрос не вызвал раздражения. Мне почему-то захотелось рассказать Профу все… по крайней мере из тех ученых, которых я знал в Зоне лично, Зотов был, пожалуй, самым человечным. Большинство «ботаников» сводило общение с «уголовным элементом» к минимуму — пойди туда, принеси то, поймай это. Причем не считалось зазорным отправить сталкера на почти верную смерть — и «ботаник» прекрасно знал, что такое Зона, а сталкер знал это тем более, понимал, куда идет за щедрые «премиальные» и чем при этом рискует. Поэтому никто не винил ученого, посылающего сталкеров одного за другим на смерть — ни коллеги, ни сами вольные бродяги. Никто ведь силком в Зону не тянет, сам идешь на свой же страх и риск. Потому что если вернешься — деньга от благодарного человечества, которую ты вряд ли когда заработаешь на Большой земле, честно горбатясь на нелюбимой работе. А если не вернешься — отчетов не составлять, статистику не портить, гнев начальства не навлекать. Хотя бы потому, что документально сталкера в Зоне нет, ни в каких бумагах он не значится, ибо «элемент неучтенный», и как его самого эта самая «неучтенность» устраивает, так и всех остальных, кто так или иначе с Зоной связан. Всем хорошо, все довольны… правда, с каждым годом все больше тряпья и костей по оврагам да заброшкам рассыпано. Единственно, негласно запрещались прямые «подлянки» — не предупредил «ботаник» сталкера, что до него уже народ на задание ходил и не вернулся, значит, с этим «ботаником» никто больше дел иметь не будет. Это в лучшем случае… о худших принято помалкивать. Бывало, что некоторые особенно нечистоплотные «научники» даже ПМК у сталкеров блокировали на предмет Выбросов, чтобы уж точно «мясо» до нужного участка дошло и необходимые приборы установило. Знаем, на собственной шкуре проходили одну такую сволочь как раз в тот день, когда вместе с Хип первую ходку делали. Не знаю, почему я ее, в смысле «ботаничку», а не Хип, Барину не сдал сразу по возвращении, благо все доказательства были. Наверно, потому, что еще по инерции считал ее другом или даже больше, чем другом… «самоцвет» редкий ее припер из Зоны, дурак…

Зотов из всей компании ученых поначалу даже удивил меня — сталкеры рассказывали, что по-настоящему опасные рейды Проф элементарно запрещал, даже в том случае, если от полученных данных зависела судьба очередного научного открытия. Ни в подвалы шестого корпуса на Агропроме, ни в Коржино, ни в Сказочную Рощу Зотов никогда и никого не отправлял. И говорят, устроил страшенную взбучку одному старшему научному, пославшему на Янтарь большую группу новичков. Что ж, очень может быть, Зотов всегда был человеком, что в Зоне большая редкость.

— Так получилось, Проф. После… после всего мы разошлись. Стажировка Хип закончилась, всему, что знал, я ее научил. И… и еще мы очень долго были мертвыми, профессор. Мне до сих пор кажется, что я не совсем жив… многое умерло вот здесь. В том числе и… ну, вы понимаете.

— Продолжайте. — Очень серьезно сказал Зотов, поправляя очки.

— Вам знакома фамилия Прохоров?

Проф закрыл глаза, сжал губы, после чего, выдержав долгую паузу, тихо выдохнул:

— Конечно же, мне знакома эта фамилия. Профессор Прохоров был ведущим специалистом по экспериментальной медицине и… да, и еще изобретателем по-настоящему эффективного психотронного оружия. Деятельность его группы была строжайше засекречена после первых же удачных опытов, мало того, все данные об экспериментах, в том числе и те, которые находились в специальных ведомствах, были почему-то целенаправленно уничтожены. Чем занималась его группа, к каким результатам пришла, никто не знает. Нет, в том смысле, что буквально никто в мире, в том числе и те люди, которые обязаны быть в курсе этих исследований. Доходило до совершенной чертовщины — цепи нелепых случайностей уничтожили несколько архивов, охрана одного из секретных хранилищ особо важной информации лично уничтожила все носители, причем никто из сотрудников не смог объяснить, почему они это сделали. Люди, которые знали суть проводившихся работ, скоропостижно скончались во сне. И я не верю в цепь случайностей, Лунь. Доктор говорил мне, что Зона не могла появиться в результате научного эксперимента, но… я уверен, что Прохоров как-то причастен к ее появлению.

— Это верное предположение, профессор.

И я, умолчав только о перестрелке с «Долгом», подробно рассказал Зотову все, что знал. И о Монолите, и о группе «О-сознание», и о версиях самого Прохорова о возникновении Зоны. Зотов слушал очень внимательно, временами покачивая головой.

— Слишком… фантастично все это, Лунь. Настолько странно и необычно, что… мне просто ничего не остается, как поверить в ваш рассказ, так как, к сожалению, проверить его не представляется возможным, а сочинять вы бы не стали. Тем более что это действительно Прохоров, я хорошо узнал его по вашему описанию. Но я не думал, что все так серьезно и… теперь бесполезно для нас. — Проф выглядел потрясенным. — И я не знаю даже, что теперь делать с этим знанием. Ни доказательств, ни какой-либо практической пользы… теперь никакой.

— Потому что исчез Монолит?

— Да. — Зотов кивнул.

— Значит, по-вашему, он все-таки существовал?

— Безусловно, существовал. — Снова согласился Проф.