Польские трупы (сборник)

От издателя «Польские трупы» — сборник современных рассказов. Создали их прозаики и поэты, писатели, придерживающиеся совершенно разных литературных традиций, пишущие в совершенно разном стиле, часто публично спорящие по вопросам мировоззрения. Они не испугались вызова, который звучал так: напишите детективный или остросюжетный рассказ либо триллер. Авторы не получили конкретных указаний — мы предоставили им свободу в выборе жанра, темы и конструкции произведения. Польская детективная литература практически не существует в сознании читателя. В то же время поляки читают много иностранных триллеров и остросюжетных произведений, а классические детективы обожают как немногие европейские народы. Неужели такое, несколько пренебрежительное, отношение к «криминальному» отечественному творчеству — результат пятидесятилетнего господства пресного милицейского романа? А может, это из-за неспособности представить себе героя, которого зовут не Джон? Или потому, что в сегодняшней польской детективной литературе слишком много постмодернистского гротеска? Трудно сказать точно, но наверняка без большого количества польских детективов, без смелых попыток и поиска путей для описания современной — чисто криминальной, как сообщают первые страницы газет, — действительности данный жанр в Польше не возродится. Вместе с обществом «Труп в шкафу» мы взялись за дело решительно. Мы благодарим авторов, которые старались — порою в муках, чаще всего впервые — извлечь из себя душераздирающий крик новорожденного: произвести на свет детектив. «Польские трупы» — первая такого рода публикация в Польше. Открывает книгу рассказ Иоанны Хмелевской — первой дамы польского детектива. Надеемся, что забавная история под названием «Зажигалка» станет началом ее будущего романа[1]. Знаем точно, что так произойдет с рассказом Мартина Светлицкого «Котик». Автор уже заканчивает детективный роман, в котором этот рассказ является первой главой[2]. Учитывая, что это первый подобный прозаический опыт известного поэта, мы, как издатели, очень довольны. Нам удалось уговорить написать детектив авторов, которые очень далеки от этого жанра. В нашем сборнике как прозаики дебютируют продюсер фильмов и публицист Витольд Бересь, а также издатель и поэт Рафал Групинский. Потрясающую историю написал Славомир Схуты, доказав, что можно вместить в рамки жанра безжалостный социальный диагноз. Литературный критик и поэт Петр Братковский возвращается к прозе после двадцати с лишним лет молчания. Мэтры научно-фантастического жанра и фэнтези Яцек Дукай, Анджей Пилипюк, Анджей Земянский и Рафал А. Земкевич с профессиональной легкостью создают исковерканный образ современной действительности. Если принять во внимание тематику их текстов, складывается впечатление, что от описания такой действительности они получают нездоровое удовольствие. Марек Харны развивает дальнейшую судьбу своего героя Писаки, заманив его в поистине дьявольскую западню. Мачей Петр Прус, резко низвергнутый с высот «настоящей» художественной литературы, демонстрирует свое мастерство в остроумном рассказе с неожиданной развязкой. Артур Гурский, автор солидных остросюжетных книг, доказывает, что умеет играючи обращаться с новым для себя жанром. Ирек Грин ненадолго расстается с шпионами и предлагает сделанный на совесть истинно краковский детектив. В нашей книге можно найти буквально все присущие жанру темы: почти все зло мира описано на ее страницах. Здесь есть душевнобольные убийцы и ревнивые мужья, угонщики автомобилей и торговцы наркотиками, циничные политики и продажные полицейские, частные детективы и красивые женщины. И даже двенадцатилетний фанатик триллеров, которому кто-то наглядно показывает ужасающую разницу между литературой и жизнью. Мы присматриваемся к безумной безнравственной действительности Кракова, Варшавы, Вроцлава и Майорки, к бывшему прусскому городку 80 лет назад и апокалиптической атмосфере в деревеньке Зимнодол. К счастью, как это и положено в детективе, большинство преступников понесет наказание, а справедливость восторжествует. Кое-где, не всегда и не везде — в общем, все, как в жизни. Перевод И. Нелюхиной Иоанна Хмелевская Зажигалка Настольная зажигалка была большая, с полпакета молока, из темного благородного дерева, украшенная черной эмалью, опоясанная серебряной полоской, наверное, не слишком ценная. В ней умещалось поразительно много газа, и его хватало до бесконечности, а кроме того, она была мне дорога как память. Ну и кто-то у меня ее стянул. Меня не было дома, я сидела где-то в Европе, а за моим имуществом присматривали несколько человек, сменяющихся по согласованному между собой графику. Каждый — когда мог, что было не так уж легко и просто, поскольку все они либо работали, либо учились. К тому же мой дом пребывал в стадии благоустройства, и по нему сновали толпы рабочих, мастеров, поставщиков и просто чужих людей, а единственным разумным существом, записывающим, кто, когда и что делал, была моя племянница Малгося. Во всяком случае, она пыталась записывать. Незадолго до моего возвращения Малгося позвонила мне на мобильник. — Слушай, тут к тебе садовник напрашивается. Некий пан Мирек. Что мне с ним делать? — Гони в шею, — резко ответила я, ни секунды не раздумывая. — Я-то могу. Но он попал на Гражинку, а она вежливая. И договорилась с ним на завтра, а меня как раз в это время не будет. — Вот пусть Гражинка его и прогонит. Может встречаться с ним где хочет, только не в моем доме. И пусть не вздумает, случаем, купиться на его дьявольское обаяние, не то останется на бобах. Предупреди ее. — Сдается мне, она уже купилась, — горестно вздохнула Малгося. — Ну ладно, сделаю что смогу. Он тебе в самом деле не нужен? — Ни за что на свете! Обаятельная сволочь! Эти штучки уже не для меня, в молодости отыграла. В калитку его не пускать! Я отключила мобильник, слегка раздраженная, но злость быстро прошла — ведь я была у моря, а оно всегда действовало на меня успокаивающе. Через два дня я двинулась в обратный путь, позволив себе по дороге несколько остановок. До дома я добралась в воскресенье ближе к вечеру, весьма разумно выбрав время возвращения. В выходной день никто не работал и не учился, кроме Тадзички, который, увы, должен был дежурить в аэропорту. Остальные — Малгося, ее муж Витек, Гражинка и пан Рышард — ждали меня, не проявляя никаких признаков нетерпения. В составе команды был свой глубокий смысл. Пан Рышард занимался строительными проблемами, Тадзичка — телевизионными и телефонными, Гражинка — садово-декоративными, Витек — сигнализацией, электричеством и климатизацией, а Малгося осуществляла общий надзор. Честно говоря, все вопросы я решила перед отъездом, оставалось только управиться с разными мелочами, но эти мелочи были несказанно обременительны и поистине невыносимы. Я робко надеялась их избежать. Я въехала в ворота, мужская половина занялась багажом. Женская половина, усевшись за стол, с удовольствием дегустировала привезенное из Франции вино. И сыры — камамбер и бри, — которые, увы, приходилось есть ложкой прямо из коробок, потому что за время пути они вконец расплавились. Я взяла сигарету и провела рукой по столу в поисках зажигалки. Не обнаружив, окинула взглядом стол. — Где зажигалка? — спросила я без каких-либо дурных предчувствий. Малгося и Гражинка тоже посмотрели на стол. — Нету? — удивилась Гражинка. — Была ж ведь. — А сейчас — нет. Или у меня что-то со зрением. — Тут стояла, — сказала Малгося, указывая пальцем на пустое место. — До сих пор. Мы все втроем полезли под стол и принялись шарить по заваленному газетами полу. Потом я встала и оглядела буфет, обеденный стол и стеллаж. Зажигалки не было нигде. — Витек, ты не брал отсюда зажигалку? — крикнула Малгося в направлении спальни. — Пан Рышард, вы нигде не видели настольную зажигалку? — одновременно вскричала я, повернувшись к прихожей. Витек и пан Рышард уже избавились от груза и с разных сторон вошли в гостиную. Ни один из них не курил. — Какую зажигалку? — спросил Витек. — Я ее видел на столе, — ответил пан Рышард. — Кажется, она всегда здесь стояла? — Стояла, — согласилась я. — А теперь не стоит. — Может, на кухне?.. Гражинка вскочила с кресла и пошла осматривать помещение. Малгося помчалась наверх. Я достала мобильник и позвонила пани Гене, которая уже много лет деловито ликвидировала устраиваемый мною бардак. — Пани Геня, вы никуда не переставляли такую темную настольную зажигалку?.. — А ее уже в пятницу не было, — решительно заявила пани Геня. — Я знаю, потому что прибирала на столе. Но я ее не трогала. И вообще нигде не видела, хотела завтра вам об этом сказать. Я позвонила Тадзичке. — Тадзичка, ты нигде не видел такую большую настольную зажигалку?.. — Я ее миллион раз видел. Всегда на столе стояла. А что?.. — Теперь не стоит. Нет ее. Ты что-нибудь об этом знаешь? — Нет. Хотя… погоди, кажется, знаю. В четверг она уже там не стояла. Я как раз над программой сидел и хотел закурить, а тут облом. Не представляю даже, куда она могла деться. Пять человек приступили к основательному обыску дома: все знали, как я дорожу этой зажигалкой. Она была родом из Дании, из тех времен, когда курение было распространено гораздо больше, — первый подарок в моей жизни, полученный не от близких родственников, а от чужих людей. Такой — даже похожей — нигде уже не купишь, я лично проверяла в разных европейских странах. Уж лучше б у меня пропал телевизор. Или, к примеру, унитаз. — Не может же быть, чтобы ее кто-то украл? — с сомнением спросила Гражинка, когда мы проверили все места по размеру чуть больше пачки сигарет. — Или спрятал из вредности? — Если ее кто-то спрятал из вредности, придется разобрать дом по кирпичику, — зловеще предрек Витек. — Лучше бы не сейчас, а то я только начал работу на новом участке, — расстроился пан Рышард. — А если украл, то кто? — поинтересовалась я на всякий случай. — Сейчас, — энергично сказала Малгося, потянувшись к полке под столом. — У меня тут список дежурств, посмотрим. Когда ее уже не было? — Тадзичка говорит, что в четверг… — В четверг, в четверг… А в среду? — В среду была, — решительно заявила Гражинка. — Я здесь сидела и от нее прикуривала. И не смотрите на меня так, я знаю, что краду зажигалки, но маленькие. А настольная у меня бы в сумку не влезла. Я понимающе кивнула, потому что сама краду авторучки. Гражинка, украв чужую зажигалку, обычно ее возвращает — я авторучки не возвращаю. Только если напомнят. — В какое время? — сурово спросила Малгося. — Я здесь была с девяти до двух. В два пришел пан Рышард… — Он не курит. Мог и не заметить. Пан Рышард, кто тут был при вас? Пан Рышард уже листал ежедневник. — Двое моих людей, пришли где-то через полчаса после меня, но мы занимались водой на улице. Краны и шланги для полива. Сюда даже не заходили, только в гараж, в котельную и на кухню. Зажигалок не крали. Вообще ничего не крали, а потом был слесарь, по поводу отопления, он только в котельную заходил. А потом вы приехали. — Он указал подбородком на Витека. — Точно, — подтвердил Витек. — Посмотрел спокойно матч, никто меня не дергал. Вечером поболтал у калитки с охранником. — В четверг был столяр? — Был. Полки привез, мы их занесли наверх, он там что-то подгонял. Он наверху был, а я внизу, когда приехал Тадзичка и сменил меня на дежурстве. — И они вместе со столяром устанавливали там телевизор, — дополнила Малгося, глядя в свои записи. — Когда я приехала, уже никого не было, дом заперт и поставлен на сигнализацию, потом, почти сразу, явились монтеры с телефонной станции и заткнули эти дыры снаружи, а под вечер пан Рышард привез наконечник для шланга… Впрочем, это уже не важно, если Тадзичка говорит, что в четверг зажигалки не было… Я с превеликим удовольствием слушала, каких развлечений мне удалось избежать. — Нас интересует только вторая половина среды и четверг до приезда Тадзички, — подтвердила я. — То есть пан Рышард со своими людьми, Витек с охранником и, возможно, столяр. Малгося резко обернулась к Гражинке: — Кто здесь был, когда ты дежурила? Гражинка немножко испугалась. — Никого не было, разве что попозже пришел пан Мирек… Я взвилась: — Садовник!!! — Ну да, садовник… — Говорила ж я тебе, что она говорила, чтоб ты его выставила! — возмущенно завопила Малгося. — Но, чтобы я могла его выставить, он ведь сначала должен был прийти, нет разве? — заметила Гражинка рассудительно, но слегка смущенно. — Ну, и потом я его выставила. Сразу вам скажу: мне было ужасно неприятно — почему-то всегда мне достается самое худшее… — Не знаю кому, — разозлилась я. — И пускай радуется, что меня тут не было, я б ему устроила кое-что похлеще! Мошенник поганый, гадина, вкрался в доверие и весь свой неликвид мне впарил! И что теперь прикажете делать, сровнять сад с землей и начинать заново?! — Может, еще примется… — неуверенно начал Витек. — Что примется? То, чего я не хочу?! Что он с живой изгородью сотворил, она со всех сторон разная, на кой черт мне четыре елки, я лес сажаю или что?! Два красных клена рядом, это вам городской парк — или маленький садик?! Что за орех он мне посадил, что за падуб, какую липу?! Я платила за большое дерево, а не за прутики, он что, думает, я двести лет проживу?! Луковички тюльпанов по двадцать злотых?! Они что, платиновые?! Горный колокольчик вместо наперстянки?! И куда он это всё понатыкал? В строительный грунт первой категории!.. — Второй, — вежливо поправил меня пан Рышард. — Первая — монолитный камень. — Окаменелая глина!!! Он должен был это убрать!!! Я платила ему без единого слова, и вообще я ничего этого не хочу!!! — Не надо было платить, — холодно укорила меня Малгося. — Жасмина — заросли, а где сирень?! Сирени — кот наплакал!!! — Не расстраивайтесь, елки уже почти засохли, а у сирени были сухие корни, — утешил меня пан Рышард. — И так, и так заново сажать. — Дурацкой малины, дурацкой ежевики, дурацкой смородины посадить не сумел! От этой березы мне просто худо, я не такую хотела!!! Вишню мне впарил, терпеть не могу вишни! А счет выставил, как за сады Семирамиды!.. Малгося уже не могла больше выносить мои вопли. — Поэтому ты не заплатила ему остаток и правильно сделала. Меня удивляет только одно: как он в такой ситуации вообще рискнул прийти. Зачем он приходил? — За деньгами! — рявкнула я. — Надеялся, что мой идиотизм неизлечим. — Или не знал, что ты проверила цены?.. — Он предлагал саженцы хвойных и красного дуба, — печально вмешалась Гражинка. — Он не знал, что тебя нет, а про деньги не сказал ни слова. Мы с Малгосей посмотрели на нее и переглянулись. — Попалась, — произнесла Малгося с возмущением, но и долей сочувствия. — По лицу вижу. Охмурил ее, как павлин в период брачных игр. — О боже!.. — простонал Витек. По мне, так садовник Мирек в павлины для брачных игр никак не годился, а потому я остыла. Он, безусловно, был наглым мошенником, но не кретином, мою наивную доверчивость учуял в мгновение ока, причем безошибочно. Однако, приняв во внимание, что я не питаюсь супчиком для безработных и не сплю под мостом, он должен был бы предположить, что тупоумие клиентки не безгранично — но тогда на что он рассчитывал? Просто рискнул? — Что ты ему сказала? — надавила я на Гражинку. — Сказала «нет». Сказала, спасибо большое, но ты больше ничего сажать не будешь. Не собираешься. И я это знаю. — И после таких простых слов он сразу ушел? — удивилась Малгося. — Да нет. В том-то и дело. Потому мне и было неприятно. Он упорствовал, настаивал, рисовал такие картины… флористические… Обещал, что завтра это все сюда привезет, и если я буду… Я прекрасно знаю, что вы меня считаете сентиментальной идиоткой, может, я и правда такая, но в ограниченных пределах. Он обольщал и очаровывал, а я таких, как он, хорошо знаю — раз Иоанна велела его гнать в шею, значит, у нее были основания, я в подробности не вдавалась, но держалась твердо и порекомендовала ему эту затею оставить… Хрупкая, нежная, эмоциональная, впечатлительная Гражинка в роли бизнесвумен становилась тверда как камень, и все об этом прекрасно знали. Но тут, видно, что-то в ней не сработало. — …и тогда он стал какой-то другой — злобный, что ли. Хотя это скрывал — с виду все время был такой же обольстительный. Таскался за мной по саду, сквозь эти флористические видения, мы кофе выпили… — В саду? — ехидно поинтересовался Витек. — Нет, дома. В гостиной. И все никак не мог уйти, выходил, снова возвращался, в саду что-то показывал, мол, тут было бы красиво, а там надо бы так-то и так-то, ну, знаете, этакое «бла-бла-бла». И наконец ушел. — А ты тогда что сделала? — быстро спросила Малгося. — Убрала со стола? — Нет, я уже до того убрала. — И что же ты сделала? — Проверила, захлопнул ли он калитку. А потом заперла дверь. Я разнервничалась, сварила себе еще кофе и разложила на столе корректуру, чтобы успокоиться, вот здесь, на обеденном столе. Но даже начать не успела, потому что сразу пришел пан Рышард. — Итак, ты не знаешь, стояла ли там еще зажигалка? Гражинка устремила на нас взгляд раненой косули. — Не знаю. Я не смотрела. Прикурила от чего-то, что под руку попалось. И почти тут же ушла. * * * Обсудив подробно всех прочих особ, рабочих пана Рышарда, столяра, Тадзичку и Витека, мы сошлись на кандидатуре садовника. Он озлился, что больше ничего из меня не выудит, и скомпенсировал себе разочарование. Я твердо решила вернуть потерю. — У тебя два варианта, — безжалостно заявил Витек. — Поехать к нему и дать по морде или сообщить в полицию. — Ну-ну, в полицию! — презрительно фыркнула Малгося. — Да они палец о палец не ударят, учитывая ничтожность ущерба. Сколько она стоила, эта зажигалка? — А я что, знаю? Сто злотых? Двести? Может, и больше — это ведь «Ронсон». — Даже если б она стоила двести тысяч, всё равно ты ничего не получишь. Он от всего отбрешется, а ордер на ревизию им ни один прокурор не выдаст. — На обыск, — поправила я, кивая, поскольку придерживалась точно такого же мнения. — Это называется «обыск». По морде?.. Тоже отвертится. Разве что пригрозить ему красоту испортить. — О, это мысль! — одобрила Малгося. Гражинка тяжело вздохнула и устремила взгляд на пустой бокал. Я тут же велела Витеку открыть очередную бутылку; указание выполнил пан Рышард, потому что был ближе к столу. Звякнул колокольчик у калитки, появился Тадзичка, который, обеспокоенный расспросами о зажигалке, решил заглянуть ко мне по пути с работы домой. Едва войдя, он тут же попробовал камамбер и уронил кусочек расплавившегося сыра себе на брюки, от чего малость разнервничался. — Да пошли они в задницу, эти ваши законные способы, — заявил он с горечью. — Какой там по морде — связать колючей проволокой и подвесить над муравейником, вот это, может, что и даст. Не было еще случая, чтобы преступник возвращал ограбленному его имущество. Вы тут все что, дети? — И что ты предлагаешь? — живо поинтересовался Витек. — Так я ж говорю! Есть тут где-нибудь колючая проволока? — Найдется немного, — с готовностью заверил его пан Рышард. — И даже муравейников хватает. — Для начала надо удостовериться, точно ли это он, — вмешалась Гражинка с легким протестом в голосе. — Потому что, если не он, нам эти муравейники ничего не дадут. Мы должны как-то… хитростью… У меня уже сложилось собственное мнение, которое, возможно, билось где-то под темечком с самого начала. — Хитростью, да! Чтобы не догадался, а то спрячет ее или бросит в Вислу. Продать он, наверное, не продал, двести злотых — слишком слабая компенсация по сравнению с двадцатью тысячами. Надо проверить, как-нибудь к нему проникнуть и забрать зажигалку. Украсть или даже взять открыто, схватить — и ходу. И пускай тогда он, а не я, обращается в полицию! Все радостно одобрили идею, потому что ни один полностью законный способ не давал никаких шансов вернуть украденное добро. Воров и грабителей иногда даже ловят, судят, сажают за решетку, а у потерпевшего — что пропало, то пропало, и никто ему этого возвращать не пробовал. Напротив, он еще и кормить бандита должен. Может, такой вот ограбленной жертве надо хоть немного снизить налоги?.. Среди всех участников обсуждения воцарилось полное согласие, единственным препятствием было отсутствие надлежащего опыта. Каким, к лешему, способом проникнуть в его жилище? Хранит он эту чертову зажигалку дома или нет? Держит ее сверху или где-то припрятал? Потому что, возможно, забрав ее из мести и по злобе, попросту выбросил в первую же помойку?.. — Мусор! — подскочила Малгося. — У тебя в среду по утрам вывозят, а днем она еще была! Завтра вывезут!.. Волшебное видение мусорных мешков, на дне которых могла покоиться зажигалка, всех подняло на ноги. Не знаю, что могли подумать соседи при виде шести человек, с безумием во взорах роющихся в помойке и с тысячами предосторожностей пересыпающих содержимое одних мешков в другие. Как-то так сложилось, что заполненные мешки были голубые, а теперь мы схватили черные, поэтому, возможно, зрители спишут всё на счет колористических предпочтений проживающей по соседству особы. Каждый имеет право на собственный пунктик… В мусоре зажигалки не было. — Да без толку всё, ее этот сеятель спер, — вынес приговор Витек. — Он мне с самого начала не нравился. — По правде сказать, мне тоже, — поддержал его пан Рышард. — Я не хотел ничего говорить, потому что, может, чего не понимаю, но мне все время казалось, что Иоанна получает совсем не то, что хотела… — А надо было сказать! — злобно рявкнула я. — Если мы остановимся на взломе, — сказал Тадзичка, заходя в прихожую, — я поспрошаю приятелей-механиков, они мастера на все руки: замки, ключи — они в таких делах собаку съели, словом, справятся. Не знаю только, как там у него разобраться, где что. Гражинка решительным шагом вошла в гостиную, выпила вина (по ошибке из Малгосиного бокала) и храбро заявила, что чувствует себя виноватой. Ведь это при ней Мирек-садовник слямзил мое имущество, а значит, на ней возлежит обязанность совершить все возможное, чтобы оный сувенир был возвращен. И она это сделает! — То есть пойдешь к нему, дашь в морду, обмотаешь колючей проволокой? — уточнила Малгося. — Вообще-то это было мое вино, но не беда, я вполне могу выпить твое. А кстати, не хочешь ли позаимствовать у моей тетки муравьев? Наловить тебе в стеклянную баночку? Выведенная из равновесия Гражинка окинула взором все рюмки, начала было извиняться, но раздумала, махнула рукой, выпила еще немного вина и обнародовала свои дальнейшие замыслы. Да, а как же, конечно, она туда пойдет, только без проволоки и муравьев, но что-нибудь подходящее с собой прихватит и соврет, мол, у нее какая-то его вещь, в прошлый раз оставил, вот она ему эту вещь и принесла. А еще она готова притвориться, что в него влюбилась, вполне убедительный предлог, по крайней мере в этом будет хоть какая-то доля истины. Да, действительно, предлог убедительный и послужит ей утешением и опорой, потому как врать она чертовски не любит, и малейшее вранье против нее же всегда и оборачивается. Но сейчас она соберется с духом и… — Прекрасно, особенно, если учесть, что влюбленность ты сможешь изобразить вполне натурально, — безжалостно заметила Малгося. — И уж точно никому не повредит, если он поверит. К счастью, у тебя нет сада, который можно обустроить засохшими елочками. — А что, если у него есть жена? — предостерегающе заметил Витек. — Кому-нибудь хоть что-то об этом известно? Увы, о гражданском состоянии афериста-садовника никто из нас понятия не имел. Но я не сомневалась: жена у него есть — такие, как он, все женатые, третируют своих жен по-черному, а в конце концов разводятся и женятся по новой под натиском охмуренных баб, каждая из которых желает заполучить этого ботанического адониса. Впрочем, жена не помеха, может, он как раз сейчас и разводится. — Про жену ничего не знаю, но это все ерунда, самое большее, эта баба поверит Гражинке и закатит ему грандиозный скандал. Да, кстати, у меня есть адрес, он оставил мне визитку с телефонами, рабочим и домашним, подождите, сейчас найду… К собственному изумлению, я нашла-таки визитку в записной книжке под соответствующей буквой «С» — «садовник». Там был даже адрес. Тем временем остальные согласовали между собой, какой именно предмет Гражинка должна счесть его собственностью и пожелать непременно ему возвратить. — У вас что, крыша поехала? — возмутилась я, вернувшись из кабинета. — Мало он из меня вытянул, так еще пожертвовать ему такие чудесные солнечные очки? Я их для себя покупала! — Не огорчайся, он скажет, что очки не его и не возьмет, — успокоила меня Малгося. — Ну уж конечно, не возьмет! Такой ни от чего не откажется! — А она пусть не дает ему в руки, только издали покажет, — посоветовал Витек. — Пусть сделает вид, что ищет очки в сумке, а сама тем временем осмотрится… Гражинка выглядела как человек, переоценивший собственные силы. Ее вполне могла бы взбодрить презентация садоводческих достижений красавчика-афериста, но уже стемнело и мало что было видно, а потому оказалось вполне достаточно продемонстрировать счета — они ее просто потрясли. Гражинка вновь была готова действовать. — Иду! Прямо завтра! А может, сегодня?.. — Сегодня было бы даже вполне оправданно, — заметил Тадзичка. — Гражинка думала, что очки — пани Иоанны, и ждала ее приезда, а она приехала и сказала, что нет, не ее. Ну и Гражинка догадалась, что это его, и вот сразу ему отдает… — Блестящая идея, — одобрила Малгося. — Я поеду с пани Гражиной, — решительно заявил пан Рышард, не вызвав ни у кого возражений. — Отвезу ее, а сам подожду у дома с включенным двигателем — неизвестно ведь, как оно все обернется. Вдруг придется спешно удирать с этой зажигалкой? В дальнейшем все признали, что пан Рышард как в воду глядел… * * * Садовник устроился со вкусом, в таун-хаусе — длинной череде домиков на одну семью, каждый с крохотным садиком спереди и сзади. Тесно там было до чертиков, и пан Рышард припарковался у входа с немалым трудом. Дико волнуясь, но не теряя решимости, Гражинка позвонила в калитку, толкнула ее и вошла. Выглядела она в этот момент, по мнению пана Рышарда, словно ангел небесный, насильно приставленный к психопату-извращенцу. Она сделала еще несколько шагов, поднялась по ступенькам, позвонила в дверь, над которой горел фонарь, минуту спустя позвонила снова, наконец открыла дверь и исчезла в глубине дома. Пан Рышард сидел с включенным двигателем и внимательно наблюдал. Появилась какая-то баба с набитой пластиковой сумкой, приблизилась, присмотрелась к калитке, подозрительно оглянулась на стоящую у края тротуара машину и тоже вошла в дом садовника. Дверь она за собой закрыла, но тем не менее пронзительный крик достиг слуха пана Рышарда. Звучал этот крик совершенно жутко, слегка приглушенно, но отчетливо, вопил один человек, между тем как известно было, что внутри находятся по меньшей мере двое, а может, и трое. Пан Рышард, не склонный к истерическим выходкам, молниеносно вырубил мотор, поставил переключатель скоростей на первую передачу, выбрался из машины и поспешил в направлении источника звука. Разумеется, по пути он пытался сообразить, что же произошло, но в уме промелькнуло столько предположений, что он не остановился ни на одном. В доме он увидел сцену, от которой кровь застыла в жилах. Городская скотобойня может отдыхать. Вся довольно большая комната была живописно разукрашена, скорлупки фарфора и куски стекла, а средь них — распростертый на полу садовник, пан Мирек, тоже весьма живописный, едва заметный в таком оформлении. У самой двери — Гражинка, в позиции, к счастью, вертикальной, застывшая, как мраморное изваяние, в своем красном жакетике идеально гармонирующая с обстановкой, с глазами, как блюдца, и ладонью, прижатой к горлу, с ужасом взирает на поле битвы. И баба, представляющая собой единственную подвижную деталь, — видимо, она, оценив происходящее, секунду назад сорвалась с места и теперь пыталась стукнуть Гражинку электрическим чайником. Что Гражинку, это точно, потому как нечленораздельный вопль начал обретать смысл. Орущая баба давала понять, что Гражинка, личность исключительно низкого морального уровня, убила Миречка, жемчужину человечества, и теперь своё получит. Она не скроется, ею займется полиция, да будь она проклята и да сгниет она в каталажке. Порядок слов указывал, что проклята будет и в каталажке сгниет полиция, но это уже детали. Электрический чайник оказал сопротивление, ибо был опутан нетипично длинным проводом, благодаря чему начало мести сильно задержалось. Пан Рышард сумел отвлечь взор от злодейской абстракции, посмотрел под ноги, узрел дополнительные следы разрушений, нанесенных содержимым туго набитой пластиковой сумки: расколотая стеклянная банка с требухой… при виде требухи его слегка передернуло… рядом валяются жареные куриные ножки, лопнувшая салатница с чем-то белым и разные другие продукты, упаковки которых еще держались. Пан Рышард огляделся, и взор его упал на отлично известную ему настольную зажигалку. Стоит себе на полке у стены, каким-то чудом не затронутая катаклизмом. Если бы не эта чертова зажигалка, пан Рышард повел бы себя рассудительно. Позвонил бы в «скорую» и полицию, вместе с Гражинкой подождал бы, пока приедут официальные лица, дал бы показания… Вывел бы из ступора Гражинку, которой тоже придется давать показания… Ни единый обладающий — и даже не обладающий — здравым умом человек не смог бы поверить, что весь этот бедлам, с паном Миреком как частью сценического оформления, она умудрилась сотворить за одну минуту… Однако зажигалка решила дело. Чайник окончательно вывел бабу из терпения. Он стоял на шкафчике в обществе иных необходимых в быту предметов, как то: соль, перец, сахар, имбирь, кофеварка… Баба, повернувшись к этому набору и продолжая выкрикивать инвективы и угрозы, стала поспешно сдирать провод с чайника; взгляд ее упал на кофеварку, она схватила ее вместе с подставкой, хорошенечко размахнулась и выплеснула на себя добрых две чашки кофе вместе с гущей. Это ее на мгновение остановило. Мгновение может быть коротким или длинным. Данное мгновение относилось ко второй категории, и пан Рышард этим воспользовался. Сделав два осторожных, плавных шага, он приблизился к полке, взял зажигалку, вернулся на прежнее место и крепко схватил Гражинку за вторую руку — первую она по-прежнему прижимала к горлу. — Уходим, — сказал он спокойно, но весьма настойчиво. Гражинка, как автомат, покорно последовала за ним. Едва они успели выйти на улицу, изнутри о дверь ударилось что-то тяжелое — это указывало, что обидчица выбралась из кофейного разлива. Пан Рышард ускорил шаг. Гражинка отвела ладонь от гортани и глубоко вздохнула, только когда села в машину. — О боже, — невнятно пробормотала она, слегка задыхаясь. — Что это… Что это было?.. Что… что… что там могло… случиться?.. — Ничего, ничего, — успокаивающе произнес пан Рышард. — У меня тут вода, в бардачке. Вы попейте. Сейчас мы всё обсудим. Самое главное — зажигалка у нас, вы это здорово придумали. * * * — И что же, о господи, вы натворили?! — воскликнула я в ужасе, выслушав отчет об операции. — Из всего этого следует, что вернуть свои вещи вовсе не так уж легко и просто, — одновременно со мной высказался Витек. — Если б не баба… Кто это был? — Не жена, — прожурчала Гражинка, уже немного пришедшая в себя после коньяка, кофе, воды и вина. — Такой жены у него быть не может. Мегера старая. — Ты успела заметить? — удивилась Малгося. — Так это ж в глаза бросалось… Пан Рышард подтвердил ее точку зрения. Он отнюдь не утратил здравый рассудок и все как следует рассмотрел: по его предположению, это могла быть сестра садовника. Явно старшая, поразительно на него похожа, но смахивает на карикатуру. Что у пана Мирека красиво, то у нее преувеличено, что у него мужественно — у нее тоже, а женщина с мужскими чертами лица особых восторгов не вызывает. Кроме того, она ему принесла поесть, пан Рышард собственными глазами видел, типичная ситуация, старшая сестренка заботится о младшем братишке, совершенно очевидно неженатом. — И она подумала, что Гражинка его кокнула? — переспросила Малгося. — Все на это указывает, — подтвердил пан Рышард. — И у нее были на то основания. Потому что я, пожалуй, вполне могла сойти за клиента, у которого полетел к чертовой матери весь сад. Да, клиента — вроде тебя. И что теперь будет? Я задумалась. Обретенная зажигалка стояла передо мной на столе. Я тщательно ее протерла, чтобы убрать отпечатки пальцев садовника, и оставила свои. — Итак, — распорядилась я. — По очереди. Пан Рышард, она вашу машину разглядела? Номер, цвет, марку? — Она смотрела сбоку, а значит, о номере речи нет. Цвет тоже не определишь, там темновато было, сами знаете, как-то раз машина и вам показалась серебряной, а вообще таких «тойот» пруд пруди. — Прекрасно… — Словесные портреты, — осмотрительно заметил Тадзичка. — Они составят фотороботы. Я критически оглядела двух злоумышленников. — Гражинка, перекрасишься в светло-рыжий и сделаешь короткую стрижку, тебе что-то в этом роде всегда было к лицу. Немедленно, завтра же утром. Или я тебе одолжу парик. Пана Рышарда вообще невозможно описать, у него всё, как у всех. Что она скажет о его лице? Брови обыкновенные, глаза обыкновенные, нос обыкновенный, волосы неопределенного цвета, вы не кривой, не хромой, точно такими же словами можно описать Витека, вы с ним даже почти одного роста… — Витек толще, — пробормотала Малгося. — Да что там, пара кило… Гражинка, этот красный жакетик спишешь в расход, оставишь его у меня, может, кошкам понравится. Я тебе куплю другой, тем более, к рыжим волосам красное не идет. Паршиво, но коли уж вы сразу не вызвали полицию, теперь ничего не попишешь, придется скрываться. Может, так даже и лучше, мы бы им только хлопот прибавили. — А зажигалка? — предостерегающе напомнила Малгося. — Если Гражинка в такой ситуации заметила, что эта гипотетическая сестра — мегера, значит, она и есть мегера. И — голову дам на отсечение — что-что, а уж, как вы стащили зажигалку, она отследила! Такие всё видят! Я посмотрела на свою бестактную племянницу с ледяным укором. — Кто стащил? Какую зажигалку? Первый раз слышу. Эта — моя, здесь, стоит на столе… ну ладно, на разных моих столах… уже больше тридцати лет. Все видели! Никто ее не крал! — А можешь доказать, что она твоя? Я победоносно перевернула зажигалку задом наперед и продемонстрировала всем. Сама посмотрела тоже. И застыла. На моей зажигалке снизу проходила серебряная полоска, на которой была выгравирована надпись: «Meilleurs souvenirs pour Joanna des amis danois Kirsten et Helge 1969 a.». То есть: «C наилучшими пожеланиями Иоанне от друзей из Дании Кирстен и Хельге 1969 г.». На этой зажигалке не было ничего. Даже серебряной полоски. Вот тут-то и началась свистопляска… Ну а о дальнейшем как-нибудь в другой раз. Перевод Е. Барзовой и Г. Мурадян Витольд Бересь Аська Темная «тойота авенсис» остановилась в заснеженном переулке подваршавского Констанчина. Быстро опускались декабрьские сумерки. Сивый аж зажмурился, застонал и крепче уперся ногами в пол машины. Когда он снова посмотрел вниз, волна возбуждения с новой силой ударила ему в голову. Между рулем и нижней частью его живота мерно двигалась блондинистая головка с коротенькой стрижкой. Боооже, эти нынешние соплячки… Шестнадцать лет, папочка при бабле, хата напичкана электроникой, сплошные пятерки в школе, а она минетом промышляет. А еще говорила, что не будет целоваться с языком, подумал он. По правде сказать, у Сивого не было особого опыта общения с сексапильными девушками. Ему был двадцать один год. Окончив с грехом пополам школу, он с учебой завязал и формально числился безработным. Его отец умер три года назад, а мать давно сбежала со странствующим репортером бульварной прессы, так что воспитание мальчика взял на себя дядя Марьян — дальний родственник отца, всю жизнь занимавшийся темными делами и известный в городе под кличкой Старик. Было ясно, что такой не даст молодому родственничку умереть с голоду. И действительно, очень быстро дядя приспособил Сивого вкалывать в семейном бизнесе. Он любил повторять: «На хер тебе пять лет учиться, в моем университете — все просто, как эти два пальца». Тут он совал племяннику под нос средний и указательный пальцы и, поочередно показывая на них, объяснял: «средний — это приход, указательный — расходы. Главное — не перепутать». Да, Старик был строгим дядей. Только однажды, когда Сивый украл для него спортивный «мерседес» класса С, кроме бабок он премировал его одной из самых клевых шлюх, которые работали на него в местных мотелях. «В награду моему лучшему угонщику», — пробурчал тогда он, довольный. Та проститутка дала Сивому так, как он даже и представить себе не мог, завлекая за бутылку вина в кусты случайных девах с дискотек. В общем, было круто, хотя Сивый отлично помнил кольнувшее его чувство зависти, когда Стефан — никакая не родня, просто соперник, с которым он соревновался еще со времен дворовых игр и который попал в банду вместе с ним, — в награду кроме клевой шлюхи получил еще фирменные наручные часы. (Но ведь ни у кого не было сомнений, что Старик — на редкость неприятный шеф…) Вдобавок на сей раз Сивый чувствовал, что в случае с Аськой это что-то большее, чем то, о чем он имел обыкновение трепаться с друзьями за кружкой пива… И вот почему: Аська, со своей коротенькой блондинистой стрижкой, была совершенно другой, особенной: девушка, как из «Спасателей Малибу» — любимого сериала Сивого, — не старше тех, с дискотек, а вместе с тем умная и за словом в карман не лезет… Ну и к тому же этот минет… Будь я отцом такой, я бы для профилактики каждый день по утрам драл ей задницу, чтоб не… Он не додумал, так как блондинистая головка задвигалась еще проворнее и у Седого хватило сил только подумать, что сейчас он спустит ей в рот. Но когда девушка уже почти завершила свое дело, а он аж застонал: «Я люблю тебя, бля, люблю…» — она остановилась за долю секунды до того, как он кончил. — Хорош гнать, от этих слов сразу жить перестает хотеться, — пробурчала она. Аська, хоть ей и было всего шестнадцать, тоже, к своему удивлению, полюбила Сивого, но что ей определенно не нравилось, так это слишком бурные эмоции. У Сивого еще рябило в глазах, когда до него дошло, что он не кончил. — Что снова, бля?! Почему опять нет? Мы уже две недели вместе, а ты мне только обещаешь и обещаешь. И ничего больше… — Потому что меня бесит, когда парень говорит «я тебя люблю». Неужели вы себе думаете, что скажете разок это волшебное слово, и девушка сразу расцветет от счастья? Что это? Какие-то вонючие «Унесенные ветром» и Вивьен Ли, лишающаяся чувств в объятьях Кларка Гейбла? Вы бы для разнообразия иногда поговорили с нами или сделали что-нибудь, а то только «минет» да «минет», — фыркнула она презрительно. Сивый зашипел от ярости, но стоило ему посмотреть девушке в ее голубые, словно нарисованные акварелью, глаза, как он сразу притих. Он и сам этого не понимал, но Аська была первой девчонкой, которой у него недоставало смелости съездить по роже и которая имела над ним полную власть. Не только потому, что была другая. Она была просто супер. Отлично говорила по-французски, к тому же знала английский и пыталась обучить Сивого, объясняя, что даже угонщик машин нынче должен знать больше, чем просто «enter» «password» и «delete». Ну и смотрела по телеку эти странные фильмы в программе «Я люблю кино». Это их и сблизило: что-что, а кино Сивый обожал. В особенности ему нравились те старые фильмы, где играл малый с лошадиной мордой. А уж больше всего его трогало, хоть он этого и стыдился, когда в фильме «Касабланка» в который уже раз слышал: «Почему из всех кабаков во всех городах мира ты выбрала именно мой?» Честно говоря, в такие моменты Сивый думал о себе: он чувствовал, что втрескался в эту девчонку. «I really like you baby» — повторял он каждый день по утрам реплику Де Ниро, и сейчас ему тоже хотелось это сказать, но он только процедил, как истинный мачо с брегов Вислы: — А когда я хочу поболтать, ты говоришь, что я зануда. — Потому что ты талдычишь только о бабле. Лучше сделай для меня сегодня то, о чем я тебя прошу. — Что? Я мало сделал? Мало, что принес пушку Старика, — он распахнул куртку, показав на долю секунды кобуру, — чтоб ты могла полюбоваться на ствол, хотя Старик наверняка яйца бы мне оторвал, если бы пропалил. Ну и специально для тебя свистнул эту тачку. — О, Боже, ну прямо парень из «Любовь как любовь»! — съехидничала она. — Ствол стволом, а тачку скоро придется бросить, потому что ни тебе, ни мне с ней делать нечего. Говорю тебе, раздобудь что-нибудь только для меня одной. — Что? — Ну не знаю, что-нибудь из электроники. Прикинь, у моего старика в кабинете стоит супер-телек с плазменным экраном, а мне в комнату отдали обычный аналоговый «Филипс». Подгони мне какой-нибудь крутой. И DVD! Обязательно DVD! — Мне что, ехать в город и взламывать магазин бытовой техники? В последнюю субботу перед Рождеством? Охуела? — Ты, бля, не смей так вульгарно со мной разговаривать, я тебе не какая-нибудь шлюха! Просто я прошу тебя, и прошу уже с утра, ковырнуть эту виллу, о которой я тебе рассказывала! Я же говорила — немного страха, зато потом я тебе уже ни в чем не откажу. — А я все время говорю: надо об этом перетереть с твоим папашей. Я смогу его убедить! — Но я не смогу. А, кстати, ты уверен, что убедишь еще и своего дядю? Сивый ничего не сказал, только, взбешенный, не спеша повел «тойоту» вдоль ряда вилл. Но девушка в долю секунды сменила тон: — Малыш, ну, милый, мы же хотим быть вместе, а ты отлично знаешь, что мой предок на это не согласится. Она слегка коснулась губами его уха. — Ну ладно, Аська, хорошо, — уже мягко пробормотал парень, — рискну. Надеюсь, нас не запалят. Какая это хата? — Вот, посмотри, там, у леса… Окна темные, похоже, дома никого нет, — сказала она. — Но у гаража свежие следы колес, еще даже снегом не засыпало. А если хозяева скоро вернутся? — Слушай, забей, мне тоже страшновато, но этот номер, правда, может быть улетным. Давай рискнем, сделаем себе рождественский подарок, будет что вспоминать на старости лет. По крайней мере до тех пор, пока мы друг другу не надоедим. — Она скорчила ироничную гримасу и вдруг прибавила на удивление серьезно: — Я хочу быть с тобой, этот номер должен пройти… И если ты хочешь того же, должен мне доверять независимо от того, что думал или будешь думать. И еще одно: если получится, то уже никогда этот твой вечный враг, Стефан, к тебе не подъедет… — Ладно, — парень уже полностью сконцентрировался, — оставим тачку рядом в переулке и перепрыгнем через забор. Я захожу внутрь, а ты стоишь на стрёме снаружи, идет? — Точно — все так, как мы и обговаривали. — Девушка выглядела крайне взволнованной. Не прошло и минуты, как оба перелезли через ограду и подобрались к неприметной вилле сзади, со стороны заснеженной веранды, выходящей в лес. Сивый приложил ладонь к глазам, чтобы посмотреть, что внутри, и прямо задохнулся от восхищения. — Ты права — это мечта… — А сигнализация? — Малышка, может, я и не читал всех этих твоих книжек, но если угоняешь «мерсы» с иммобилайзерами, то сигнализация на дверях — это просто смешно. — С этими словами он вытащил из кармана многофункциональный перочинный нож, выдвинул три отвертки, поддел оконную раму, и уже через мгновение тихо скрипнула, открываясь, балконная дверь. — Останься тут, но, смотри, осторожно… Гляди в оба, — шепнул парень. — Минутку, минутку, сперва отдай мне пушку, — напомнила девчонка, приоткрывая небольшую сумочку, висевшую у нее на плече. — Знаешь, береженого Бог бережет, мы уже об этом говорили. Так будет безопаснее. — И прибавила ласково: — Вот увидишь, у нас получится. Я люблю тебя, Сивый, — и улыбнулась. Он неуверенно смотрел на нее какое-то время, а она молча достала из кармана платочек, мягко просунула руку под левый локоть парня и осторожно, через этот платочек, вытащила пистолет из кобуры и аккуратно положила в сумочку. Сивый снова посмотрел на нее недоверчиво, а затем выпалил скороговоркой: — Только не смейся надо мной: я тоже тебя люблю, — и зашел внутрь. Первое, что он увидел в гостиной, куда проник через веранду, — большой накрытый стол, горящий камин и батарею бутылок на внушительных размеров баре на колесиках рядом с переливающейся разноцветными огоньками рождественской елкой. Сивый надкусил крекер и с шиком налил себе бокал виски. Просторная гостиная производила впечатление. Сплошь стеклянные стены, сейчас заслоненные алюминиевыми жалюзи, потолок под самой крышей виллы. На уровне второго этажа вдоль стен шла небольшая галерея, с которой попадали в комнаты. На эту галерею вела винтовая лестница. Сивый одобрительно покивал головой. — У кого-то башка варит. В углу и в самом деле стояла целая стенка электроники, но парень только скользнул по ней взглядом и быстро направился к лестнице. Уже поднимаясь, он прошептал в мобильник: — Как ты и сказала: прусь прямо в спальню. Старик мне тоже говорил, что мать любила хранить бабки в бельевом шкафу. — О’кей… Спокойно, хорошенько осмотрись, наверняка там где-нибудь лежит фонарик. — Откуда ты знаешь? — Я живу в таком же доме, милый… — сексапильно промурлыкала девушка. — Точно, я и забыл, — пробурчал себе под нос Сивый, когда в коридоре, прямо у входа на лестницу, нашел большой фонарь. Проверил: работает. Тихо, но уверенно поднялся на второй этаж. Первая комната — ничего. За несколько секунд он вывалил на пол все содержимое прикроватных тумбочек. Вторая комната. Снова он торопливо выкинул на пол все из бельевого шкафа, пнул стопку простыней, и тут вдруг услышал шум мотора у дома и стук быстро открывшейся входной двери. Он мгновенно выключил фонарик, подбежал к окну и выглянул из-за занавески. Во дворе стояли две машины. Из первой, «ауди», вышли четверо мужчин. За «ауди» припарковывался скромный пикап с крупной надписью на боковой стенке: «СВЕЖИЕ ЦВЕТЫ — доставка немедленно. Тел. 22-1267-987». Сивый быстро нажал на клавиши мобильного телефона. — Твою мать! — прошептал он. — Осторожно! Они входят в дом! — Я как раз собиралась звонить. Не заметила вовремя, так как была с другой стороны дома, — услышал он ее шепот. — Спокойно. Я спрячусь здесь рядом, в сарае для инструментов, и буду тебя ждать, а ты поищи себе какое-нибудь место, где можно укрыться. Чердак? — Ладно, надеюсь, все будет о’кей. Я справлюсь. Он отключил телефон и быстро осмотрелся. Действительно, в коридоре на втором этаже была приставная лестница, которая вела к люку в потолке. — Чердак! — шепнул он и молниеносно взобрался по ступенькам. Поддел плечом крышку люка, протиснулся в темное низкое помещение, на мгновение задумался и втянул за собой лестницу. Когда он аккуратно опускал крышку люка, в гостиную как раз входили четверо мужчин. Сивый присел на корточки у боковой стенки чердака — оттуда через довольно большие щели ему было видно как на ладони все, что происходит внизу. Но когда он разглядел первого мужчину, то чуть было не закричал от удивления, в последний момент зажав рот рукой. «Ни хера себе, — подумал он, — Стефан обделывает левые делишки без ведома Старика! Хорош, сукин сын! Но с кем?» Следом за Стефаном, рослым амбалом в бейсболке, надетой задом наперед, типичном спортивном костюме и столь же типичном китайском пуховике, в гостиную вошел элегантный, чуть тронутый сединой мужчина в хорошо скроенном костюме. — Располагайтесь, пан Стефан. Снимайте куртку, а я пока велю своим людям внести розы в гостиную, хорошо? — Розы, бля… — грубовато пробурчал Стефан, — я хочу увидеть бабки. — Конечно-конечно, — приветливо улыбнулся седой, подходя к стене и отодвигая одну из картин, за которой скрывался сейф. И уже через минуту на огромном столе, стоящем в центре гостиной, появился несессер, набитый долларами. Тем временем люди седого, качки в характерных рабочих комбинезонах и куртках с такой же надписью, как на машине: «СВЕЖИЕ ЦВЕТЫ — доставка немедленно. Тел. 22-1267-987», внесли две корзины, полные роз, и поставили их на стол. — Уфф, самые тяжелые цветы в мире, — перевел дух один. Тем временем Стефан пересчитывал деньги, седой смотрел на него с добродушной улыбкой, а качки в комбинезонах молча стояли у стены. — Все правильно? Четыреста тысяч? Как мы и договаривались, цена со скидкой — по двадцать тысяч за килограмм, верно? Стефан молча кивнул. — Ну хорошо, пан Стефан, а теперь дайте мне растворитель и короткую инструкцию. Мне бы не хотелось платить деньги за замороженные розы. Я люблю эти цветы, ценю их, но не до такой же степени… Стефан подошел к первой попавшейся корзине, вынул из нее первую попавшуюся розу и начал бесцеремонно обрывать лепестки. Седой остановил его движением руки. — Минутку, пан Стефан, позвольте… Рождество на носу, мне бы не хотелось лишний раз затевать уборку. Ребята, расстелите под столом эту пленку, — седой снял с полки заранее приготовленный рулон, а качки молча и старательно расстелили пленку на полу. — Пожалуйста, можете продолжать. Стефан сорвал с цветка все лепестки, после чего вынул из кармана небольшую емкость типа кюветы и бутылку с какой-то жидкостью. Стебель розы он разломал на мелкие кусочки, всыпал в кювету и залил несколькими каплями жидкости. Седой наблюдал за ним с интересом. — Теперь нужно подождать пару минут, — пробурчал парень. — Конечно, пара минут нас не спасет. Садитесь, пожалуйста. — Седой пододвинул Стефану стул и вручил стакан. — Как насчет хорошего виски? — Мне бы водки. — А, пожалуйста, пожалуйста. — Седой подошел к бару и налил парню не скупясь, после чего вернулся к кювете с разломанной розой. — Поразительно, — проговорил он, — до чего дошла современная наука: немножко химии — и столько радости. — Он поболтал пипеткой в кювете, потом окунул туда плоскую ложечку. На ложечке осела белая масса, которую седой втер себе в десны. — Уфф, — с шумом выдохнул он, — ну и продирает! Товар — супер! — Я говорил: самый лучший кокаин. Прямо из Колумбии. Ну, почти прямо. А с розами — это новая идея Старика. Он теперь именно так задумал его доставлять, через Эквадор. В Эквадоре эти цветные из коки уже навострились делать всё, даже плитку и мебель. Нужен только специальный реактив, который обесцвечивает товар и превращает его сначала в белую массу, которая после того, как высыхнет, становится опять чистым порошком, вот и все… Никто ни в жизнь не догадается… — За исключением нас… — довольно улыбнулся седой. — Ну тут я вам немного помог. — Какое там немного, молодой человек, очень даже много! Если бы ты не подогнал транспорт, нам бы не удалось опередить людей Старика в грузовом терминале. Интересно, он уже в курсе, что попал на какой-то миллион? — Пока он, скорее всего, еще этого не знает, а только ищет своих людей и свой пикап. Но быстро догонит, и тогда его люди выйдут и на ваш след. Но это уже не моя проблема — я с самого начала предупреждал, что Старик откопает того, кто позарился на его собственность, даже в Ватикане. Хотя… вы же сами хотели. Короче, вам товар — мне деньги. И еще сегодня я сваливаю в теплые края из этой мерзкой бесперспективной страны. Сивый, наблюдавший с чердака за этой сценой, только качал в ярости головой: — Ух, падла… Седой же тем временем посмотрел на Стефана так, будто последние слова его позабавили. — Итак, вы утверждаете, что здесь у вас нет никаких перспектив? Что ж, пожалуй, вы правы… Вот билет в Южную Африку, а там вам уж наверняка удастся замести за собой следы. Приятно было с вами сотрудничать. Ребята, налейте пану Стефану еще стаканчик и вызовите ему такси. Качки в рабочих комбинезонах послушно отлипли от стены. Один подошел к небольшому столику и поднял телефонную трубку, второй взял бутылку из бара и приблизился к Стефану. Прежде чем тот успел повернуться и протянуть свой стакан, он получил по голове мощный удар бутылкой. Из раны хлынула кровь, Стефан застонал и наверняка оказался бы на полу, если бы к нему тут же не подскочил второй качок. Вдвоем они усадили его на стул и молниеносно обмотали широким серебряным скотчем. — Шеф, я же говорил, что водка даже крепкому мужику может ударить в голову, — отрывисто засмеялся качок повыше. — Ой, ребята, ребята. Вам бы все шутки шутить. Стефан нечленораздельно пробормотал: — Сволочь… А как же слово? — Эй, голубчик, полегче на поворотах. Вам еще повезло, что я не требую вернуть те несколько тысяч, которые в вас вложил за последние недели. — И, повернувшись к своим помощникам, приказал: — Заткните ему глотку, чтоб сидел тихо. И поставьте на пленку, а то он мне перед Рождеством насвинячит во всем доме. Качки мигом заклеили Стефану рот тем же скотчем. Седой деловито огляделся. — Потом отнесете его вместе с пленкой в машину, машину в лес и сжечь, а парня в болото. Но сначала товар — одну связку завернуть в пленку и в гараж, а потом быстро все отвезти на склад. Там уже поработаем реактивами. Надо управиться до праздников: обработать столько кокаина это вам не раз плюнуть. Ну, — седой потер руки, как после хорошо выполненной работы, — вы действуйте, а я пойду на кухню сварю себе кофе. И исчез. Качки в рабочих комбинезонах засуетились у стола. Один достал с полки еще кусок пленки, вывалил на нее розы и быстро их завернул, а пустую корзину поставил рядом со второй, из которой еще минуту назад Стефан вынул розу, послужившую образцом. Но в этот самый момент из-под его распахнутой куртки выпал полицейский значок. Если бы не товарищ, он бы этого не заметил. — Эй, осторожнее, еще выдашь нас в самый неподходящий момент… — Бля, — выругался первый качок и торопливо спрятал значок в карман. В это время в гостиную вернулся седой. Качки поспешно подхватили половину роз, запакованных в пленку, вышли с ними из дома и вскоре вернулись в гостиную с практически идентичной связкой цветов, которую быстро переложили в опустевшую корзину. — Чего эта Аська придумала?! Мусора мутят дела с наркотиками? Вот только выберусь отсюда, по-другому с ней поговорю… — пробурчал Сивый. Но он не успел задуматься, почему во встрече внизу принимают участие агенты полиции, и прикинуть, что он сделает своей девушке, когда ее увидит, как зазвонил его мобильник. Прежде чем он в ужасе попытался его выключить, из кухни выскочил седой, которому даже не пришлось указывать своим людям направление: качки вытащили оружие и кинулись вверх на галерею. — Блядь, ну все, пиздец! — Сивый, не удержавшись, грязно выругался. — Нет, бля, мы так не договаривались! Однако времени на анализ ситуации у него не было — качки в рабочих комбинезонах уже затаились у входа на чердак и орали, перебивая друг друга: — Руки вверх и вылезай! Вылезай, не то мы щас тут все расхуячим! Даже если бы у Сивого был пистолет, он не решился бы стрелять. Даже если бы был… но пистолета — конечно, опять же из-за этой дряни — у него не было: он оставил его у Аськи, она ведь все время твердила, чтобы не таскал с собой пушку. Так что он высунул из люка голову, одновременно подняв руки вверх, и, естественно, немедленно схлопотал мощный удар дулом пистолета одного из качков. Второй схватил его за отвороты куртки и потащил вниз; Сивый вывалился из люка на пол, и его пинками погнали вниз по лестнице. Когда наконец он выкатился на середину гостиной, хозяин в знак приветствия залепил ему оплеуху и гостеприимно распорядился: — Обыщите его. Нашли только пустую кобуру. И кошелек, который кинули седому. Тот неспеша стал просматривать его содержимое. — Где твое оружие, сукин сын? С тобой есть еще кто-нибудь? Что ты здесь делаешь? — Этим стандартным вопросам сопутствовали столь же стандартные пинки в исполнении качков. Седой остановил их взмахом руки и, все еще разглядывая кошелек, начал: — Смотрите-ка, пан Чажастый, Роман Чажастый по прозвищу Сивый… Ну, почему у нас такая кличка, понятно, — добавил он, взглянув мельком на белобрысую голову парня. — Ребята, не бойтесь, все под контролем. Оставьте молодого человека в покое — он еще потом нам кое-что расскажет. Лучше в темпе осмотрите дом и двор, все ли в порядке. Качки разбежались, а седой тем временем продолжал: — Сивый… Новый талант Старика. О тебе поговаривают в городе, да, уже поговаривают. И намного лучше, чем об этом дебиле, которого мы тут связали. — Он указал подбородком на перепуганного Стефана. — Сдается мне, вы с паном Стефаном друг друга недолюбливаете, да? И вроде как Старик тебя недооценивает, верно? Так, по крайней мере, говорят, но куда нам, простым смертным, разбираться в настоящих людях… Вполне возможно, ты лучше меня этих людей знаешь… Стефан этот и вправду порядочное дерьмецо — надо же: продать своего шефа и благодетеля. Впрочем, такое случается. Мы, в конце концов, всего лишь человеки. Но чтобы в эту банду затесался такой самоуверенный придурок, который поверил, будто кто-то вот так вот, за красивые глаза, отвалит ему четыреста штук, купит билет в ЮАР да еще по головке погладит… ну, скажу я тебе, реформа образования нам и в самом деле необходима, это точно. — А сейчас благодаря ему, — продолжал седой, — считай, все чисто. Старик начнет вынюхивать, быстро поймет, что товар подрезал Стефан, просечет про покупку билетов в ЮАР на его фамилию, даже, скорее всего, пошлет туда своих людей, только вот загвоздка: его шансы найти там Стефана и следы товара будут равны нулю, поскольку наш дорогой друг будет лежать в каком-нибудь болотце, до которого никто никогда не доберется… И есть еще одно обстоятельство, которое, пожалуй, тебя удивит… — Хата чистая, — перебил седого первый «рабочий». Но прежде чем тот успел ответить, со стороны сада в гостиную ввалился второй качок, подталкивая перед собой девушку с коротенькой блондинистой стрижкой. Та молча кинулась к седому. Сивый от ужаса даже зажмурился, но, к своему удивлению, не услышал ни удара, ни ругательств, а только радостное: — Уфф, папуля… А я уж испугалась, подумала, что-то пошло не так… Сивый, хотя все еще ощущал на лице оплеуху, резко встал на ноги. Посреди гостиной стоял седой и, блаженно улыбаясь, прижимал к себе… да-да — Аську! — «Папуля»? Вы знакомы? Ты?.. Этот… — В нем все аж заклокотало. — Выходит, ты меня подставила? Седой обернулся. Двое качков сразу подскочили к Сивому. Не прошло и минуты, как он опять сидел у стены и мрачно размышлял, из чего это сейчас делают подошвы зимних ботинок. Тем временем девушка знаком велела качкам прекратить избиение: — Хорош ныть, ты же знаешь, у наших отношений не было будущего… — Лживая сучка, да ты же только что в машине отса… Он не успел докончить. «Бля, бабские тапки делают из того же, из чего шузы этих придурков?» — Седой скорчился и харкнул кровью. — Экая свинья. — Седой посмотрел на него, не скрывая отвращения. Сивый невнятно произнес: — Ты, кретин… Это же… — Тссс… — седой предостерегающе поднял вверх палец, — ничего больше не говори. Если не спрашивают, молчи, так подольше протянешь. А захочешь что-то сказать, подними палец, о’кей? Мы задумали этот номер уже давно, так как узнали — ну, скажем, из надежных источников, — что колумбийский картель в ближайшее время провезет в Польшу крупную партию хитро спрятанного кокаина, и мы хотели так ее перехватить, чтобы не только не остаться внакладе, но и чтоб никто не перебежал нам дорогу. Вначале мы поставили на то, что Старика предашь ты. Он, конечно, тебе вроде как дядя, но все-таки седьмая вода на киселе, к тому же, скажем прямо, — ужасный тупица и сукин сын. Не ценит он своих людей, ой, не ценит. К слову сказать, рано или поздно он наверняка об этом пожалеет: в конце концов они его подставят… Но это уже не наша проблема… Короче, Аська решила попробовать. Познакомилась с тобой, согласилась на свидание, одно, второе, но в итоге сказала, что с тобой у нас ничего не выйдет и что единственный способ — это раскрутить Стефана. Он не только намного менее лоялен, чем ты, но — следует признать — гораздо тебя глупее. И Ася оказалась права: Стефан попал, как кур в ощип. Не подумал хорошенько, ой, не подумал. А мы его сейчас бац по башке — и совершенно безнаказанно, никто нас не заподозрит… Сивый засмеялся у стены. — Можете засунуть эти ваши планы себе в жопу… Качки уже было подскочили, но Сивый демонстративно поднял руку вверх, как школьник на уроке, а седой, которого это явно позабавило, жестом остановил своих людей. — Интересно… И что же ты скажешь? — Дело в том, что эти ваши люди… они… менты… Воцарилась тишина. Трое мужчин и девушка молча переглянулись, а затем… дружно расхохотались. — О, Боже… Да, конечно, менты. Только что с того? — У седого от смеха даже слезы выступили на глазах. — Хочешь хорошо жить — умей вертеться. Это и менты понимают. А если серьёзно: коли уж ты не читаешь книг, то хотя бы внимательно смотри американские боевики. Сойдут и третьеразрядные. Да. Они полицейские. Но — плохие полицейские. Продажные и плохие. Очень плохие. Дочурка, — седой повернулся к дочери, — пистолет пана Чажастого у тебя, как мы договорились? Девушка молча открыла сумочку. Седой вынул из кармана своего безупречного костюма от Хьюго Босса белый платочек и осторожно, через платок, достал пистолет. — Итак, это оружие пана Старевича по кличке Старик, не так ли? И на нем есть отпечатки одного из его ребят, некоего везунчика, пана Чажастого, по кличке Сивый, верно? Предупреждаю — сейчас будет трудное слово: это, конечно, риторические вопросы, молодой человек… Сивый, честно говоря, был не совсем уверен, что хочет сказать седой, но с самого начала понял, в каком направлении развиваются события этого наипростейшего из налетов на хату, о каких он только слыхал. И потихоньку расслабился, а заметив, что водку стали глушить двое качков-ментов («о, стихами уже заговорил, бля…»), начал перемещаться в сторону веранды. А седой, видать, был человек образованный: высказался и теперь уже не нуждался ни в чьих комментариях. Он спокойно подошел к связанному Стефану, спокойно прицелился в него из пистолета, который продолжал держать через платок, и не моргнув глазом, с расстояния каких-нибудь шестидесяти сантиметров выстрелил парню прямо в грудную клетку. Голова Стефана беззвучно упала на грудь, на которой появилось красное пятнышко крови, а седой невозмутимо отвернулся от трупа, давая понять, что не желает даже видеть вопросительного знака, в последний момент появившегося в глазах Стефана. А потом, резко повернувшись, выстрелил второй раз — прямо в руку стоящего неподалеку качка. Тот, удивленный и взбешенный, закричал от боли. — Ну да, извини, об этом мы не успели договориться, но ранение настолько легкое, что я предпочел тебя заранее не волновать. Зато алиби у нас будет в высшей степени правдоподобное. Сивый смотрел на все это с ужасом, а седой наклонился над Стефаном, вынул из кармана трупа кошелек, небрежно открыл его и вложил внутрь какую-то мятую бумажку. — Засекреченный номер оперативного телефона. На случай, если кто-нибудь усомнится, действительно ли он работал на нас. Ты еще не понял, Сивый? Ты был свидетелем контрольной покупки — операции, проводимой под личным контролем прокурора Гольдвассера, известного своим беспощадным отношением к коррупции, кумовству и ко всяким криминальным делишкам. Ха! Хорошо сказано! А смотри-ка, у тебя ведь было предчувствие: Стефан всегда тебе казался паскудой… Знаешь, вскоре СМИ начнут кричать, что он работал на Центральное следственное управление и уже много недель был обычной подсадной уткой в банде Старика. Впрочем, в определенном смысле это будет правда: ведь, когда я его завербовал, приходилось ему платить, а на все это нам требовалась документация. Таким образом, он зарегистрирован как активный оперативный информатор, которому нужно было периодически отстегивать по несколько, даже несколько десятков, сотен. Мне жаль, но мы вынуждены будем сообщить, что попытки перевоспитывать молодых людей — теперь я это сформулирую на вашем языке, чтоб тебе было понятнее, — ломаного хуя не стоят. А знаешь, почему? Потому что ты, отпетый бандит и правая рука известного гангстера, не только вместе со Стефаном решил кинуть своего шефа, но и, когда сориентировался, что этот подающий надежды юноша хочет перекинуться на сторону сил добра и света, из мести его прикончил, а также выстрелил в сотрудника органов при исполнении, да-а… ты, конечно, влип… но куда было деваться… в этой трудной ситуации… В этот момент вставил слово второй качок, которому не было нужды зализывать раненую руку: — А мы уже давно сели к тебе на хвост. И стоит добавить, ты последние несколько месяцев жаловался в городе на своего шефа: мол, он — скупердяй, не заботится о своих людях, и не мешало бы ему за это вставить… — Хмм, а может, в сообщениях СМИ еще будет информация о том, что полиция сожалеет, что не получилось уберечь юного Стефана? Но что поделаешь, подпольный мир жесток и непредсказуем… — добавил седой. — Только что вы с этого поимеете? Деньги наверняка казенные, и вы должны их вернуть, наркотики тоже не могут просто так исчезнуть, тем более что о них знает Старик, который не спустит даже прокурору Гольдвассеру… — проявив необычайную, если учесть его состояние, догадливость, заметил Сивый. — А у парня башка работает! — воскликнул с воодушевлением седой. — Может, я бы даже полюбил тебя, Сивый. Знаешь, я всегда повторяю, что сперва нужно научиться есть чайной ложкой. Конечно, налогоплательщик получит свои доллары, которые мы взяли взаймы на время операции. Более того, прокуратура получит розы, которые послужили совершению преступления. Только почему-то окажется, что кто-то нехороший, какой-то грязный латиноамериканец, захотел обмануть Старевича, и не все розы были напичканы кокой. Точнее, только половина. Вторая же половина… да вот она, ты и сам видишь. — Он указал рукой на корзину, куда до этого один из качков положил цветы. — Ну а Старик должен радоваться, что у него не будет особо серьезных проблем из-за того, что его человек из его оружия подстрелил невинного сотрудника органов и убил гражданина, который хотел сотрудничать с правосудием. Я понимаю, тебе больно это слышать, но не принимай близко к сердцу. А Стефана, хоть он придурок, дерьмо и предатель, похоронят по всем правилам, красиво. Второй качок, видимо, тоже хотел блеснуть диалогами из фильмов: — А у тебя таких похорон не будет, ибо, когда ты, исключительно по воле случая, догадался, что это контрольная полицейская закупка и ловушка, то украл деньги, застрелил Стефана и ранил полицейского. Так что я или мой коллега, ну, скорее, я, а не коллега, поскольку у него ручка болит, в общем, допустим, так: я, именно я был вынужден тебя застрелить… Сам понимаешь, обстоятельства выше нас: охрана жизни и здоровья должностного лица при исполнении служебных обязанностей… И с этими словами качок вытащил пистолет и направил его на Сивого. * * * Седой молча подошел к бару, налил всем по стакану виски, а когда все выпили, произнес: — Не смотри на это, доченька, а то еще кошмары будут сниться. — И правда, зрелище не из приятных, — сказала Аська безразлично и послушно отвернулась. Один из качков, тот, который имел большую слабость к диалогам из кинофильмов, тоже проявил заботу: — Может, закуришь, если тебе не по себе? А может, стаканчик виски? — Дяденька, ты же знаешь, что я такого не употребляю. А то потом прыщи пойдут по коже. — Ты моя умница. — Седой погладил дочку по голове. — Приберите тут. Уфф, какая же это грязная работа, согласитесь. — Охуительно. Но как же иначе — прополка сорняков никогда не была приятным занятием. Ну что, Аська, все еще хочешь быть полицейским? — спросил раненный в руку мент. — Конечно. Таким, как дядя и папа. Мне нравится. — И хотела бы работать в уголовке? Э-э-э, это не для девочек… — Нет, зачем же в уголовке? Я бы хотела работать в полицейских профсоюзах. Сам понимаешь, дядя: права человека и гражданина и прочее в этом духе… — Она не закончила и повернулась к отцу: — Па, у меня тут есть одна идея. Я не говорила раньше, все как-то не было случая, но, сдается мне, что на пистолете пана Старевича нет отпечатков пальцев Сивого. — Дочурка, ты что — бредишь? — Там только отпечатки пальцев пана Старевича. Я настаивала, чтобы Сивый не касался пистолета, и, кажется, он меня послушал. А такой вот Старевич… Это было бы круче: зачем впутывать его человека, если можно все свалить на него самого? Он ворвался к нам в дом, стрелял… Это вполне объяснимо. А нам, может, удастся впредь более серьезно и обстоятельно заняться этими эквадорскими розами. Да, пап, купи мне еще плазменное