— А что это сестрица Гордана не пьёт? Али мёд нехорош?

— Прости, госпожа, кормлю я грудью, оттого хмельные зелья и не трогаю, — учтиво объяснила та.

— Ну ладно, коли так.

Малышка вела себя спокойно — почти всё время спала. Она лишь раз за весь обед попросила есть, и Ждана послала одну из девушек за родительницей. Гордана, испросив у княгини разрешение на отлучку из-за стола, поспешила в покои Жданы к своей крохе. Накормив дочку, она принялась баюкать её мурлыканьем, да сама и убаюкалась. Видно, предыдущая ночь у неё выдалась бессонная. Хоть и спала молодая матушка, но дитя держала цепко, не выпускала из рук, а когда Ждана попробовала тихонько взять у неё ребёнка, Гордана тут же открыла глаза.

— Это что ж, сморило меня? — пробормотала она и первым делом устремила туманный, усталый взгляд на крошку. Та изволила почивать. — За столом меня уж, должно быть, хватились...

— Думаю, государыня не осерчает, коли ты отдохнёшь чуточку, — улыбнулась Ждана.

— Да что ты, госпожа! — встрепенулась та. — Вернуться я непременно обязана. Всё хорошо, я уж приободрилась. Мне б только умыться...

Ждана, вздохнув, велела подать умывальную чашу и кувшин с прохладной водой, и Гордана плеснула себе в лицо пригоршню-другую, промыла слипающиеся глаза, окончательно прогнав сонливость. После чего утёрлась полотенцем, сердечно поблагодарила Ждану и вручила дитя её заботам.

— Уж прости, госпожа, что доставляю хлопоты...

— Да полно тебе! Ступай, — ответила та.

Гордана отважно вернулась за стол, а вскоре откровенно осоловела, но не от хмельного — кубка с мёдом она почти не трогала, лишь для виду смачивая напитком губы время от времени. Бессонная ночь и обильное угощение были виновны в её состоянии, в которое она проваливалась, точно в наглухо заколоченный ящик. Новоиспечённую родительницу нужно было спасать, поэтому Ждана ненадолго вышла в трапезную, должным образом поздоровалась с застольным обществом, ответила на приветствия Сестёр и пригубила поднесённый ей кубок, а потом как бы невзначай склонилась к уху супруги и шепнула:

— Государыня моя, позволь тебе заметить, что ты в своём щедром гостеприимстве жестока к Гордане. Минувшей ночью она едва ли сомкнула глаза, а когда отлучилась из-за стола покормить дитя, уснула сидя, прямо с ребёнком на руках. Пощади её, прошу. Разве ты забыла, как сама кормила, и какая это непростая пора?

Лесияра бросила обеспокоенный взор в сторону гостьи, которая сидела вроде бы с открытыми глазами, но при этом с подозрительно отсутствующим выражением на лице. Вкусная гусиная ножка с золотистой корочкой повисла в её безвольно замершей руке и была готова вывалиться, так и не добравшись до рта.

— Хорошо, ладушка, скажи ей, что малютка её зовёт, — также шёпотом ответила княгиня Ждане. — А там и уложи её баиньки. Пусть не стесняется.

Так Ждана и сделала. Гордана же, увидев, что дочка и не думала просыпаться, пришла в недоумение.

— Государыня, увидев твою усталость, настаивает на твоём отдыхе, — сказала Ждана.  — А кормление — лишь благовидный предлог для отлучки. Вздремни хоть немного, прошу тебя. Располагайся без всякого стеснения.

Гордана принялась отказываться и собралась уже возвращаться в трапезную, но положение спасла сама малышка — проснулась и подала голос.

— Что такое, дитятко моё? Кушать? — Обеспокоенная Гордана тут же протянула руки к ребёнку.

— Она сейчас не голодна, просто хочет на ручки, — подсказала Ждана неопытной родительнице, передавая ей кряхтящую и хнычущую девочку. — Возьми её и покачай.

Всё вышло наилучшим образом: женщина-кошка, баюкая дочку мурлыканьем, усыпила и её, и саму себя. В этот раз у Жданы получилось незаметно забрать у неё дитя, не разбудив её саму при этом. Гордана постепенно сползла в лежачее положение. Вскоре послышалось её негромкое похрапывание.

— Ну, вот и славно, — беззвучно усмехнулась Ждана. — Но Нечайке в первое время придётся приглядывать за вами обеими: мало ли что!..

Пробудилась женщина-кошка спустя полтора часа, когда обед закончился. Сон немного освежил её, и Ждана могла не тревожиться, что Гордана в ближайшее время провалится в него прямо на ходу. Лесияра уже снова отбыла по делам, не дождавшись пробуждения гостьи, и Гордане не оставалось ничего иного, как только вернуться с малышкой домой, к уже заждавшейся Нечайке.

Закончив дневные дела, Ждана с младшими княжнами вышла в сад, чтобы набрать для государыни спелой малины. Бережно они её брали, складывали ягодку к ягодке — так, чтоб все целенькими остались, не примялись. Златослава держала миску, Любима собирала, а потом они поменялись. Но Злата больше норовила отправлять малину себе в рот, поэтому Ждана тоже добавляла ягод в миску, срывая их с верхних веток, до которых дети не доставали. Скоро в миске выросла соблазнительная, сладко пахнущая летней свежестью горка. Все мягкие, сочные, нежные ягодки — как на подбор, крупные, не примятые, а уж какого замечательного, румяного, как заря, цвета! Не малина, а загляденье и объеденье. С улыбкой Ждана держала миску и любовалась итогом их работы, а дочки стояли по бокам, тоже довольные и сияющие. Важное дело выполнили!

— Ну вот и умницы, — похвалила Ждана девочек. — То-то государыня-матушка порадуется!..

В малинник прибежал юный князь Ярослав. Он принялся угощаться ягодами с веток, а Радятко с Малом, видимо, считали себя слишком взрослыми для таких забав. Они больше любили ездить верхом, упражняться в ратном искусстве, обучаться охотничьему делу. Ярослав тоже неплохо управлялся с деревянным детским мечом, но ещё не прочь был и прибежать к матушке за лаской. На великокняжеский престол он взошёл в ещё более нежном возрасте, чем сейчас, но к правлению пока не приступил — подрастал и учился. Девочки привыкли звать его Ярушкой, но Ждана потихоньку, исподволь учила их величать его князем. Это не отменяло между ними дружбы и не отдаляло друг от друга, тем более, что трудновато пока было воспринимать Ярослава как правителя такого же уровня, как Лесияра: уж очень юн повелитель Воронецкой земли. Но к правилам придворного обхождения надлежало привыкать уже сейчас, дабы в будущем не оплошать.

Позволив детям ещё поиграть и полакомиться в щедром на урожай саду, Ждана отнесла малину в покои и поставила на столик. Рядом с ним стояло креслице, в котором княгиня обыкновенно отдыхала, возвращаясь после завершения государственных дел. Заботливо поправила на нём Ждана бархатную накидку, окинула удовлетворённым взором этот уютный уголок. В окно падали огненные вечерние лучи, колыхались на стене узорчатые тени ветвей, сияла малина в золочёной миске, соперничая цветом с царственным багрянцем накидки на сиденье. Только самой княгини не хватало для счастливой полноты картины.

Подойдя к окну, Ждана выглянула в сад. Сердце радостно согрелось: а вот и Лесияра. И, конечно же, обе дочки со всех ног бросились к ней, а та подхватила их и закружила в объятиях, целуя. С Ярославом княгиня поздоровалась приветливо и ласково, хоть и чуточку сдержаннее, тронула пальцами его темноволосую кудрявую головку. Если с матушкой и сестрицами мальчик мог позволить себе забыть о том, что он уже князь, то в присутствии белогорской правительницы он об этом вспоминал. Поистине прекрасный пример княжеского величия и достоинства был у него перед глазами, и этому примеру невольно хотелось следовать, усваивая наглядный урок. В этом величии не было холода и высокомерия, оно не внушало страха, только светлый верноподданнический трепет и восторг, уважение и любовь. Вот таким владыкой Ярослав хотел бы быть!

Ждана улыбалась, наблюдая за ними из окна. Её рука протянулась и взяла ягодку из миски. Малина таяла во рту щемящей сладостью летнего поцелуя, а душа наполнялась вечерним покоем и уютом. Кресло у стола ожидало хозяйку дворца, а сердце Жданы — свою любимую госпожу и государыню.