праздники, конечно, но ни одного, когда

собирались все вместе.

Ее глаза продолжали шарить по толпе. Среди всех

этих людей было бы очень просто наткнуться на

одну из ее четырех сестер. Она всегда их

избегала, насколько это было возможно. Беровин, самая старшая, была хуже всех. Прошлой осенью

она овдовела из-за огневицы-костоломки, и весной

вернулась домой. Было трудно не сочувствовать

Беровин, но она так суетилась, стараясь одеть

Эгвейн и причесать ее волосы. Иногда она рыдала

и говорила Эгвейн как замечательно, что

лихорадка не забрала также и ее малышку-сестру.

Сочувствовать Беровин было бы легче, если бы

Эгвейн могла перестать думать, что иногда

Беровин видит в ней младенца, которого она

потеряла вместе со своим мужем. И может быть, не

только иногда.

Она просто высматривала в толпе Беровин. Или

кого-то из трех остальных. Вот и все.

Около загонов она остановилась, чтобы стереть со

лба пот. Ее ведро полегчало, и теперь его можно

было легко нести одной рукой. Она осторожно

покосилась на ближайшую собаку, стоящую перед

загоном. Это была здоровенная зверюга, с плотной

вьющейся шерстью серого окраса и умными глазами, которая, казалось, знала, что Эгвейн не

представляет опасности для овец. И все же, она

была огромной - почти по пояс взрослому

человеку. В основном собаки помогали охранять

стада на пастбищах, охраняя их от волков, медведей и больших горных котов.

Она постаралась держаться от собаки подальше.

Мимо по направлению к реке прошли трое

мальчишек, гнавших пару дюжин овец. Они были на

пять-шесть лет старше, и даже не посмотрели в ее

сторону, все их внимание поглощали овцы. Это

была простая задача, она уверена, что даже она

бы справилась, но они должны были следить, чтобы

ни одна овца не успела пощипать травы. Овца, поевшая перед стрижкой, могла задохнуться и

умереть. Быстрый взгляд вокруг подтвердил, что

среди стоящих поблизости мальчишек, не было ни

одного, с кем ей хотелось бы поговорить. Не то, чтобы она хотела поговорить с кем-то конкретным.

Она просто посмотрела.

В любом случае, скоро снова надо будет наполнять

ведро. Пора было двигаться к Винному ручью. На

сей раз, она решила пойти по дороге, вдоль

которой стояли столы. Запахи вызывали танталовы

муки. Как на любом празднике здесь было все, начиная с жареного гуся, и заканчивая медовыми

пирожками. Дразнящий запах пирожков казался

самым привлекательным из всех яств. Все хозяйки

к стрижке овец наготовили все самое лучшее.

Пока она шла мимо столов, Эгвейн предлагала воду

женщинам, расставлявшим еду, но они только

улыбались ей и качали головами. Она, однако, продолжала, и это было не только из-за запахов.

У них была вода для чая, которую кипятили на

огне позади столов, но кому-то могло захотеться

холодной воды из реки. Ну, может теперь уже не

такой холодной, но все же…

Впереди у стола сгорбился Кенли, который больше

не пытался казаться выше. Если уж на то пошло, то сейчас он старался казаться поменьше. В одной

руке у него все еще было ведро, но, судя по

тому, как оно гремело, оно было пустым, и он уже

не мог никому дать воды. Эгвейн нахмурилась.

Он… подкрадывался. Вот что он делал. Но что он

затевает…?

Внезапно его рука метнулась вперед и схватила со

стола один из медовых пирожков. Эгвейн негодующе

открыла рот. И он смел говорить с ней о

ребячестве? Да он такой же, как Ивин Финнгар!

Прежде чем Кенли успел сделать второй шаг, госпожа Айеллин соколом набросилась на него, одной рукой выкручивая ухо, а другой -

выхватывая пирожок. Это были ее пирожки.

Стройная женщина с толстой седой косой, достававшей до самых бедер, Корин Айеллин пекла

лучшие сладости во всем Эмондовом Лугу. “Кроме

моей матери”, - подумала Эгвейн. Но даже ее мать

говорила, что Корин все делает лучше. Но только

сладости, конечно. Госпожа Айеллин щедрой рукой

раздавала хрустящие пирожки и куски пирога, если

только не было время обеда или чья-нибудь мать

просила ее не делать этого, но она была очень

строга с мальчишками, которые пытались стащить

их у нее за спиной. Кто бы это ни был. Она

называла это воровством, а воровства она не

терпела.

Она удерживала Кенли за ухо и грозила ему

пальцем, приговаривая вполголоса. Лицо Кенли

сморщилось, словно он был готов заплакать, и он

постепенно съеживался, пока не стал казаться

ниже Эгвейн. Она удовлетворенно кивнула. По

крайней мере, в ближайшее время он не будет

задаваться, пытаясь командовать. Проходя мимо, она отодвинулась от госпожи Айеллин и Кенли

подальше, чтобы никто не смог заподозрить, что

она пытается стащить сладости. Такая мысль даже

не приходила ей в голову. Ну, может быть, не

всерьез.

Внезапно она бросилась вперед, ныряя между

снующими перед ней людьми. Да. Это был Перрин

Айбара, коренастый мальчик, который был выше

большинства своих сверстников. И он был другом

Ранда. Она устремилась сквозь толпу, больше не

обращая внимания на просьбы попить, и не

задерживаясь, пока не оказалась в нескольких

шагах от Перрина.

Он был со своими родителями. Его мать держала на

руках младенца - Петрама, а маленькая сестренка

Перрина - Деселле - одной рукой цеплялась за ее

юбку, с интересом рассматривая окружающий мир, людей и даже только что остриженных овец. Адора, его вторая сестра, стояла, скрестив на груди

руки с обиженным лицом, которое пыталась скрыть

от матери. Адоре, чтобы получить разрешение

подавать воду, придется ждать до следующего

года, и она, вероятно, хотела отправиться

поиграть с друзьями. Последним в маленькой

компании оказался мастер Лухан. Это был самый

высокий человек во всем Эмондовом Лугу, с

мощными руками, каждая, что твой ствол дерева, а

на его грудь налезла бы не всякая рубашка. Рядом

с ним мастер Айбара казался не просто худым, а

даже хрупким. Он беседовал с мастером и госпожой

Айбара. Это озадачило Эгвейн. Мастер Лухан был

кузнецом в Эмондовом Лугу, но никто не ходить

просить выковать что-нибудь всей семьей. Еще он

был членом Совета Деревни, но и тут выходило то

же самое. Кроме того, госпожа Айбара стала бы

вмешиваться в дела Совета Деревни не раньше, чем

мастер Айбара вмешался бы в дела Круга Женщин.

Эгвейн, может, и было всего девять, но это она

знала точно. О чем бы они ни разговаривали, они

уже почти закончили, и это было хорошо. Ей не

было дела до того, о чем они говорят.

- Он хороший паренек, Джослин, - сказал мастер

Лухан. - Хороший паренек, Кон. Он отлично

справится.

Госпожа Айбара довольно улыбнулась. Джослин

Айбара была красивой женщиной, и когда она

улыбалась, казалось, что солнце готово признать

поражение. Отец Перрина мягко рассмеялся, и

взъерошил ему кудрявые волосы на голове. Перрин

сильно покраснел, но ничего не сказал. Он вообще

был стеснительным и говорил мало.

- Сделай, чтобы я полетала, Перин, - попросила

Деселле, протягивая к нему руки. - Сделай, чтобы

я полетала.

Перин едва успел вежливо поклониться взрослым, прежде чем повернуться и взять сестру за руки.

Они отошли на несколько шагов от остальных, а

потом Перин начал все быстрее и быстрее

кружиться, пока ноги Деселле не оторвались от

земли. Он крутил ее все выше и выше, большими

рывками, а она довольно хохотала. Через

несколько минут миссис Айбара сказала: - Довольно, Перрин. Опусти ее, пока ее не

замутило. - Но сказала это мягко, с улыбкой.