Ей не хотелось думать. Эмили занялась привычным ритуалом – взяла юбку и блузку, эластичные чулки, больше похожие на бинты, и ее уже утомили эти неспешные движения. Надо бы принять горячую ванну и затем улечься в постель, но впереди миссис Торн ждала долгая смена в «Геклине Пите». Она считала минуты и секунды, когда вернется домой, снимет одежду и опостылевшие чулки, а затем примет душистую ванну. Правда, муж может высказать недовольство из-за шума в два часа ночи. Однажды он уже говорил, что даже полоска света, пробивающаяся из-под двери ванной комнаты, мешает ему спать. С тех пор Эмили всегда принимала ночные ванны при свече, включая воду через намотанное на кран полотенце.
– Нет, я определенно сойду с ума. Никто никогда не станет делать того, что я делаю для своего мужа. Не удивлюсь, если появятся санитары и упекут меня в «желтый» дом, – чуть слышно пробормотала она и бессильно опустила руки на колени.
– Видишь, какая погода? – произнес Ян семью днями позже, хлопнув крышкой чемодана. – Боже, будем считать себя счастливыми, если нам удастся добраться до аэропорта. Когда в последний раз был такой снегопад?
– Пять лет назад. Наверное, снегу навалило дюймов на четырнадцать. Я пойду в аэропорт пешком.
– Да едем, едем… Только не надо так смотреть на меня.
– Хорошо, не буду.
Проверив последний раз все комнаты, они собрались уже уходить, но зазвонил телефон.
– Не отвечай, Ян. – Аппарат звенел, не переставая. Эмили насчитала восемь звонков. Трели наконец оборвались на девятом сигнале, а через мгновение раздались снова. Она покачала головой. – Ян, не подходи.
– Эмили, я ведь все-таки врач.
Присев на диван, миссис Торн посмотрела на мужа и, услышав, как тот говорит: «Я встречу «скорую помощь» в Мулене», сняла пальто.
– У моей пациентки кризис, дорогая. Ее зовут миссис Уоллер. Она страдает сердечными приступами. Сейчас ее переводят в Мулен. Мне надо идти… Черт, она так хорошо себя чувствовала! Я не могу терять ее, Эмили. – Супруг снял жакет и надел толстый свитер. Жена механически подобрала с пола брошенные вещи и аккуратно сложила.
– А мне что делать?
– Бери «Хонду» и поезжай в аэропорт. Оставь мой билет в кассе. Когда я удостоверюсь, что с миссис Уоллер все в порядке, то прилечу ближайшим рейсом. Возьми мои вещи с собой. Это все, что я могу сейчас предпринять, – потерянно прошептал доктор Торн, натягивая пальто. – Ничего не говори, Эмили. Это экстренный случай, а я врач… Иди садись в машину и поезжай. Я воспользуюсь твоим «Шевроле».
Он ушел. Миссис Торн слышала, как мотор завелся после третьей попытки и машина рванулась с места. Если бы двигатель не запустился, Ян пошел бы пешком, не поленившись пройти три улицы по сплошным сугробам. Итак, что же ей делать?
Конечно, она не полетит на Каймановы острова, это решено, так как Ян ни за что не приедет туда.
Эмили опустилась на диван. Эта пожилая дама затронула какие-то струны в душе мужа, как и бедные дети несколько лет тому назад. Похоже, все любят Яна. За что? Скорее всего, людям импонирует его манера сидеть, подобострастно склонившись у постели пациента, и говорить нужные слова. Это его умение хорошо оплачивается. Каждый страждущий желает, чтобы его лечил доктор Торн.
Эмили со злостью схватила сумку и швырнула ее в дальний угол комнаты. По полу рассыпались авиабилеты и разноцветные брошюры, рекламные проспекты Каймановых островов.
После этого она взвыла, как раненная львица.
ГЛАВА 4
Такого ужасного дня у нее еще никогда не было. Эмили проспала четырнадцать часов кряду и открыла глаза уже в полночь. Мечта об отдыхе на Каймановых островах стала достоянием истории.
Она прошла в спальню. Вернулся муж или нет? Его постель была аккуратно застелена, как и несколько часов назад.
Миссис Торн выглянула в окно и ужаснулась – улицы были белым-белы от снега, сугробы закрывали колеса машин, а снежные хлопья продолжали устилать землю. Это означало только одно: Ян остался в больнице, потому что «Шевроле» не одолеет снежные завалы, а он не обул теплые ботинки. Муж даже не позвонил, хотя она так крепко спала, что могла не услышать звонка. В такой жизни все возможно. Скорее всего, Ян считает ее улетевшей на Каймановы острова. Эмили ругала себя за собственную нерешительность. Зря она не отправилась на отдых. Вот теперь сиди дома одна, а впереди – целая неделя отпуска, и никаких развлечений.
Миссис Торн, вздохнув, прошла на кухню и сделала то единственное, что позволяла себе в минуты гнева и сильного раздражения, – принялась поглощать все съестное, попадавшееся на глаза. Насытившись до отвала, она, как обычно, сказала:
– И зачем только я все это съела? Рутинный, въевшийся за долгое время в мозг маршрут привел ее в ванную комнату. Умиротворяющее бульканье воды помогло ей немного расслабиться. Наверное, большой бокал вина поможет еще больше, а потом – сон. Поморщившись, Эмили тяжело вздохнула – огромное количество съеденной пищи и сладостей тяжелым грузом распирало желудок.
Часом позже она, одетая в длинную фланелевую ночную рубашку, опустилась на постель. Проспав до трех часов следующего дня, Эмили поднялась, приняла душ и съела приличную гору жареного картофеля с ветчиной и уничтожила заодно целую банку консервированной кукурузы, сверху добавила полпакета печенья и запила все это двумя стаканами какао. Остаток дня миссис Торн провела перед телевизором, бездумно просматривая мыльные оперы. Когда начался блок рекламы, она переключила аппарат на сводку погоды.
На третий день прибыл Ян, он застал жену дома. Она сидела, склонившись над столом, и читала газету. Перед ней исходила паром чашка свежеприготовленного кофе.
– Эмили!
– Ян!
– Эмили, какого черта ты здесь делаешь? Я думал, что ты уехала. Звонил тебе целую ночь, но никто не снимал трубку.
– Ян, я уснула, поэтому ничего не слышала. Страшно спать одной, а тем более ехать куда-то.
– Боже мой, Эмили! Ты испортила два отпуска! Я не желаю слушать про твою усталость. Мне надоели твои причитания и жалобы, что мы никуда не ходим. Ладно, у меня не существовало выбора… ноты! Иногда ты ведешь себя настолько тупо… Нет, я начинаю сходить с ума от злости.
Миссис Торн сделала глоток кофе, который по вкусу больше походил на смесь сливок и сахара.
– Как твоя пациентка? – прошептала она.
– Умерла. За последние несколько дней умерло много людей. Я работал целыми сутками, спал по десять минут, прислонясь к стене, и пришел домой только вымыться и переодеться. Похороны миссис Уоллер состоятся сегодня днем. Мне пришлось оставить твою машину в больнице и идти пешком. Я промок до нитки и продрог до костей. Ты что, не могла счистить снег с моей машины?
– Я сделаю это сейчас же.
– Теперь не столь важно. Снег смерзся и превратился в лед. Таким образом, моя «Хонда» в ледяном плену. Пришлось нанять ребятишек, чтобы они освободили ее.
– Прости, Ян. Мне очень жаль миссис Уоллер и случившегося с машиной. Следовало бы получше присматривать за ней. Я сама не знаю, почему позабыла об этом. Наверное, на улице было очень холодно.
– Если тебя не затруднит, Эмили, ты не могла бы соорудить для меня сандвич с яйцом и сварить кофе? Хочу взять с собой. Если ты думаешь, что я приду на обед, то глубоко ошибаешься. Сразу после похорон меня ждут в больнице.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Да, можешь. Посчитай, сколько денег мы потеряли, затем запиши эту сумму и прикрепи к холодильнику записку: «Я больше никогда не буду понапрасну тратить ни одного доллара», чтобы она всегда была у тебя перед глазами. Если я когда-нибудь услышу, что из-за данного случая ты лишилась отпуска или чего-нибудь еще, то уйду от тебя. Тебе выпал прекрасный шанс, но ты упустила его.
Ян устал и в сердцах наговорил много лишнего. Он никогда не оставит ее. Эмили – его жена и останется ею в богатстве и бедности, в счастье и несчастье.
В чашку с разбитыми яйцами падали слезинки; как у человека, которого вот-вот призовет к себе Господь, у нее перед глазами проплывала вся ее жизнь. Вдруг рука занемела, ложка выскользнула из ладони. Что она станет делать, если Ян действительно бросит ее? Умрет. Свернется калачиком – и умрет. Ведь муж – смысл ее существования, смысл жизни. Однако… разве это жизнь? Эмили всхлипнула. Она почему-то чувствовала себя виноватой и пристыженной, даже не могла смотреть мужу в глаза, когда тот потянулся за сандвичем и кофе.