Так размышляя, я по-прежнему внимательно вслушивался в тишину.
Скоро мое пребывание в холодном подвале показалось мне хуже смерти. Вытащив из кармана зажигалку и подняв ее над головой, я на какие-то доли секунды высек свет. Подвал был пуст.
Медленно, очень медленно, соблюдая все необходимые предосторожности, я вышел из подвала, поднялся по лестнице и вышел в коридор, еще некоторое время выждал в проеме одной из дверей и с удвоенной осторожностью принялся осматривать внутренние помещения.
Бетина, несомненно, ушла. Никакого смысла подстерегать меня во внутренних помещениях, очевидно, не было. Но в чем причина странного грохота? Случаен ли он или здесь находился еще кто-либо, помимо нас.
Полуразгадку этой тайны я обнаружил в комнате, из которой одна дверь вела в кухню. Дверь эта была двухстворчатой, но у одной из створок были сложены двумя штабелями пустые ящики. Когда я осматривал эту комнату раньше, оба штабеля ящиков возвышались до потолка. Они не помешали мне открыть вторую створку и осмотреть кухню. Теперь же возвышался только один штабель, второй рухнул, а ящики оказались разбросанными по полу. Развалиться он мог и сам по себе, но вероятнее это случилось при легком нажиме на дверь со стороны кухни. Я прошел в кухню. Это было угловое помещение, большое, продолговатое.
Окно выходило в сад, а рядом с ним темнела дверь. Я нащупал рукой запор. На дверь была наброшена массивная щеколда. Не чиркая из предосторожности зажигалкой, я подошел к окну с намерением обследовать и его.
Разгадка обнаружилась тотчас же: нижнее стекло было мастерски вынуто, и проход в дом через окно оказался открытым.
Но кто же это мог сделать?
Пока что ясно было, что неизвестный не принадлежал к обитателям этого дома, и мне в голову пришла мысль о Фриби, но прежде чем строить какие-либо предположения, целесообразнее было бы просто связаться с ним.
Я прошел к выходной двери, которая выходила на затемненную сторону улицы. Осторожно приоткрыл ее и внимательно оглядел тупик. Нигде не било видно ни души. Конечно, Фриби мог скрываться где-либо поблизости, что ему и было рекомендовано мною, и для того, чтобы привлечь его внимание, мне следовало бы показаться на открытом месте. Но в многочисленных темных углах тупика за мной мог наблюдать и кое-кто из группы Бетины.
Приотворив дверь, я вернулся в кухню, вылез через окно в сад, пересек его и через какой-то двор пробрался в параллельный Нюмер-стрит переулок.
Улицы были безлюдны, и я медленно шел домой, вдыхая чистый ночной воздух, понемногу проходила боль в плече, голова прояснялась и я чувствовал себя вполне сносно.
Было уже три часа ночи, когда я вернулся домой. Первым делом я направился в ванную, вымыл холодной водой лицо и голову и наложил на шишку компресс.
В гостиной я хотел смешать виски с содовой, но как только я взял сифон в руки, на глаза мне попался конверт, очевидно, принесенный портье и заботливо прислоненный к вазочке на камине на видном месте.
Вскрыв конверт, я обнаружил внутри еще один конверт и записку.
В записке было сказано:
«Уважаемый мистер Келлс,
я нашел этот конверт, адресованный вам в водосточной канаве вблизи Малбри-стрит. Почтовый штамп на нем отсутствовал. Как вы можете сами заметить, на конверте в углу имеется написанная карандашом просьба к нашедшему отправить письмо почтой. Подумав, что письмо это, возможно, может иметь для вас некоторое значение, я решил немедленно отправить его вам с настоящей запиской.
Уважающий вас Джеймс Твайтс»
Отложив записку, я осмотрел конверт. Он был смят и испачкан в грязи. Карандашом на нем был написан мой адрес, а в углу имелась приписка:
«Величайшая просьба к нашедшему этот конверт — отправить его почтой».
Я был поражен так, как, пожалуй, никогда в моей жизни. Меня ошеломило то обстоятельство, что почерк, которым был написан мой адрес и приписка на конверте, был мне более чем знаком. Это была рука Сэмми! В этом не могло быть ни малейшего сомнения!
У меня дрожали пальцы, когда я рвал конверт. Внутри находились три-четыре листка бумаги, вырванные, очевидно, из блокнота.
Забыв про все, я принялся читать письмо, представлявшее собой шифрограмму. Такой тип записи обычно употреблялся мною и Сэмми.
В письме было сказано:
«Дорогой Мики!
Дело чертовски дрянное, вы и сами, надеюсь, это поняли. В данным момент я нахожусь в таком месте, из которого вряд ли выберусь. Прежде всего постараюсь кое-что объяснить. Я тщательно избегал вас в той компании ввиду того, что там находилась женщина, которая внушила мне весьма обоснованные опасения. В этом, правда, я не уверен до конца, но мой опыт и инстинкт подсказывают мне, что она, почти наверное, с другой стороны. И я подумал, что самым лучшим в таком положении было бы не дать ей ни малейшего намека, никакой зацепки. Я старательно придерживался этой тактики и был убежден, что вы все поймете и не сделаете даже попытки заговорить со мной о деле. Я не ошибся.
Моей единственной мыслью было лишь сообщить вам свой адрес с тем, чтобы на следующее утро мы смогли бы спокойно установить друг с другом крайне необходимый в данный момент контакт. Но этого не случилось.
После вечеринки я проводил одну девушку домой и отправился к себе, думая о бутылке превосходного виски, ожидавшей меня дома. Однако кто-то успел превратить это виски в отраву. Даже будучи пьян, я смог это заметить, правда, к сожалению, уже осушив целый стакан этой гадости.
После этого сознание и память возвращались ко мне на очень короткие промежутки. Я что-то делал, где-то падал, куда-то шел и падал, смутно помню, что стрелял, когда обнаружил у себя в комнате незнакомых людей, ищущих чего-то… Меня били по голове, и я опять погружался в небытие…
Одним словом, был какой-то кошмар, то ли во сне, то ли наяву. По-видимому, моя голова тщетно боролась с действием снотворного или одуряющего, которое было подмешано в бутылку.
В результате я не в состоянии точно и ясно припомнить действительную картину событий этой ночи. Сон и явь смешались в кучу.
Теперь о причине, по которой я снял комнату на Киннэул-стрит. Когда я вернулся в Англию, то буквально в первые часы по некоторым признакам пришел к заключению, что кто-то проявляет интерес к моей особе. Это был молодой человек с бледной наглой рожей. Чуть позже, узнав, что он живет в одном из домов на Киннэул-стрит, я подумал, что для дела будет лучше, если я остановлюсь где-либо поблизости. Кстати, он же подсказал мне удобное помещение. Моя квартирохозяйка — такого сорта женщина, которая сама сможет рассказать многое, если ее хорошенько потрясти. У меня нет никаких данных, но мне кажется, что этой особой следовало бы заняться при случае, особенно если бледнолицый окажется действительно лицом, требующим к себе специального внимания.
Когда сознание вернулось ко мне и действие дурмана прекратилось, я обнаружил, что нахожусь в незнакомом помещении, в котором я и пишу вам эту записку.
В комнате есть высокое окно с железными решетками. По-видимому, я нахожусь на втором или на третьем этаже. Изредка сюда доносится шум транспорта, но трудно определить, с какого расстояния он доносится.
Теперь о главном. В самое последнее время, мне удалось узнать следующее: одна из специальных секций Гиммлера находится здесь с заданием засечь полет и точки попадания «летающих снарядов», именуемых в Германии «Фау-2». Вам они хорошо известны. Первые экземпляры этих снарядов проходят опытные испытания. Цель этих испытаний — точная наводка на намеченный объект.
Задача секции, в которой состоят две-три женщины и примерно столько же мужчин, заключается в том, чтобы не только точно засекать место падения «Фау-2», но и немедленно передавать информацию об этом в фатерланд. Кому именно и по каким каналам передается информация на континент — мне неизвестно.
Теперь я убежден, что меня заманили в эту компанию не случайно: там находились двое, а то и трое людей, которые имеют отношение к немецкой разведке. Напоминаю вам адрес квартиры, в которой состоялась вечеринка: «Миссис Маринетт, 324 Гланстон-Корт, Сент-Джеймс-Вуд». То, что я принял приглашение туда, ни в коем случае ошибкой считать нельзя. Но грубейшей моей оплошностью было то, что я не подготовился, как положено, не предвидел быстроту и решительность действий членов секции, и ничего не сообщил Старику. В этом я непростительно виновен, и, очевидно, расплачусь своей головой.
Если получите это письмо, на что я мало надеюсь, то помимо прочего можете начинать поиски присутствовавшей у Маринетт женщины, которой я так опасался: высокого роста, очень красивая, с белокурыми волосами. Ее имени я не знаю, и повторяю, определенных данных против нее у меня нет.
Боюсь, что всех этих сведений окажется слишком мало для вас, но все же и они пригодятся для розыска.
Очень сожалею также, что ничего не могу сообщить о людях, затащивших меня сюда. Никого из них я не видел с того момента, когда ко мне вернулось сознание.
Однако я начинаю думать, что какую-нибудь зацепку вы сможете разыскать на Киннэул-стрит. Не вызывает сомнения то обстоятельство, что банда не могла бы так нахально и самоуверенно действовать в моей квартире, не имей она поддержки в доме. Ночной шум неизбежно привлек бы мою хозяйку. Где находилась она в этот момент? Если не дома, то мои выстрелы могла и не слышать, но остается вопрос, где она могла быть в такой поздний час? На вашем месте я весьма пристально заинтересовался бы этой особой, на квартиру к которой я попал не случайно, в этом я теперь уверен.
Кстати, бледнолицый знаком с моей хозяйкой, а встретить его можно в кафе, которое называется «Пучок перьев», это на Малбри-стрит. И учтите, именно он, по сути дела, взял меня в компанию Маринетт.
Эти идиоты еще не успели очистить мои карманы, и у меня сохранился блокнот и, к счастью, конверт и карандаш. Я попытаюсь выбросить это письмо сквозь решетку, вдруг кто-нибудь подберет его и бросит в почтовый ящик! А если нет… ну, что ж…
Желаю вам удачи, Мики.
Всегда ваш Сэмми.»
«P. S. В самые последние дни я установил контакт с превосходным агентом. Это — женщина, прибывшая с континента. История длинная — она вам ее расскажет.
Она тоже была на вечеринке у Маринетт. Контакт с ней для вас имеет значение исключительное. Ее имя Джанина Гран, а ее адрес «Берити-стрит, 16С».