Он деланно засмеялся и сказал:

— Человека го имени Кэрью я никогда не видел.

— Несколько часов тому назад вы утверждали нечто обратное.

— И что же с того?

— У вас мозги есть? Вы думаете что-нибудь?

— Думаю, что вы сумасшедший.

— Возможно, но это к делу не относится. А дело заключается в том, что я задаю вам вопросы, на которые вы должны четко и ясно отвечать. Вы же своим поведением наводите меня на мысль о том, что возиться с такими ублюдками, как вы, затея совершенно бесполезная.

— Давно бы так. Ну, пора заканчивать болтовню.

— Согласен. Такая падаль, как вы, порой даже забывает быть немножко сообразительной.

— Как сказать… — еле слышно прошипел он, и в ту же секунду я услышал едва заметный щелчок, который мне приходилось слышать и прежде не один раз. Это был звук открываемого ножа с длинным лезвием.

Я нажал на кнопку фонарика, и в его слабом, неверном свете на какой-то миг мелькнуло лезвие занесенного для удара ножа. Но в этот же самый миг я уже рванулся что было силы в сторону, одновременно нажав на спусковой курок револьвера.

«Маузер» издал звук, подобный выталкиваемой из бутылки небольшой пробки, а я свалился с груды кирпичей, едва не ударившись головой о каменную стену чулана.

Моментально вскочив на ноги, я направил ослабевший свет фонарика на типа. Тот лежал за ящиком, спиной к стене. Я еще раз выстрелил в левую часть его груди, что уж наверняка означало его конец.

Некоторое время я стоял и смотрел на него, а за тем, наклонившись, снял с его левой руки золотое кольцо, которое я когда-то пытался снять или спилить с пальца Сэмми, когда он был укушен змеей в Южней Америке. Ни малейших сомнений не могло быть в том, что это кольцо принадлежало именно Сэмми.

Я положил кольцо себе в карман.

Обшарив в потемках все его карманы и ничего не обнаружив, я втащил его в упаковочный ящик и придвинул ящик к стене, подумав при этом, что вряд ли кто-либо в скором времени сможет его здесь обнаружить.

Прислонившись к стене и закурив сигарету, я бегло припомнил события этого вечера. Скучным его нельзя было назвать. Была тетушка Сэмми и Джанина, были Старик и бледнолицый тип, находившийся теперь в ящике, и все это за один вечер.

Для меня, пожалуй, этого было более чем достаточно. Теперь следовало бы извлечь из этих встреч и событий одну-две важные мысли. Одну или две.

Погасив сигарету, я осмотрел еще раз подвал при свете своей зажигалки. На полу все еще валялся нож. Я отбросил его в угол и затем поднялся наверх. Слегка приоткрыв дверь и убедившись, что переулок пуст, я выскользнул из дома, запер за собой дверь и отправился домой.

Проснулся я в шесть утра. Поднялся и принялся ходить по квартире, пытаясь привести в некоторый порядок свои мысли.

Четыре вещи не давали мне покоя…

Первая — это кучка лебяжьих перьев, найденных мною в вазочке на туалетном столике Сэмми.

Вторая — бледнолицый субъект, с которым я уже покончил счеты.

Третья — это Джанина, и четвертая — лжететка Сэмми.

Я чувствовал, что каждая из них доставит мне немало хлопот.

Кроме всего этого, в глаза бросалось пока еще непонятное несоответствие между словами Джанины и рассказом бледнолицего парня. Меня удивляло то, что этот парень при первой же встрече со мной в «Пучке перьев» сообщил о том, что Сэмми ушел оттуда недавно вместе с Джаниной. Зачем он мне это сказал? Конечно, он мог предположить, что поскольку я ищу Сэмми, то немедленно отправлюсь по указанному адресу. В этом он был прав. Но предвидел ли он, что Джанина опровергнет его рассказ? Или у него были основания считать, что она подтвердит его слова?

Так или иначе, Джанина полностью опровергла его и, как кажется, ее рассказ заслуживает доверия.

Чем же все-таки объяснить такое несоответствие между утверждениями Джанины и парня? Впрочем, об этом можно думать сколько угодно, не продвигаясь к решению ни на один шаг.

В течение примерно полутора часов бродил я из одной комнаты в другую, обдумывая все это.

Иногда, правда, меня отвлекали воспоминания сентиментального порядка. Мне припоминались минувшие дни, проведенные в Южной Америке и в некоторых других замечательных местах. Разумеется, все эти дни были прекрасны, и было немножко грустно перебирать в памяти прошедшие события.

Я вновь возвращался к мыслям о своем деле, и, пытаясь его осмыслить, думал, что всякая работа весьма прозаична, в то же время, одного она волнует, захватывает, а другому досаждает. Я всегда с энтузиазмом относился к своей работе, если только можно назвать этим словом то, чем я занимался. Исключения не составляло и это дело, хотя я был далек пока от проникновения в его суть. Если раньше я мог рассчитывать на Сэмми, то теперь все его гипотезы, открытия и находки умерли вместе с ним. Он был моим давним другом, нет, не другом даже — он был моим вторым «я». Так трагично уйдя из жизни, Сэмми не только лишил меня опоры, но и не оставил сколько-нибудь вразумительных указаний в каком направлении я должен действовать, а в нашей работе это считается большим грехом.

Вскоре после восьми я принял холодный душ, заказал завтрак и оделся.

К этому времени я окончательно пришел к решению, что единственным путем продолжить это дело являлся «метод быка». Следовало хотя бы в начальной стадии идти напролом, действовать подобно быку в китайской палатке, сокрушающему все и вся, что попадется под ноги, и двигающемуся вперед. Этот метод, за неимением лучшего, может оказаться весьма любопытным, особенно если кто-то первым нанесет вам удар.

В 9 часов я позвонил Старику по его частному номеру.

На это раз его голос был необычен. Он ворковал, как голубь.

— Так, дорогой друг… Что теперь? — спросил он.

— Я кое-что обдумал.

— Это меня радует.

— У меня появился целый ряд соображений, и возникло несколько планов.

— Дельных?

— Не знаю. Возможно, они приведут к цели, а возможно, и нет. Но вреда, я думаю, не будет, если попробовать.

— Согласен.

— Мне нужна помощь.

— Какого рода?

— Точно еще не знаю. Но если бы вы смогли заполучить для меня смышленого парня, достаточно крепкого телосложения и ловкого, то я был бы очень доволен. И хотелось бы найти женщину, не очень старую и не очень молодую, достаточно пожившую, чтобы обладать опытом и умом, и достаточно молодую, чтобы нравиться и быть в состоянии кого надо очаровать и увлечь в случае, если это потребуется. Есть у вас такие люди на примете?

Старик что-то промычал и затем сказал:

— Хорошо. Можете считать, что с этим все улажено. Я пришлю их прямо к вам. Но когда?

На минуту я задумался, а затем сказал:

— Днем я намерен немного отдохнуть. Совершу небольшую прогулку и поиграю в гольф. Играя в гольф, я лучше соображаю. Вернусь в Лондон после полудня. Хотелось бы увидеть парня около шести, я буду у себя. Женщина же пускай встретится со мной в десять часов в Гей Сиксти Клаб.

— Это все? — спросил Старик.

— Да. Благодарю вас.

В тот же момент в трубке послышался щелчок размыкаемой цепи. Старик не любил попусту тратить слова.

Немного побродив по улицам, я направился в гараж, завел мотор и двинулся в Суррей, расположенный к югу от Лондона. Местность там чудесная.

Около двенадцати часов я проехал Доркинг и направил машину в Вичворт Голф Кос, где находилась превосходная площадка для игры в гольф.

За год до войны мне приходилось там часто бывать с Сэмми, с которым мы подолгу играли.

На этот раз площадка была пустой и выглядела заброшенной. Выйдя из машины, я принялся бродить по площадке, припоминая шутки и веселые, забавные истории, которые любил рассказывать Сэмми.

Был прекрасный солнечный день, освежаемый легким, прохладным бризом.

Я уселся на небольшую, низенькую скамейку, зажег сигарету и почему-то вспомнил одну ночь, когда я и Сэмми на несколько часов были лишены сна, на который мы тогда имели бесспорное право. Это было в Фореле, на побережье Па-де-Кале, в первый год войны. Среди ночи я был разбужен страшными проклятиями, вырывавшимися из уст всегда достаточно корректного Сэмми. При тусклом освещении барака нашей части я увидел Сэмми в расстегнутом обер-лейтенантском мундире с высоким воротником, с кровоточащей, как у подрезанной свиньи, раной на щеке. Пока я продирал глаза, Сэмми подбирал самые нелестные выражения и ругательства по отношению к «маки» и к нашей английской секретной службе, которую мы называли бригадой плаща и кинжала по защите Па-де-Кале. Как выяснилось, Сэмми натолкнулся на пробиравшегося мимо нашего барака, по-видимому, в сторону электростанции, «маки». Сэмми пытался проследить его, но тот заметил это, ловко напал на него и пытался задушить. Сэмми удалось справиться с парнем, однако при этом его физиономия пострадала и теперь он просил меня в чем-то помочь ему. Оказалось, что моя помощь ему понадобилась только для того, чтобы погрузить находившегося в бессознательной состоянии «маки» на тележку, прикрыть его толстым слоем навоза и отвезти к дверям начальника караульной службы нашей части. Все это мы проделали быстро и аккуратно. Весь следующий день мы наслаждались рассказами, полными вранья и ставшими к вечеру почти фантастическими, о загадочном происшествии. Военно-следственному отделу вскоре удалось установить намерение «маки», собиравшегося вывести из строя электростанцию: в этом он сам должно быть признался. Но тот же «маки» оказался совершенно не в состоянии сколько-нибудь правдоподобно объяснить свое появление у дверей самого начальника охраны лагеря в тачке под кучкой навоза.