Князь решил собственноручно их наказать и обезвредить, так как теперь видел, что никакая тюрьма или каторга не могли избавить его от этих опасных союзников Шлеве.

О связи их с Шлеве узнал Сандок, ловкий и усердный шпион князя.

Негр имел обыкновение сообщать Мартину результаты своей часто поразительной ловкости, чтобы вместе с ним обсудить их, прежде чем делать донесения князю.

Исполинского роста кормчий и мускулистый негр стояли однажды вечером в укромном уголке парка, примыкающего к особняку на улице Риволи, полностью к тому времени восстановленному, и как раз были заняты подобными рассуждениями.

Они разговаривали вполголоса, чтобы никто не мог их слышать, и доклад Сандока был, очевидно, очень важен, так как глаза его сверкали, а Лицо подергивалось от возбуждения.

— Кормчий Мартин,— продолжал Сандок по-португальски, чтобы никто не мог его понять,— верь мне, что Фукс и Эдуард хитрее, нежели Мартин и Сандок.

— Ты думаешь, они заметили тебя и узнали?

— Сандок не знает. Сандок видел три дня назад Фукса и Эдуарда в монастыре Святого Антония, а вчера вечером они ушли оттуда.

— Ах, черт возьми, значит, Сандок, ты был неосторожен! Твой проклятый черный цвет повсюду выдает тебя!

— Не чертыхайся, кормчий Мартин. Сандок осторожен, как все негры. Черный цвет не мог его выдать, так как у Сандока есть плащ с высоким воротником.

— И ты говоришь, что видел этих проклятых негодяев у хромого барона?

— Своими глазами. О, Сандок хорошо знает своего масса и врагов своего масса. Если бы это было в Монте-Веро или на другом далеком берегу, где родился Сандок, он взял бы тогда кинжал и тут же наказал бы их!

— Держи эти мысли при себе; от такой помощи здесь тебе может не поздоровиться. Так, значит, все трое шли к Булонскому лесу?

— Они ночью шли во дворец графини; о, Сандок знает этот дворец!

— И тебе удалось их подслушать?

— Я не все слышал, Мартин, только отдельные слова. Фукс осторожен, он говорил очень тихо, но Сандок забегал вперед и пользовался каждым кустом, чтобы спрятаться и дать им пройти мимо себя. Они говорили о монахине и о девушке. Тогда Сандок подумал о красивой дочери масса и слушал дальше; они сказали, что девушка-немка несколько месяцев назад отправлена с монахиней.

— Ты услышал, куда ее отослали?

— За границу… в Испанию…— Негр пожал плечами.— А в какое место — Сандок не понял.

— Так оно и есть; эти четверо объединились, чтобы тайно похитить дочь господина Эбергарда, и им это удалось. Черт возьми… Боже, прости мое прегрешение… Неужели эти негодяи всегда будут победителями и всегда окажутся хитрее нас? Нам надо захватить Фукса, тогда он должен будет во всем признаться!

— Сандок пытался; Сандок следил за ними; когда они вошли во дворец, Сандок побежал за полицией…

.— Почему же полиция не обыскала дворец? Фукс и Эдуард — беглые каторжники и их везде можно захватить.

— Начальник полиции не захотел этого, он говорил, что Сандок дурак, что Сандок ошибся,— как могли каторжники оказаться у графини?

— Каково! Какие у нее связи! Начальник полиции не смеет окружить и обыскать ее дворец! Черт возьми! — проворчал Мартин своим низким голосом.

— Именно так — начальник полиции просто не захотел. Но когда Сандок стал просить и упомянул князя, тогда начальник приказал двум полицейским идти со мной и захватить Фукса и Эдуарда, если они выйдут из дворца.

— Ну и что же?

— Фукс и Эдуард не появились ни ночью, ни днем.

— Глупцы, вы не взяли под наблюдение все выходы? Когда такой хитрый мерзавец, как Фукс, чует недоброе, он не выходит тем же путем, каким вошел.

— О, Сандок наблюдал за двумя дверями.

— Так они исчезли через третью и теперь отыскали себе лисью нору побезопаснее монастыря Святого Антония.

— Сандок знает, что их нет уже в монастыре, но Сандок отыщет их след.

— Это будет трудно, негр.

— Сандок похож на кровожадную собаку, которой белый травит негров. Не сегодня — так завтра, не завтра — так послезавтра Сандок найдет след.

— Главное, что нужно узнать, не дочь ли господина Эбергарда та молодая немка, которую отправили вместе с монахиней, и куда ее увезли,— сказал Мартин.

— Сандок думал об этом и вчера искал случая поговорить с монахом.

— Если бы ты не был черным! Твое лицо каждому бросается в глаза и настораживает.

— Нет, не настораживает, Мартин; когда темно, то не видно, какого цвета у меня лицо.

— Что же сказал тебе монах?

— Монах долго не хотел разговаривать со мной, он был очень осмотрителен, но Сандок поворачивал разговор так и сяк, и монах все-таки проронил несколько слов о двух монахинях.

— О двух монахинях? Кажется, ты напал на ложный след.

— Нет, не ложный, Мартин, а самый настоящий. Чужестранный монах увез несколько месяцев тому назад двух монахинь: одна была беглянка из испанского монастыря, а вторая новенькая и молодая.

— Но как же теперь узнать об их дальнейшей судьбе? Ты думаешь, что монахи любят болтать? Кроме того они, может быть, и сами не знают, кто была эта девушка-немка.

— Мне незачем расспрашивать монахов, я должен поговорить с графиней.

— Ты думаешь, что она примет тебя в своем дворце и выложит все нужные сведения? — Мартин громко рассмеялся.— Тебе, негру, слуге князя Монте-Веро?

— Масса потребует ответа от графини,

— Это все вздор! Господин Эбергард никогда не войдет в ее дворец; но главное в том, что графиня не даст ему никакого ответа.

— Масса принудит ее отвечать.

— В этом я очень сомневаюсь. Господин Эбергард презирает графиню и не станет ни стращать, ни принуждать ее к чему-либо. Другое дело, если бы ты мог привести ему Фукса.

— Сандок слышал от Мартина, что масса может расправиться с графиней и заключить ее в тюрьму.

— Он действительно имеет на это право, потому что графиня во многом виновата перед ним. Но господин Эбергард слишком благородный человек, чтобы пользоваться подобными средствами.

— Это ненужная жалость; для того, чтобы обезвредить графиню, все средства хороши.

— Я согласен с тобой, Сандок, но господин Эбергард думает иначе.

— Но как же ему в таком случае спасти свою несчастную дочь?

— Если бы господин Эбергард даже был уверен, что графине известно ее местопребывание, он не мог бы рассчитывать на ее признание — она наверняка солгала бы.

Сандок призадумался; внезапно лицо его озарилось улыбкой, толстые красные губы открыли ряд белоснежных зубов; в голову ему пришла какая-то счастливая мысль, и он воскликнул:

— О, масса не сможет сказать, что у него плохой шпион! Завтра Сандок все узнает.

— Ты скорчил дьявольски радостную рожу.

— Сандок очень рад, потому что он нашел средство.

— Какое средство, скажи-ка мне?

— Только не сегодня. Мартин не будет больше смеяться над Сандоком; шпион князя исполнит свое дело хорошо.

— Ты задумал что-то очень таинственное. Дай мне хоть какой-нибудь намек, я не выдам тебя.

Негр хитро засмеялся.

— Если масса не найдет, дороги во дворец графини, то ее отыщет Сандок.

— Как, ты хочешь проникнуть в Ангулемский дворец?! Не делай этого, а то, пожалуй, разгневаешь господина Эбергарда.

— Другого способа не существует, Мартин. Масса не узнает, что Сандок был во дворце, а графиня тоже ничего не узнает.

— Разве что так… Ты всегда был необыкновенно ловкий шпион, как и все чернокожие; ты умеешь как-то особенно пригнуться и, подобно угрю, проскользнуть там, где никто из прочих смертных не сможет пробраться; так покажи же свое искусство, негр! Если тебе удастся напасть на след похищенной, весь свой век я буду называть тебя своим братом.

— Мартин и теперь может называть Сандока братом, потому что дочь масса все равно что найдена.

— Черт возьми, у тебя, должно быть, необыкновенная голова, если ты так уверен в своем успехе; но я все-таки прежде должен узнать, как ты провернешь это дельце, и потому ночью займу твое место во дворце.